— Хараим, возьми с собой десяток тяжеловооруженных воинов и объяви, что я хочу переговорить с их вождём. Я готов обсудить с ним вопрос о почётной сдаче.

— Да, повелитель, — склонил голову Хараим и отправился выполнять приказ. Вскоре он в сопровождении десятка воинов вышел из дворца, и тут же оказался встречен громкими криками дикарей. Свистнуло несколько стрел, но вождь дикарей поднял руку, и всё стихло.

В это время я как раз решал: вызвать на переговоры царя Аксума или дать команду на штурм дворца, когда внезапно зазвучал царский гонг, ворота дворца распахнулись и оттуда вышли десять воинов во главе с человеком, по виду которого можно понять, что он, как минимум, десятник. Выйдя, они тут же остановились, ворота за ними захлопнулись, оставив наедине с сотней моих воинов.

— Царь Аксума, высокочтимый Ахмек-тэре, хочет вести переговоры с вождём вашего войска об условиях своей почётной сдачи.

Представитель царя сразу увидел меня и поэтому говорил, обращаясь ко мне, но на почтительном расстоянии.

— Тихо! — скомандовал я, и удивлённо гудящая разноплеменная толпа тут же заткнулась. — Повтори, что ты сейчас сказал, воин?

— Царь Аксума, достопочтимый Ахмек-тэре, готов обсудить с тобой, доблестный вождь, условия своей почётной сдачи.

— Подойди ближе, воин, чтобы я мог услышать яснее сказанные слова и понять тебя.

Сотник невольно обернулся назад, посмотрев на закрытые двери, потом взгляд его метнулся в сторону узкого и длинного окна. Оттуда послышался приказ, он кивнул и сделал несколько шагов в мою сторону, приблизившись на несколько метров.

— Так получается, что царём Аксума стал бывший великий визирь?

— Да, вождь, он стал им, когда умер предыдущий царь.

— Угу, интересно, надеюсь, что прежний царь умер своей смертью, и всё же, наши пути вновь свелись в один. Угу, а дочь его жива?

— Да, прекрасная Кассиопея жива и находится во дворце вместе со своим отцом, надеясь на твоё снисхождение, о могучий вождь диких племён.

— Прекрасно! Ну, что же, раз она жива и находится во дворце, то я готов обсудить условия сдачи её отца, подарив ей своё снисхождение.

— Я передам твой ответ, вождь.

— Передай, что я стану говорить с ним во дворце, когда вы сложите все оружие. Обещаю, что сохраню всем жизнь.

— Я передам твои слова, вождь.

— Передай, и как можно быстрее, от этого зависит твоя жизнь, воин.

Сотник приложил руку к груди и быстро ушёл, невольно оглядываясь назад. Ему никто не препятствовал и не пытался атаковать. Ворота снова раскрылись, и все вышедшие зашли внутрь дворца.

В главном зале Хараима с нетерпением ждал визирь, который не слышал, что ответил Егэр, но догадывался, не зная подробностей.

— Что он сказал?

Хараим передал слово в слово речь Егэра царю. Ахмек долго молчал, потом отрывисто бросил.

— Я сам выйду, принесите мои доспехи.

Он не был трусом, и сейчас от его поведения зависела преданность воинов в будущем, если, конечно, он останется жив, а если не останется, то какая уже разница?

Через некоторое время ворота дворца распахнулись вновь, и Ахмек-тэре, в сопровождении Хараима и ещё двух воинов вышел навстречу вождю.

Чем ближе Ахмек-тэре подходил к Егэру, тем больше убеждался в том, что видит перед собой совсем другого человека, чем которого когда-то узрел мельком. Сейчас перед ним стоял зрелый муж, одетый в отлично сидящие на нём доспехи и командующий огромным войском. Его лицо, почти прикрытое вычурным дорогим шлемом, выражало крайнюю степень решительности и ощутимую внутреннюю силу, можно сказать, властность, и Ахмек-тэре вынужден был признать, что видит перед собой совсем другого человека, если он и в самом деле являлся тем странником.

— Здравствуй, Егэр.

— Здравствуй, великий визирь, рад видеть тебя живым и здоровым. Я хотел с тобой встретиться во дворце, а ты вышел ко мне сам, да ещё и с оружием. Два года назад я увидел тебя в сиянии власти, придя за заслуженной наградой, и вот теперь мы встретились вновь.

