— Ее звали Анна, и родилась она в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году. Катя родила ее в тридцать два года.

— Понятно. А у Кати были еще дети?

— Нет, больше не было.

— Значит ты был знаком только с Анной?

— Да.

— Расскажи, какая она была? — попросил прадедушка.

— Она была очень красивой и умной, чем-то похожей на свою мать. Я когда рассматривал фотографию Кати, на общей фотографии после девятого класса, сразу ее выделил, еще не зная, что она мама Анны. Она мне сразу очень понравилась, — вздохнул Старик-Саша, — Представляете? Вот как такое можно объяснить?

— Согласен. Объяснить сложно. Да и осознать непросто. И какие у вас были с ней отношения? — он медлил и продолжил уже более строго: — С моей правнучкой.

— Мы познакомились с ней на выставке, в Москве, в две тысячи тринадцатом году. Она была не замужем и руководила биотехнологической фирмой.

— Ты хотел сказать — государственным предприятием!

— Нет, частной фирмой. У нас там уже был капитализм.

— Очень интересно! Продолжай.

— Я ей тогда помог, и мы начали общаться.

— Общаться, — лицо академика, словно грозный удар молнии, расчертила ехидная усмешка. — Какое может быть общение между мужчиной и женщиной? Только не говори, что деловое. Всё равно не поверю.

— Можете не верить, но изначально — действительно деловое.

Дед насупился еще сильнее:

— Сколько вам было лет?

— Мне пятьдесят, а ей тридцать.

— Вы были любовниками? — прямо спросил академик, нервно растирая подушечками пальцев пульсирующие виски.

— Нет. Она любила меня.

— А ты ее?

— Я был тогда женат… — угрюмо ответил Александр. — Но, — он замолчал, а потом решительно произнес, глядя на замершего в ожидании старика: — Я ее тоже любил.

— Ясно, — помедлив, прохрипел Порфирьевич. — Седина в бороду, а бес в ребро? На молоденьких потянуло?

— Зря Вы так, Сергей Порфирьевич! Это не было банальной интрижкой. Анна была не как все. Она бы никогда не согласилась стать любовницей! Мы были друзьями, даже… больше, чем просто друзьями.

— В ее уникальности я не сомневаюсь! Она ведь моя правнучка! — гордо ответил не состоявшийся прадедушка. — А вот что означает больше чем друзьями?

— Может быть это прозвучит очень пафосно, но это было родство душ.

Сергей Порфирьевич, ожидаемо, расхохотался. Причем искренним мужским смехом, наполненном язвительной иронией. Но потом любопытство взяло верх, он успокоился и спросил:

— Понятно. И что же было дальше? С вашим родством?

— Мы год общались на расстоянии, а потом решили встретиться. Она предложила приехать ко мне, на машине.

— Дожили вы там! Не мужчина к женщине, а женщина к мужчине едет! — саркастически заметил вредный дед.

— Так получилось. Она насмерть разбилась на выезде из своего города, — с печалью ответил Старик-Саша. В кухне повисла мертвая тишина. Наконец, дедушка Кати сказал:

— Это какой-то злой рок. Катя погибла в автокатастрофе, Анна погибла в автокатастрофе. М-да, хорошо, что я до этого не дожил.

— Так вот, всю свою оставшуюся жизнь, я винил себя в ее смерти. Дня не было, чтобы я не вспоминал о ней. Как же я мечтал повернуть время вспять и все изменить, — продолжил Старик-Саша.

— Вот это новости! Прямо ушат холодной воды на голову, — задумчиво произнес дед, думая о чем-то своем. Снова повисла тишина. Наконец, старый академик прервал затянувшееся молчание:

— Я еще буду думать над всем тем, что ты мне рассказал. Но давай вернемся к нашим делам. Какое отношение всё, что ты рассказал, имеет к проблеме направленного переноса личности? И подожди, как ты узнал, что Анна, дочь Кати, если ты сказал, что никого из нас не знал?

— По ее кулону. Малахиту в серебре. И по приметной царапине сзади.

— Кулону моей жены? Бабушки Кати? — удивился старый академик.

— Да! Я его увидел на портрете, в комнате Кати, а потом она мне его показала. И я вспомнил, что точно такой же медальон показывала мне Анна. Но самое главное, на нем была точно такая же царапина. Вот тогда я понял, что Катя и есть мама Анны.

