Да, удачно я её тогда встретил и вылечил от болезни, и вот теперь мне всё вернулось. Твори добро, и будет тебе за это награда! А главный приз в качестве приданого — царство Аксум, ну и преданность её папаши, правда, пока только на словах, но где есть слова, там будут и дела, иначе не получится. Мамба я или кто⁈
— Как тебя зовут? — спросил я у девушки.
— Кассиопея!
— Гм, красивое имя. У тебя была мать из Рима или Греции?
— Нет, но так решил меня назвать отец!
Я невольно перевёл взгляд на царя Аксума, но тот молчал, лишь хмуро смотрел то на меня, то на дочь.
— Я помню тебя совсем ещё юной, а сейчас ты превратилась в прекрасную девушку.
— Я не знаю тебя и… и… и… и не хочу знать! — внезапно выпалила девушка, отшатнувшись назад.
После этих слов моё лицо окаменело, а рука невольно потянулась к кинжалу. Не то, чтобы меня это сильно задело, но за каждое слово принято отвечать, а положение принцессы в захваченной стране хуже обычной крестьянки.
— Кассиопея, уходи и жди в своей комнате, — отрывисто бросил Ахмек-тэре, увидев, что его жизнь вместе с жизнью дочерью повисла на волоске, и обратился сразу же ко мне, — она напугана, дай ей время прийти в себя!
— Она уже взрослая, чтобы отвечать за свои слова и нести ответственность за свои поступки, мне не нужна жена, которая при первой же встрече, зная, что её ждёт, позволяет себе говорить всё, что ей вздумается. Ты сдался мне добровольно и потому я оставляю тебе жизнь и жизнь твоей дочери, но ты больше не царь. Твоя судьба целиком в моих руках. Твои воины разоружены и не в силах мне помешать, да и немного их осталось. Это царство будет моим, отсюда я пойду дальше, захвачу Куш и расширю его. В твоих руках твоё будущее, бывший царь и великий визирь! У тебя есть выбор: либо бесславно погибнуть, либо стать моей опорой здесь, а дочь твоя насколько красива, настолько же и глупа. Подумай над этим! Я оставляю тебя вместе с ней, а все твои воины проведут время за городом, вместе с другими пленными, пока я не подчиню себе всё царство. Думай, Ахмек-тэре, думай! Чуть позже я приду и решу, что с вами дальше делать, — и, развернувшись, я покинул зал, дав знак своему сотнику выполнить мои слова в отношении царственных пленных.
Что же, ничего иного я от переговоров и не ожидал, всё предопределено, но не судьбой, а нынешней ситуацией. Царю деваться некуда, и он это понимал. Что касается девушки, то она мне понравилась. Красивая, смелая, честная, хотя, за такую честность обычно наказывают. Другой бы, настоящий дикарь, давно воспользовался её беспомощностью, а бывшего великого визиря казнил, чтобы не мешал.
Мне же нужно создавать своё государство и находить людей, на которых можно опираться, не на дикарей же делать ставку? Для управления нужны грамотные люди и умные, а не те, которые только и умеют бродить по саванне в поисках пропитания. Нет, если я хочу создать великое государство, мне нужны кадры. На этой мысли я вздохнул и прекратил её додумывать.
Весь остаток дня я провёл на ногах, следя за тем, чтобы город не сожгли, а излишне ретивые воины из числа кочевников, как наиболее диких, не начали творить откровенную дичь. Это уже мой город и мои жители, пусть они об этом ещё и не знают. Одного пришлось даже прилюдно казнить, а то уже совсем «берега» потерял.
Спустилась ночь, и я вернулся во дворец, где меня ждала обречённая на неведенье семья бывшего царя. Холл дворца был наполнен десятком скучающих воинов, что оживились при моём появлении, а главный зал вообще оказался пуст.
— Где Ахмек-тэре? — задал я вопрос сотнику своей личной охраны.
— Он находится в комнате больного грека, вместе с дочерью.
— Больного грека? Интересно! Ведите меня туда.
Через несколько минут я оказался в небольшом помещении, в котором находилась вся троица, и где я мог познакомиться с третьим, доселе неизвестным мне лицом. Им оказался старый грек, о котором я раньше не слышал. С первого взгляда мне стало ясно, что он болен, скорее всего, чем-то вроде подагры, или это какая-то болезнь суставов и ещё чем-то.
Войдя внутрь, я хмыкнул.
— Интересное у вас подобралось общество, прямо очень интересное… Поверженный властитель, его дочь и… видимо, её учитель, так?
