Тьма… какое же емкое и четкое определение дали наши предки большому количеству войск противника. На нас надвигалась именно что тьма. В полуверсте от улепетывающих на всех порах союзных половцев мчались враги, большей частью их же соплеменники. Не было еще понятно, кто именно, это лишь логическое предположение, что черные точки, вдруг, заполонившие пространство — это половцы. Вполне возможно, что среди них были и русичи.

— Нарвутся на наши же ловушки! — пришло ко мне понимание, что еще две версты до нас и после союзники станут страдать от расставленных препятствий: ям, чеснока, вкопанных кольев.

— Ефрем! Бери двух конных и выступай навстречу союзникам. Уведи их в оставленный проход, чтобы не поубивались раньше времени, — приказал я.

На самом деле мне не было особо жаль половцев Аепы, как и его самого. Но противники, если союзники начнут, вдруг, падать, увидят, что впереди ловушки, начнут их обходить без особого урона для себя. Хотя, с практической точки зрения, так терять союзников не особо хотелось. Будь они хоть воинами Апокалипсиса, но направленными против наших врагов, они временно свои.

— Поднимите стяг «быть готовым и бить всеми способами врага», — приказал я, и на быстро сделанном флагштоке стал развиваться красный стяг с белой полосой поперек.

Это было важно, напомнить всем воинам, что в самый первый штурм неприятеля можно бить всеми средствами, не экономить, не заманивать, не показывать свою слабость, чтобы побуждать к новым действиям, а бить со всей пролетарско-дружинной ненавистью.

Я был почти уверен, что когда противник обломит свои первые зубы о наши построения, он отойдет, сменит тактику. Максимум, что могло бы еще случиться, так это повтор штурма, но лишь один раз, и то при условии, что у противника глупые командиры, на что надеяться — последнее дело.

Так что отпор должен стать столь ошеломляющим, чтобы два ударных кулака, а также перегруппировавшиеся воины Аепы, смогли опрокинуть вспять противника. Если не сделать этого, то не то, что наше наступление застопориться, мы окажемся в западне, где нельзя двигаться дальше, а стоять в вагенбургахбольше нельзя. Три дня — и у нас наступит голод. Да, коней можно пустить под нож и я надеюсь, что, победив врага, у нас появится вдоволь еды, благо целый воз соли я с собой взял, можно хоть быстро солить мясо. Вот только, если резать не чужих, а своих коней, то это как высадиться на остров и потопить все корабли.

Я наблюдал, как Ефрем отводил в сторону союзников, которые ранее были предупреждены о том, что могут быть ловушки на поле боя, но все равно перли на них. Все пока правильно. Мы готовы к бою, значит уже наполовину победили, а для противника такая готовность будет сюрпризом, следовательно они наполовину проиграли. Осталось только еще чуточку приложить усилий, чтобы забрать себе «контрольный пакет» акций «на победу». Жаркий выдается денек, во всех смыслах.

Все-таки опыт — это важная составляющая любой деятельности. У меня не было опыта большого средневекового сражения, когда пять тысяч конных скачут вперед, с переполняющим их желанием убить меня. Я все более отчётливо вижу всадников и их решимость, отчего появляются сомнения. Только что я отчитывал Ефрема, а теперь сам допустил мысль, что может что-то пойти не так. Сложно оставаться безразличным. Впрочем, сомнения к Ящеру, включаем боевой режим.

— Приготовься! — услышал я зычный голос Алексея. — Лучники, навесом!

Неприятель был уже в метрах двухстах и можно было рассчитывать, что часть стрел точно достигнут передовые части врага.

Я пока не вмешивался в бой, хотя и посчитал преждевременно пускать стрелы. Нужно подпустить метров на сто-восемьдесят, тогда не только лучники, но иарбалетчики смогут качественно отработать по врагу. Кроме того, подпуская неприятеля ближе, мы лишаем его возможности отступить без серьезных потерь. Но победа — это только когда враг побежит и в дальнейшем даст и нам уйти, не решаясь вступать в новое сражение. А тактикой наскоков нас можно и того… Победить.

