Я узнал «Вальтер»-девятку[1], от рукоятки которого под задравшийся рукав пиджака Кремера уходила какая-то то ли веревка, либо резинка. Вот же, сука! Как мы с дедом могли так опростоволоситься и не найти спрятанного в рукаве пистолета?
Я слышал о подобных способах скрытого ношения оружия. Да что там слышал, и видел во множестве фильмов и сериалов тысячу раз. Большая часть того, что была показано по ящику, всякие мудреные штуки-дрюки, на пружинах и рычагах — обычный киношный развод. Слишком сложно в исполнении, и в любой момент может подвести.
А вот в фильме «Рожденные революцией» был действительно показан действенный способ скрытого ношения и выбрасывания в ладонь маленького пистолетика на резинке. И именно точно такого же «Вальтера» девятой модели, который подарили Коле Кондратьеву московские коллеги.
Если не принимать во внимание анахронизма, присутствующего в фильме, действие в котором происходит в 1918-ом году, а этот карманный микро-пистолетик был впервые выпущен в 1921-ом, способ вполне себе простой и безотказный, как три копейки.
Я сам в детстве такой фокус с пистонным пистолетиком проворачивал. И всё себе вполне работало. Но по прошествии стольких лет я об этом абсолютно забыл. И вот… А ведь и чуйка мне во весь голос кричала: жди беды от этой сволочи!
А я, дурень, к ней не прислушался! Надо было потихоньку задавить гниду, и выходить с его подельником. Ведь он был куда сговорчивее. Почему? Ну, почему у меня всё время так?
Все эти мысли мгновенно пролетели у меня в голове за какие-то доли секунды, но руки начали жить «своей жизнью» еще раньше. Первая пуля досталась, конечно, идущему впереди оберст-лейтенанту. И, честно скажу, никаких угрызений совести я не испытывал. Они пришли на нашу землю как бешенные псы. А бешенных собак надо пристреливать, лечение тут не поможет.
Получив в почку девять граммов свинца, начальник оперативного штаба 13-ой танковой дивизии вермахта рухнул со ступенек крыльца тарасовского Дома культуры прямо мордой лица в глубокую лужу. Он замер там, видимо от болевого шока, и больше не рыпался. Минус один.
Но еще до того, как он свалился, я уже пальнул в пронырливую тварь, подстрелившую деда. Но грёбанный майор каким-то чудом вывернулся и на этот раз, дернув за руку и подставив вместо себя под мой выстрел коренастого шутце, продолжающего придерживать дверь.
От удара пули немца сбило с ног, унося в холл здания, и он отпустил тяжелую створку, которая резко пошла назад под действием тугой возвратной пружины. Это-то и сыграло «злую шутку» для ягд-майора: он почти уже проскользнул внутрь спасительного помещения, но тяжелая дверь с размаху ударила его в бедро, заставив промедлить буквально считанные мгновения.
Но мне хватило и этого, тяжелый и разогнанный пороховыми газами кусок свинца шибанул его в бритый затылок, заставив основательно «раскинуть мозгами», но на этот раз уже окончательно и бесповоротно. Следующими двумя выстрелами я отправил на тот свет еще двух фрицев, нёсших караул на улице, и бежавших со всех ног к крыльцу Дома культуры.
Затем я подскочил к двери и, протолкнув внутрь помещения еще подергивающиеся ноги ягд-майора, захлопнул тяжелую створку, заклинив её через ручку укороченным карабином Маузера, который выронил из рук случайно подстреленный мной шутце. Я расслышал суетливые выстрелы охранной команды, оставшейся внутри Дома культуры, но толстый массив дверного полотна пока сдерживал пули.
Я наклонился к упавшему деду, зажимающему рукой дыру в груди. Сквозь его пальцы продолжала струиться кровь. Твою же… Даже беглого взгляда хватило, чтобы понять — дела деда совсем швах! Огнестрельное ранение в грудь является серьезным состоянием, требующим немедленной помощи и медицинского вмешательства…
При таких ранениях возникает риск проникновения воздуха в грудную полость, что может привести к развитию пневмоторакса, изменению положения сердца и крупных сосудов средостения[2], а в конечном итоге — к смертельному исходу для пострадавшего.