Не дожидаясь ответа на свои слова, я подошёл к греку и стал рассматривать, схватив его руку за запястье, тот не сопротивлялся, понимая, что это бесполезно. Закончив осмотр, я сказал.
— Тебе нужна змеиная мазь на суставы и горячее питьё, настоянное на ароматной смоле дравы африканской, смешанной с маслом миртового дерева и ещё парой ингредиентов, которые у меня есть. Она поставит тебя на ноги. А теперь ответь мне на вопрос, кто ты и что тут делаешь с моими царственными пленниками, мм? Я раньше тебя не видел и не слышал о тебе.
Грек изрядно удивился, когда я его стал осматривать, но быстро овладел собой.
— А как ты мог узнать обо мне, о новый вождь неведомых племён, разгромивших армию Аксума, когда никогда не бывал здесь раньше?
— Я был, но недолго, впрочем, ты прав. Так кто ты?
— Я учитель Кассиопеи по имени Фобос.
Гм, я быстро перебрал в уме слова греческого языка и вспомнил греческих богов. Фобос олицетворял у древних греков страх.
— Фобос? Довольно странное у тебя имя, я бы даже сказал, что очень мрачное и ужасное. Кто дал тебе его и почему?
— Его дали мне мои товарищи после некоторых случаев, что произошли со мной и с ними.
— Понятно, видимо, не зря дали, что ты оказался аж на краю Вселенной и, если уж выражаться по-простому, в заднице известного людям мира.
— Кхе-кхе-кхе, — закашлялся грек, — а ты, вождь, слишком образован и умён для того, чтобы быть никому доселе неизвестным вождём дикарей, — грек снова закашлялся и продолжил, — на этом самом краю мира.
Я хмыкнул и, честно говоря, в душе даже обрадовался, что встретил человека, с которым можно разговаривать почти на равных. А то я тут уже скоро завою. А старик-то болен, довольно сильно, тут и подагра и, видимо, малярия, надо лечить.
— Ну, мне тоже пришлось бежать сюда из тех краёв, в которых стало неуютно. И вот я повстречал купца, что остановился на дороге, спасая юную дочь великого визиря Аксума, а я как раз еле отбился от ватаги дикарей, что хотела меня съесть, но мне повезло. Огромный летающий хищник напал на них и тем самым спас меня, я его называю птеродактилем.
— Птеродактилем? — распахнул в удивлении свои глаза грек. — Ты знаешь латинский? И почему его ты назвал пальцекрыл? (на латинском птеродактиль — пальцекрыл).
— Это не я его так назвал, впрочем, это неважно. Местные называют летающего монстра Попобавой, его я убил в разрушенном городе финикийцев и забрал яйцо из его гнезда. Это оказалось нелегко, но я смог, и теперь ношу в знак той славной победы вот этот плащ, сделанный из перепонок его крыльев.
— Убил летающего монстра в одиночку? Я слышал о нём и даже видел издалека, ужасный и непонятный зверь, но если ты действительно убил его, то как ты смог это сделать?
— Яд, — кратко ответил я, — хороший, сильный яд и трезвый расчёт. Трезвый расчёт — основа всего, и вот я стою перед тобой, а птеродактиль догнивает на вершине скалы в окрестностях храма Баала.
— Баала? — нахмурился грек, — ты и там был?
— Я много, где путешествовал. Я и в центре Африки побывал и смог вернуться назад, но ты много задаёшь вопросов, старик, хотя мне нравится с тобой разговаривать. Я вижу, ты серьёзно болен. Я могу тебя вылечить и спасти от смерти, но мне нужна награда за это.
— Ты хочешь меня спасти? Ты вождь и я, несчастный полумёртвый пленник? Зачем я тебе и какую награду я могу тебе дать?
— Да. И хоть я вождь, но мне нужны умные люди, образованные, а дураки образованными не бывают. По этой причине я сохранил жизнь и тебе, царь Аксума, и тебе, дочь его Кассиопея. Для меня вы слишком ценные кадры, чтобы просто закопать вас в землю. Я приказал не убивать горожан, и каждый, кто осмелился перечить моему слову, сейчас уже мёртв. Мои воины могут грабить и даже гоняться за женщинами, но ни один не сможет убить кого-либо безнаказанно. Пока я один, мне сложно уследить за каждым, но наступит тот день, когда сотни преданных мне людей начнут выполнять мои приказы, не за страх, а за совесть, ради своего будущего и ради того комфорта, который они получат взамен. Я знаю будущее, и я иду к нему по только мне видимому пути.