— Ясно! Но вопрос у меня всё тот же. Какое отношение это имеет к направленному переносу личности? — не унимался старый академик.

— Теперь я думаю… нет, я уверен, что самое прямое! — ответил Старик-Саша. — Больше всего, в оставшейся после гибели Анны, жизни — я хотел изменить тот день, сделать так, чтобы она осталась жива. И вот, после своей смерти, я здесь! И могу не только предотвратить гибель Анны, но и гибель Кати!

— Ты хочешь изменить будущее? — спросил дедушка Кати.

— Да! Кроме того, что она мне очень нравится — я хочу прожить всю свою жизнь с ней, родить наших с ней детей. А для этого я сделаю все, чтобы той автокатастрофы не произошло.

— А ты задумывался о том, что твоя Анна… наша Анна, тогда… вообще не родится!

— Не родится! Но и не погибнет так рано! Хотя я уже не уверен, что мне удастся все это изменить, — вздохнул Саша.

— Что ты имеешь ввиду? — спросил Сергей Порфирьевич, разворачиваясь полностью к собеседнику и внимательно глядя на него.

— Катя уехала. Увижу ли я ее когда-нибудь еще? А если она выйдет там замуж за другого? И от него родит Анну, — голос юноши был пропитан такой грустью и сожалением, что дед не сдержался и спросил:

— Ты так любишь ее? — спросил дедушка Кати.

— А что по-вашему любовь? Ведь для всех она разная. Затерли и истрепали это слово по поводу и без! У нас… там, в будущем… любовью вообще называют только половой акт! — вздохнул юноша. — А Катя… Думаю ли я о ней? Каждый день! Снится ли она мне? Каждую ночь. Помню ли я ее? Я помню все: ее улыбку, ее ямочки на щеках, ее запах, ее глаза, ее голос! Видел ли я ее недостатки? Конечно видел. Принимал ли я их? Разумеется. Хочу ли я прожить всю жизнь с ней и состариться вместе? Да! Хочу ли я от нее детей? Если создавать здесь семью и рожать детей, то только с ней. А ее нет рядом, она просто уехала. Вот все вместе, по-вашему, это что?

— Ясно что, — улыбнулся дед, — это точно любовь. Вот что я тебе скажу, Саша! Да, она уехала. Иногда так бывает и это не всегда плохо. Не теряй веру в нее! Если любишь, то жди! Я бы поступил именно так! — улыбнулся старый академик. — А теперь скажи мне, наконец, какое отношение это все имеет к направленному переносу личности?

— Объясняю. Я пришел к выводу, что время и место, куда нужно попасть личности, исходя из моего опыта, можно запрограммировать. Оно определяется желанием самой личности. Но это желание либо изначально должно быть очень, очень сильным, либо… — Саша замолчал.

— Либо? — спросил дедушка Кати.

— Либо это желание может быть усилено до нужной степени с помощью: фармакологических, физических, химических или иных средств и методов, — констатировал Саша.

— А какова мощность той силы, что должна быть победить желание? — спросил старый академик.

— Это как в притче про желание познать истину! — рассмеялся юноша.

— Расскажи, — попросил его собеседник.

— Хорошо! К учителю пришел ученик и спросил его:

— Учитель! Как мне познать истину?

— Очень просто, нужно просто очень этого захотеть!

— Как? — спросил ученик.

— Идем к реке, я тебе покажу.

Они пришли к реке и вошли в воду. Учитель взял голову ученика и полностью погрузил его в воду и стал ее удерживать там. Ученик, вскоре, забился, и стал захлебываться. Учитель его отпустил, тот выскочил из воды, закашлявшись и еле отдышавшись.

— Сильно хотелось вдохнуть воздух? — спросил его Учитель.

— Очень! — ответил ученик.

— Вот когда ты захочешь познать истину, с такой же силой, как ты хотел вдохнуть воздух сейчас, тогда ты ее и познаешь!

— Интересно! — усмехнулся старый академик. — Ты хочешь сказать, что это желание должно быть на пределе возможностей организма человека?

— Именно! Ведь моя личность перенеслась в момент моей смерти, когда организм был в агонии и работал на пределе своих возможностей!