Мышцы — оцепенели, обернувшись тупыми баклушами, не желающими подчиняться. Иван испуганно забился, словно заяц, попавший в охотничьи силки, пытаясь скинуть навалившуюся тяжесть — и у него неожиданно получилось! До арки — рукой подать. Шажок за шажком — и вот он уже на свободе! Едва он только покинул территорию двора — время резким скачком вновь вернулось обратно в привычное русло.

— Где он, Сема? — Донесся до Ивана голос фиксатого из подворотни — бандит явно потерял свою жертву. — Куда делся этот терпила?

Подстегнутый криком Чумаков стремительно побежал прочь по улице подальше от злополучного двора… А в его голове неожиданно пронеслась мысль: он только что подтвердил на практике теоретические выкладки Трефилова. Жаль, что профессор не видел этого собственными глазами…

— Вы меня простите, Иван, — виновато произнес Бажен Вячеславович, — но это и было последним испытанием. Поверьте, вам ничего не угрожало: бандиты — это актеры из нашего студенческого театра, а пистолет был заряжен холостыми… Я специально так день подгадал, чтобы вам стипендию выдали…

— Как… вы… да я там переср… — «задохнулся» от возмущения Чумаков, — испугался, одним словом! Вы же знаете обо всех этих убийствах…

— Так именно такого эффекта я и добивался! — Профессор победно вскинул руку с оттопыренным указательным пальцем. — И не прогадал! Вы — тот, кто мне нужен, Ваня!

— Зачем я вам, Бажен Вячеславович?

— Теперь я могу вам рассказать… Только для начала скажите, что с вами случилось после выстрела? Ведь что-то же случилось, не так ли?

— Да, было, прямо как вы рассказывали… — согласился Чумаков. — Я, правда, так и не понял, как это работает…

— Не стесняйтесь, Иван! — приободрил своего «студента» Бажен Вячеславович. — Мы с вами стоим на пороге удивительного открытия!

— Понимаете, профессор, я испугался… сильно… ну, когда сообразил, что меня сейчас застрелят… Прям морозом обдало…

Профессор подался вперед, навалившись руками на парту и жадно ловя каждое слово Чумакова, кивая в такт его словам.

— А затем все замерло! Бандиты застыли… пламя из пистолета… А я двигаться могу, только с трудом, очень-очень медленно. Я как в болото попал…

— Это действие «временной инерции», — пояснил Трефилов, — ваше сознание перестроилось, а тело за ним не поспевало! А со стороны выглядело так, как будто вы просто исчезли!

— Так вы тоже там были? — догадался Чумаков.

— Ну, не мог же я пустить все на самотек? — Виновато развел руками профессор. — А потом я долго убеждал ваших «бандитов», что это не так: вы просто незаметно перекатились в кусты… И позже сбежали. Но, похоже, они мне так и не поверили.

— Так что со мной случилось, Бажен Вячеславович?

— Вы, Иван, в тот момент испытали тот самый эффект «длинного времени»! Вы же были на моём февральском докладе, я помню! Я называю такое состояние «аварийным режимом» человеческого организма.

— Но раньше со мной такого не случалось… Вернее, случалось, но я практически не мог двигаться, как в этот раз…

— А в этом-то и заключается «фокус»! — довольно произнес профессор. — Понимаете, Иван, я собрал одну машину… Вот её-то воздействие на испытуемых я и проверял…

На этом моменте меня вновь «вышибло» из памяти деда в окружающую реальность 1942-го года. Старик продолжал сидеть за столом, но с весьма напряженной физиономией — над его уродливой раной колдовала Глафира Митрофановна, а Акулинка ей ассистировала.

Мне стало ясно, что явилось причиной моего «возвращения» — я ощущал, как больно было моему старику, он ни единым звуком, ни единым жестом этого не показывал. Не человек — скала. А ведь я только что видел его обычным парнем, ничем не отличающимся от тысяч и тысяч других таких же парней и девчонок молодой страны Советов.