— Я решил встретить свою судьбу лицом к лицу и предложить тебе то, что ты, быть может, и хотел, захватив Аксум. Я вижу, что ты стал настоящим вождём, и я готов выдать за тебя свою дочь добровольно. Если ты женишься на ней, то сможешь основать свою династию, закрепив трон Аксума за своими детьми.

— Гм, а с чего ты взял, что я собираюсь захватывать царство и становиться его царём? Я, может, просто пришёл сюда пограбить.

— Ты тогда сразу бы начал штурм дворца, а ты медлишь, а мог уже залить кровью всё вокруг.

Я усмехнулся.

— Твоя дочь — достойная награда, но что ты дашь в приданое за ней, если я всё взял сам с боя? Разве у тебя что-нибудь ещё осталось?

Ахмек-тэре внимательно изучал моё лицо и молчал, пытаясь понять, чего на самом деле я хочу. Его воины, что стояли позади него, да и мои тоже, расположившиеся вокруг, внутренне недоумевали, не зная ни моих мотивов, ни моих планов. Эти планы знал только я и никто больше, а они должны подчиняться, думать и решать буду я. Единоначалие — так это называется в армии, и абсолютизм, так обзывается в политике.

— Я могу дать в приданое свою верность, если она станет твоей женою.

— Гм, звучит слишком легко в окружении моих войск, но для начала ты должен сложить оружие и показать свою дочь, вдруг она не так красива, как мне бы этого хотелось.

— Ты видел её, когда она была совсем юной и даже вылечил! С тех пор она стала только прекраснее, вступив в пору девичества.

— Посмотрим! А пока, сложи оружие, я сам посмотрю на неё, я гарантирую тебе жизнь и жизнь всем твоим воинам, что сложат оружие сейчас.

— Я сдаюсь, — склонил голову Ахмек-тэре и, вынув из ножен богато изукрашенный меч, бросил к моим ногам.

— Бросайте оружие! — приказал он своим воинам, и те выполнили приказ царя.

Через несколько минут мы входили во внутренние покои дворца, обезоруживая оставшуюся личную царскую гвардию.

Дворец взят без боя, но борьба за власть над Аксумом только начинался, и я это прекрасно понимал. Побеждает не тот, кто взял столицу, а тот, кто удержал её за собой.

— Как зовут твою дочь, царь? — спросил я Ахмека-тэре.

— Кассиопея, Егэр.

— Кассиопея? Но ведь это латинское имя?

— Да, я дал ей это имя, потому как его мне подсказал оракул, когда я путешествовал по Египту.

— Вот как? Интересно, ну что же, тем лучше, мне нравится это имя. И где же она?

— Сейчас ты увидишь её, вождь.

Кассиопея нашлась в приёмном зале. Она тихо стояла там, спрятавшись за резную спинку деревянного трона.

— Кассиопея, выйди, не прячься, вождь даровал нам жизнь, взамен на нашу покорность. Он должен посмотреть на тебя, чтобы решить нашу участь окончательно. Покажи свою красоту во всём величии, о моя дочь, моя принцесса!

Девушка секунду помедлила, а потом, решительно тряхнув головой, вышла из-за кресла, встав прямо перед нами. Я посмотрел на неё в упор. В этой комнате окна отсутствовали, и при свете светильников девушка смотрелась несколько иначе, чем если бы стояла в лучах солнечного света. Интимный полумрак скрадывал все недостатки, если таковые у неё имелись, и подчёркивал все достоинства её фигуры.

Под моим пристальным взглядом она сначала зарделась, затем разозлилась и, подняв правую руку к волосам, быстро дёрнула ленту, которой они были связаны. Густая копна чёрных, как смоль, волос тут же рассыпалась по её смуглым плечам. Решительно мотнув головой, она шагнула ближе ко мне, выпятив вперёд грудь так, что тонкое льняное сукно натянулось, чётко обозначив маленькие и твёрдые соски.

М-да, до лифчиков тут ещё не додумались, так что, нагота её тела во всей своей первозданной красе оказалось прямо передо мной. Ну, что же, весьма неплохо, весьма, особенно для юной девицы. Девушка и правда понравилась мне, да и любому, оказавшемуся на моём месте, тоже. Смуглое, с правильными чертами, лицо, пухлые, красиво изогнутые губы, тонкие брови вразлёт, высокий, чистый лоб и длинные, роскошные чёрные волосы. Фигура тоже не подкачала, сочетая в себе тонкую талию, длинные ноги и неширокие, округлой формы бёдра.