На выходе из городка, нас не проверяли, хотя при погрузке вещей и ценностей споры возникали. Я демонстративно запрещал брать серебро и золото. Был же уговор об этом с князем. Но вот шкуры, бронзовые предметы, свечи, ткани, одежды, в том числе и сундуки боярина, это оставлять не могли, забирали. А еще много комплектов вооружения, доспехов, стрел и луков.

Князь не удосужился попрощаться, лишь прислал своего наручного, чтобы тот передал небольшой пергамент, на котором было написано, нет… предписано воеводе явиться пред ясные очи князя и объясниться. Это можно было бы счесть и за унижение, так как Иван Ростиславович ни разу не вассал, не боярин Юрия. Но точно пока обострять не нужно.

Забрать всех людей мне не дали. Какого-то оружейника, видимо, прославленного, княжич Андрей Юрьевич сам вытянул из обоза, чуть ли не начиная битву с моими братьями-ратниками. Но и без такого мастера, даже на вскидку, было немало ремесленников, которых еще нужно пристроить к делу, да жилье предоставить. Придется рубить избы прямо зимой.

— Были среди боярских ратников, кто сбежал? — спросил я, поравнявшегося со мной Боброка.

— Были, — отвечал десятник.

— Это хорошо, на них, если что и подумают. Сделай, наконец, что должно! Но только уйти, если что от погони, или подожги свое лицо, чтобы не признали, если провалишься, — сказал я Боброку и оставил его, поспешил высказать свое «самое-самое» удовольствие Улите.

Мы уже в четырех-пяти верстах от Кучково, можно особо и не скрываться в повозке. А так ли эта девушканужна воеводе? А так ли он нужен ей? А мне? Нужна ли?

Боброк был из людей, которые не могут служить, если не понимают за что и во имя чего это делают. Пытливый ум парня требовал разъяснений, почему именно так нужно поступать, а не иначе. Между тем, о чем сам десятник не особо догадывался, он был внушаем, поддавался уговорам и манипуляциям. Достаточно было затеять с Боброком разговор, с толикой пафоса, выразительности фраз, приправленный аргументами и фактами, и десятник быстро проникался, становился ярым сторонником того, что ему внушают.

Но нельзя сказать, что подобное — это лишь отличительная черта самого десятника, нет, это такое время на дворе, полное суеверий и еще не привитое качественной прививкой от лжи, хитрости, лести и других приемов одурманивания сознания человека. К чести людей средневековья, нужно сказать, что и в далеком будущем, так же далеко не всегда действовала прививка. И там будут секты, зомбированные сознания, уловки и обманы политиков, в которые все равно многие люди верят. Ну а как же иначе? Если не верить всему и каждому, то и сойти с ума можно.

Так что-то, что собирался сделать Боброк — это, как он для себя решил, его собственное дело, его миссия. Ну а как же? Ведь главное — это сильная, неделимая Русь, способная стать большим, чем есть на данный момент. Свары князей не дают возможности русским землям прирастать. Значит, нужно мирить князей, или отправлять на Суд Божий.

А ведь нужно еще избавляться от половцев, которые медленно, порой ускоряясь, подтачивают могущество Русской Земли. Нужно решать, причем срочно, вопрос с Булгарией, которая перекрыла международную торговлю для Руси и сама обогащается на этом, провоцирует и организовывает набеги на русские земли, чтобы ослабить своего конкурента. Просто необходимо хоть что-то сделать с тем, что германцы уничтожают родственные Русской Земле славянские племена, могущие стать плечом к плечу с Русью… стать Русью. Было бы неплохо основать и православное государство где-нибудь в «Палестинах», ну не все же латинянам шастать у Гроба Господня.

За время общения с тысяцким Владиславом все эти нарративы были вбиты в голову Боброка, как вбивают сваи при строительстве причала: мощно, глубоко, чтобы долго продержалась конструкция. И не только десятник проникся стремлениями и речами крайне странного отрока Влада, устами которого говорит старик. Многие теперь понимают точно, за что готовы воевать и умирать. За веру, единую сильную Русь и за будущие своих детей!

И он, Боброк уже свою войну за это самое будущее ведет.