А медпомощи ждать неоткуда, если я только не сумею дотащить старика до Ведьминой балки. А там уж Глафира Митрофановна сделает все возможное и невозможное, чтобы поднять деда на ноги… Но такое развитие событий — это что-то вообще из области фантастки!
Привлеченные криками майора и звуками перестрелки к Дому культуры спешила едва ли не вся танковая дивизия. И уйти от них с раненным дедом за плечами, ну, или всех их перебить к е…ням, та еще задачка…
— Прости… Ромка… — прохрипел дед посиневшими губами, на которых пузырилась ярко-алая кровь. — Подвел… я… тебя…
Так, хреново дело, оценив состояние деда, понял я. Легкое пробито! И дед уже синеть начал! Я придавил его окровавленную ладонь своей рукой, чтобы осуществить первичную герметизацию раны, а вот что делать дальше?
Я-то знал, что нужно срочно наложить окклюзионную (герметизирующую) повязку с закрытием раны воздухонепроницаемым материалом. Подойдет любой полиэтилен — пакет, клеёнка, только где их здесь взять? Еще могла подойти водонепроницаемая упаковка от перевязочного пакета или бинта, но у меня их тоже не было.
Время подпирало — нужно было срочно уносить ноги, пока не стало совсем поздно… И тут мой взгляд упал на двоих подстреленных фрицев, лежащих недалеко от крыльца. А ведь каждому солдату Вермахта и СС полагалось иметь два пакета первой медицинской помощи. Первый, большой пакет с бинтом, хранился во внутреннем кармане правой полы кителя, а если такового не было — в кармане брюк.
На униформе всех родов войск вермахта и различных моделей был предусмотрен подобный карман. Второй пакет, меньший по размеру, находился в правом нагрудном кармане. Но был один нюанс: первоначально бинты заворачивали в старое полотно и перевязывали шнурком, однако, в течении войны появились упаковки и из прорезиненной ткани, защищающие бинты от влаги. Могли также встретиться упаковки из вощёной бумаги.
Я метнулся к мертвым немцам, надеясь, что хотя бы у одного из них окажется в наличие индпакет с упаковкой из прорезиненной ткани. Всё остальное не подойдет. Я старался не думать о том, что старику уже не помочь, и методически обшаривал карманы погибших немцев.
Быстро обшмонав карманы первого трупа, я нервно прорычал свозь сжатые хубы:
— И где же ваш хваленый орднунг, мать вашу?
Чего только не было в карманах этого жмура, но ни одной упаковки бинтов я не нашёл. Как знал, фриц, что они ему не понадобятся, вот и не носил. Зато второй дохляк оказался упакован по всем правилам. Имелся у него и большой индивидуальный пакет, упакованный как раз в прорезиненную ткань.
Зажав пакет в кулаке, я сдернул с шеи ганса ремень автомата и повесил его на свою. Мне оружие сейчас точно понадобиться — в обойме «Парабеллума» осталось всего лишь три патрона из восьми. А обиваться от бегущих ко мне со всех ног фашиков чем-то надо. Вместе с индпакетом и автоматом я вернулся к раненому старику.
— Не трать… на меня силы… Рома… — просипел дедуля, булькая пузырящейся кровью, которая стекала по уголку его губ и марала подбородок. — Тебе нельзя попадаться… им… Может… сумеешь еще… уйти…
— Помолчи немного! — рыкнул я на него, бросая рядом автомат и расстегивая окровавленный китель старика. — Мы своих не бросаем… Черт! — Тугие пуговицы не хотели поддаваться, либо я действовал очень нервно и неуклюже.
Выдернув нож, я срезал пару «особо стойких» пуговиц и распахнул китель. После молниеносно распорол залитую кровью нательную рубаху и взялся за немецкий индпакет. Распустив шнурок, я вытряхнул бинт на ладонь и отложил в сторону. Развернув прорезиненную упаковку, я припечатал её к пулевому отверстию, в которое при дыхании деда с булькающим свистом всасывался наружный воздух.
Я провел ладонью по спине в поисках выходного отверстия, но ранения не было сквозным — пуля, выпущенная из маленького дамского пистолетика, не смогла пробить тело деда насквозь и застряла где-то внутри. Иначе, пришлось бы «герметизировать» оба отверстия.