Когда же он успел так закалить свой характер? Ведь и особо времени у него и не было — пять-шесть лет от силы. Не знаю, рассказывал ли мой старик о своей дальнейшей судьбе, пока я «плавал» в пучинах его памяти, но я собирался «досмотреть» историю с профессором Трефиловым до конца.

Моя чуйка, которая меня еще не разу не подводила, говорила, что в будущем мне придётся еще столкнуться с последствиями этой истории. И, кстати, я, наконец-то, узнал, откуда в моей голове взялся этот интересный термин — «аварийный режим».

Друзья, помните, что лайки на книге мотивируют автора писать больше и чаще! Подкиньте сердечек на удачу злыдню, Чуме и его деду))) Спасибо! Всех Благ и приятного чтения!

Май 1936 г.

СССР

Москва

Практически все свободное пространство одной из комнат большой профессорской квартиры занимала собранная вручную Трефиловым из подручных средств «Машина» — «выделитель-накопитель индивидуального времени». Безумное переплетение проводов, электромагнитных катушек, намотанных вручную, перемигивающихся лампочек, вольтметров, амперметров, резисторов.

Посередине комнаты в окружении генераторов электромагнитного поля стоял в специальной стойке дворовой пес в наморднике. Шерсть пса была местами выбрита, а к «голой» коже прикреплены многочисленные датчики на присосках.

Машина утробно гудела, дергались стрелки приборов, за которыми внимательно наблюдал Трефилов. Наконец он повернул тумблер выключателя, машина затихла, лампочки потухли, и стрелки приборов возвратились к нулю. Трефилов недовольно щелкнул ногтем по светящемуся регистратору «накопителя», стрелка которого ни разу не дернулась за время работы машины.

— Не понимаю, вроде по расчетам должно работать…

Трефилов «помассировал» кулаками покрасневшие от бессонных ночей глаза, его руки ощутимо подрагивали — сказывалась постоянная усталость и недосыпание. Профессор подошел к стойке, отвязал пса и снял с него намордник. Ласково потрепал по лобастой голове.

— Хороший пес, умный. Только чего-то не ладится у нас с тобой… Ну, иди, поешь на кухне.

Пес, радостно повизгивая, стремглав выбежал из комнаты, а Трефилов решил еще раз проверить «машину». «Пробежавшись» по проводам, он сверился с электросхемой, проверил питание и тяжело вздохнул:

— Ведь правильно все! Но почему же не работает?

Он убирал к стене собачью стойку, а на ее место поставил стул.

— Была, не была!

Трефилов скинул рубашку, прицепил к телу несколько датчиков, связанных толстыми жгутами проводов с «машиной» и взял в руки переносной выключатель. Посмотрев в зеркало, висящее на стене, Трефилов подмигнул своему отражению.

— Ну, что, с Богом? — И повернул рубильник.

Катушки электромагнитов и трансформаторов вновь басовито загудели. Стрелки многочисленных вольт и амперметров «ожили» и пустились «в пляс», заморгали лампочки. Трефилов бросил мимолетный взгляд на датчик, регистрирующий выделенное время, но его стрелка к великому сожалению профессора даже не дернулась.

Неожиданно профессору стало дурно: в глазах «задвоилось» и голова пошла кругом. За секунду до потери сознания, перед тем, как в глазах совсем потемнело, Трефилов заметил, как стрелка прибора слегка дрогнула, отклонившись на полделения от нуля.

Очнулся Трефилов на полу под ровный гул «машины», выпав из окружения электромагнитов. Датчики отлепились от его тела. Попытка подняться на ноги отозвалась в голове острой болью.

— Чего ж так хреново-то? А?.. — Схватился руками за голову профессор. Но, вспомнив об отклонившейся стрелке, он забыл о плохом самочувствии и подскочил с пола. — Неужели работает? — не веря в случившееся чудо, произнес Трефилов, наблюдая за стрелкой прибора, застывшей на третьем делении.

Опомнившись, он взял выключатель и обесточил «машину». В наступившей тишине прибор продолжал регистрировать содержащуюся в накопителе неизвестную науке «субстанцию».

Трефилов вновь взглянул на свое отражение в зеркале:

— Ну что, брат, некуда отступать?

Отражение в зеркале согласно кивнуло.