— Пора уже? — спросил напарник Боброка, Елдаш.

Как же он раздражал десятника! Задавал неимоверное число вопросов, быстро уставал, во всеприготовления старался сунуть свой курносый нос. И никакого уважения и хоть доли субординации. И зачем именно этого Елдаша взял с собой Боброк? Наверное, потому что не жалко его потерять?

Елдаш был типичным представителем племени меря. От каждого рода боярин Кучка затребовал по одному-двух самых сильных молодых мужчин, чтобы в последствии сделать их своими воинами. Вот таким и был Елдаш. На тело — большой и грозный, на разум — скупой и ущербный. По крайней мере, именно так считал Боброк, которого сильно раздражал напарник.

— Ждем! — сказал десятник, укутываясь в овчину.

Все же лежать на снегу, даже скорее всего, в снегу, холодно. Особенно, когда ждать, почти что и не шевелясь. Второй день Боброк, таская за собой горе-напарника выслеживал передвижение княжеской дружины, изучал поведение князя, как устроена охрана при переходах. И вот что он уже понял — то, как организовывает переходы воевода Иван Ростиславович более правильно и безопасно. Гордость брала Боброка, что он не только на правильной стороне, но еще и более разумной.

Может быть потому воевода-брат тщательно следит за соблюдением порядка при переходах, что Ивану Ростиславовичу Берладнику постоянно приходилось перемещаться по враждебным землям: печенегов, половцев, торков. Ну а князь Юрий Владимирович на своей земле и после разгрома боярского заговора он не чувствует опасности вовсе. Право же, ну не будет же по собственному дому Юрий ходить в кольчуге и со щитом!

В любом случае, поведение князя было на руку Боброку. Десятник уже понял, как и где можно подловить Юрия Владимировича, высчитал и рассчитал и свои силы, дальность, определил пути отхода. И все равно было боязно. Нет, не за свою жизнь, которую десятник был готов положить на алтарь общего дела, а потому, что могут узнать его, если поймают. Успеет ли он себя убить, да еще так, чтобы не быть опознанным? А сможет ли это сделать? Нельзя, чтобы появились прямые доказательства в отношении Братства, пусть все думают про мстителей-людей погибшего Кучки.

— Дай мне выстрелить! — потребовал Елдаш.

— Ты стреляешь, если я промахнусь, или попаду, но в ногу-руку, — прошипел Боброк.

Они уже больше трех часов ждали на пригорке появления княжеской дружины. Десятник высчитал, что-то время, которое Юрий Владимирович проводит в седле, как раз должно припасть на проезд извилистого поворота в лесу, который окружали заросли и болота, но где была и холмистая местность. Иной путь, ну или дорога, был, потому Боброк мог и безрезультатно прождать проезд князя, после вновь планировать покушение, исследуя дороги до Ростова. Но тут удача все же прикоснулась к десятнику.

— Товсь! — приказал Боброк.

— Чего? — переспросил Елдаш, не знавший, конечно же, звучаний команд, которые уже внедряются в сотне тысяцкого Влада.

Боброк не обращал внимания на свой говорящий и копошащийся раздражитель. Он поправил на голове белую накидку, чтобы не быть замеченным, после стал выцеливать князя. Как правило, если ростовский властитель не отдыхал на оборудованном для него возу, то возглавлял колону своего воинства, гарцуя на поистине великом коне.

Шагов пятьдесят, не больше разделяло расстояние от жертвы и убийцы… карающей длани, строителя будущего Руси. Последняя формулировка больше нравилась десятнику. Он верил в то, что все делает правильно. Удачность места для покушения также определялась двумя факторами: Боброк со своим напарником размещался на возвышенности метров в тридцать над тропой, по которой должны пройти княжеские воины, ну и, соответственно, сам князь. Тут же есть спуск к зарослям леса, к полянам, где можно проскакать уже и на коне. Так что и стрелять удобно, и уходить сподручнее. Пока это княжьи ратники еще взберутся на холм! Пока сообразят куда им бежать! К этому времени Боброк уже рассчитывал во весь опор уходить на отдохнувшей и сытой лошади, да еще и с заводным конем.