— «Эффект длинного времени», — ответил Иван.

Фролов вновь шумно отхлебнул из стакана:

— И как наша научная общественность отнеслась к этому эффекту?

— Не понравилось им выступление… — Поник Чумаков. — Обвинили его в ненаучной ереси, мистификатором обозвали…. Завтра будут на партсобрании ставить вопрос о его исключении из университета…

— Вот даже как? — удивленно приподнял брови Фролов.

— Да они просто замшели в своих заблуждениях! — Иван с горячностью кинулся на защиту Трефилова. — Совсем не приемлют революционных методов Бажена Вячеславовича…

— Я понял, Ваня, — немного осадил парня чекист. — Ты точно перед немцем не засветился? — Фролов резко отодвинул в сторону опустевший стакан, только ложечка дзинькнула о стеклянный край.

— Обижаете, товарищ старший лейтенант… — Чумаков укоризненно посмотрел на чекиста. — Может, задержать его? Хорста-то? Тряхнуть, как следует… Ведь есть у него какие-то виды на изобретение профессора? Хотя, Трефилов от предложения фрица отказался наотрез…

— Ох, Ваня… — Фролов покачал головой. — Тряхнем? И чего этим добьемся? Если уж его коллеги-ученые ничего не поняли, куда уж нам разобраться?

— А чего ж делать-то?

— Значит, говоришь, Трефилов отказался от предложения Хорста? — переспросил Фролов.

— Отказался наотрез! — кивнул Чумаков.

— Но ведь он в любой момент и передумать сможет, — задумчиво произнес чекист. — Вот турнут его завтра из института…

— Помогите, товарищ старший лейтенант госбезопасности! — взмолился Иван. — Нельзя, чтобы такие светлые головы в Германию утекали — нам нашу науку двигать надо!

— А ты, прав, Иван, — неожиданно согласился с парнем Фролов, — нельзя, чтобы Трефилова исключили. Какая-никакая, а «веревочка» для Хорста… — произнёс он себе под нос. — Если с этим возникнут проблемы — сразу ко мне! Хотя нет, сделаем так… Ты, Ваня, общественно-полезной работы, смотрю, не гнушаешься? Побудешь пока чекистом «на общественных» началах? Соответствующую бумагу я тебе выправлю… Людей у нас, понимаешь, не хватает, чтобы к каждому профессору, даже гениальному, человечка приставить.

— И что будет входить в мои обязанности? — Даже опешил от такого предложения Чумаков.

— Будешь курировать Трефилова, — пояснил Лазарь Селивёрстович. — Вот, кстати, заодно и проблему с его увольнением решишь — это и будет твои первым заданием…

Ранним утром ректор института биологии, стареющий солидный мужчина с «породистым» лицом и шикарной седой шевелюрой, зачесанной назад, склонился над бумагами, которые подсовывал ему на подпись парторг Кабанов.

— И вот еще, Иннокентий Петрович…

Ректор взял протянутую Кабановым бумагу и, прищурив глаза поверх очков, бегло её просмотрел.

— Что это, Силантий Еремеевич? — оторвавшись от исписанного убористым почерком листка, спросил он.

— Повестка внеочередного заседания партийного…

— По вопросу об исключении гражданина Трефилова из нашего университета? — резко перебил Кабанова ректор.

— Да. Наша партийная ячейка считает, что вышеуказанный гражданин Трефилов не соответствует образу советского ученого! — Продолжал стоять на своем парторг. — И ему не место в нашем храме науки! — Пафосно закончил он свою речь.

— Да вы с ума сошли! Трефилов… — Раздавшийся стук в дверь прервал ректора, разозленного выходкой Кабанова. — Что еще⁈

В кабинет заглянула испуганная «сухонькая» и седая женщина — секретарь ректора:

— Иннокентий Петрович, тут к вам пришли…

— Я занят, пусть подождут! — рявкнул, словно разгневанный бегемот, Иннокентий Петрович.

— Но… — чуть ли не шепотом произнесла секретарша. — Это товарищ из органов…

Аккуратно отодвинув секретаря в сторону, в кабинет по-хозяйски зашел Чумаков, на ходу вынимая из нагрудного кармана удостоверение «внештатного сотрудника НКВД», выписанного вчерашним вечером старшим лейтенантом госбезопасности Фроловым. Он продемонстрировал удостоверение ректору и Кабанову, не передавая его в руки и не раскрывая.