Топот копыт сотрясал землю, вибрации подкашивали и до того волнующихся воинов. Но паники я не наблюдал. Даже те бойцы, чьи коленки дрожали так, что это было заметно со стороны, более ничем внешне не проявляли волнения. Ты можешь бояться, обделаться, дрожать, но выполни задачу. Нет людей, которые не переживают перед боем, если только это не адреналиновые наркоманы, но эти переживают по-своему, предвкушая.

И тут началось… Несущийся впереди всадник, видимо почувствовал что-то, или яму должным образом не замаскировали, но половец резко натянул уздцы, вероятно, пережимая челюсти коня. Животному это не понравилось и конь стал на дыбы. И все бы сложилось для конного воина благополучно, если бы он был в гордом одиночестве. Но ведь притащил за собой толпу, так что нашелся один всадник, следующий следом, который не успел отвести коня и протаранил своего соплеменника. Оба неприятельских воинов упали, образовывая небольшой, но затор.

Дальше больше — и то один конь, несущий на себе вражеского кипчака, проткнет копыто острым чесноком, от чего животное дергается или вовсе припадает на ногу. На большой скорости, когда часть конных пустили своих лошадей в карьер, любая потеря конем координации движения — это проблема, с которой может не справиться даже очень опытный всадник.

А сзади напирают соплеменники, стремящиеся стать первыми, кто ворвется за периметр русских укреплений. Вот эти воины и становились жертвами заторов, случающихся все чаще, так как уже несколько десятков коней покалечились, попадаясь в ямы.

— Товсь! Бей! Товсь! Бей! — кричал Алексей, лично командующий лучниками.

Почти три сотни лучников, сведенные в единый отряд, причем, десятая часть от их состава — спешившиеся ратники со сложносоставными луками, стреляли строго по команде. Алексей направлял лучников и те били туда, где была наибольшая опасность прорыва половцев. Били и арбалетчики.

Ржание коней, крики воинов… Еще часа два назад я наслаждался тишиной, а сейчас не могу себе представить, что можно жить без всего вот этого: без адреналина, учащенного сердцебиения, нервов.

Сложно усидеть на месте, лишь наблюдая за сражением. Да и нужно показать полезность тех войск, которые до сих пор высмеивают. Вон, даже арбалетчики мои работают отдельно, по собственному разумению.Буллинг пехоты нужно пресекать героическими сражениями. Создавать социальный лифт и тогда у меня в копейщики еще конкурс на места будет.

— Хоругви! Готовсь! — выкрикнул я.

Хоругвями я назвал тот тип построений, которому больше подошло бы наименование «фаланга» или «терция». Но слово «хоругвь» мне больше понравилось. И пусть в иной реальности лет так через сто-двести так начнут называть отряды в сто человек, здесь я законодатель моды на названия.

— Дозволь быть с тобой! — попросился Ефрем.

— Будь, — усмехнулся я.

Возглавлять построение я не собирался, но выйти из-за стен гуляй-поля вместе с хоругвей, нужно было. Я должен видеть работу воинов, они будут видеть, что не брошены и сам командующий с ними рядом. Это что касается психологической составляющей.

Но была и практическая значимость того, что я собирался выводить пехоту за стены вагенбурга. Так я хотел сдерживать вражескую конницу как можно дольше в местах, полных ловушек и на расстоянии, на котором стрелы наших лучников могут добивать до врага, перелетая над нашими головами. А еще я хотел опробовать новое оружие, захватить которое приказал Ефрему.

— Раздвигай телеги! — приказал я, когда копейщики были построены в колону по десять человек.

Раздвинули три телеги, убрали щиты на них, и, после моей команды, пехота стала организованно выходить за стены вагенбурга, чтобы принять свой первый бой, самый важный уже потому, что первый. Сейчас эти пехотинцы, бывшие еще вчера охотниками, или крестьянами, сдавали комбинированный экзамен.

Во-первых, они должны заслужить статус, по которому окончательно перестанут быть крестьянами, охотниками, бортниками, а станут защитниками Русской Земли. Во-вторых, начинается суровый экзамен передсобой же. Сможет ли воин совладать со страхами, с волнениями, останется ли на позиции и выполнит ли то, что требует командир? Это нужно сделать сегодня, в своем первом бою, иначе тень трусости никогда не покинет воина. Было и в-третьих. Пехота выходит доказывать, что она имеет право быть важной составляющей меняющейся русской военной системы.