— Сотрудник главного управления госбезопасности Чумаков, — максимально обтекаемо представился он присутствующим, опустив «внештатный».

Лица ректора и Кабанова синхронно «вытянулись». Ректор нервно поправил галстук, а Кабанов начал суетливо собирать подписанные бумаги с его стола.

— Ч-чем об-бязаны?.. — с трудом справившись с волнением, произнес ректор. — Постойте, — неожиданно узнал он Ивана, — вы же наш студент, если я ничего не путаю…

— Одно другому не мешает, товарищи! — строго произнес Чумаков. — Зато у соответствующих органов возникает меньше вопросов к учебному заведению, — продолжал он гнать пургу.

— Виноват! — слегка заикаясь, принялся оправдываться ректор. — Иннокентий Петрович Зябликов — ректор данного института, — ректор порывисто поднялся со своего места. — Ах, да… вы же меня и так знаете… Чем могу помочь нашим доблестным органам государственной безопасности?

— На данный момент меня интересует лишь один ваш сотрудник — профессор Трефилов…

— Вот, а я о чем, Иннокентий Петрович? — неожиданно влез в разговор Кабанов. — Данным гражданином уже и органы интересуются! Гнать его надо из науки, поганой метлой гнать! Правда, товарищ Чумаков?

— А вы, собственно, кем будете, товарищ? — строго взглянул на Кабанова Иван. — Не припомню вас среди преподавательского состава.

— Кабанов. Силантий Еремеевич, — став едва не по стойке смирно, представился Кабанов. — Парторг…

— Вот что, товарищ парторг… — Чумаков подошел к Кабанову и властно взял его «под руку». От этого прикосновения Кабанов ощутимо «напрягся». — Советую вам забыть про исключение товарища Трефилова из института.

— Но… я же… почему? — судорожно выдавил Кабанов. — Он же занимается не наукой, а черте знает чем…

— Забудьте про него! — беспардонно перебил парторга Иван. — Это всё, что вам необходимо знать! Вы меня поняли, товарищ Кабанов? Или по-другому объяснить?

— Понял… Так точно… Есть… — побледнев еще сильнее, промямлил Силантий Еремеевич.

Чумаков довел Кабанова «под руку» до двери кабинета и, отпустив, подтолкнул в спину:

— Тогда я вас больше не задерживаю, товарищ парторг. И держите язык «за зубами»!

Кабанов поспешно кивнул и стремглав выскочил из кабинета, закрыв за собой дверь. Иван вернулся к столу ректора и уселся на стул перед его столом.

— Да вы присаживайтесь, Иннокентий Петрович, — «добродушно» улыбнулся он, — разговор у нас с вами будет долгим…

Выскочив из приемной ректора, Кабанов остановился в коридоре, навалившись одной рукой на облупленный подоконник. Потер свободной ладонью в области груди, «массируя» отчего-то занывшее вдруг сердце. Слишком многие сотрудники института в последнее время бесследно «исчезли» после таких вот визитов товарищей из органов. Слишком многие…

Что б он провалился, этот Трефилов, со всей своей безумной теорией! Кабанов сделал несколько глубоких вдохов, щемящая тяжесть в груди вроде бы улеглась. Отлипнув от подоконника, Силантий Еремеевич неспешно побрел вдоль закрытых аудиторий, глядя себе под ноги. Он не переставал размышлять, чем же все-таки ему аукнется этот разговор с наглым сопляком-чекистом. Не замечая ничего вокруг, он столкнулся с доцентом Сергеевым, перегородившим ему дорогу.

— Товарищ Кабанов, — с ходу «взял быка за рога» Сергеев, — я хотел поговорить с вами о Бажене Вячеславовиче… А конкретнее — о его исключении…

Кабанов резко толкнул плечом Сергеева, освобождая проход:

— Да отстаньте вы от меня со своим Трефиловым! Никто его не собирается исключать!

— Правда? — с недоверием переспросил Сергеев.

Но Кабанов, не отвечая и не оборачиваясь, монотонно удалялся от Сергеева.

— И собрания не будет? — прокричал в спину удаляющемуся парторгу доцент, но ответа так и не получил.

— Андрей Михайлович… — со спины к Сергееву подбежала запыхавшаяся секретарша. — Вот вы где! Устала вас искать…

Сергеев обернулся:

— И к чему такая срочность?

— Не знаю, но вас срочно вызывает Иннокентий Петрович! Идите, голубчик! А мне еще нужно отдышаться…