— Воевода, ты смотрел те бумаги, что я послал тебе? — спросил я, вновь меняя тему, но пользуясь тем, что Иван Ростиславович склонен к серьезному разговору.

— Бумаги… — смаковал слово Иван Ростиславович. — Экий ты выдумщик, такой способ письма выдумал! Не спеши все продавать, нужно и нам накопить запас… бумаги. Дозволяю тебе платить мой выход бумагами. Но я смотрел грамотки твои, читал…

Воевода пристально посмотрел прямо мне в глаза.

— Очень многого ты хочешь, — сказал Иван Ростиславович. — В Киеве встретимся, оговорим. Мне самому нужно осмыслить весь план, что можно будет сделать, а чего нельзя. Еще накликаем на себя беду и от Новгорода и от свеев, булгар…

Да, я предоставил воеводе свой план развития и деятельности Братства. Для той организации, которая и существует меньше полугода, на бумаге все должно было выглядеть амбициозно, даже слишком.

Например, нужно выходить на Пермь, или как сейчас называются эти земли. Черемисов-марийцев нужно двигать, для чего совместно с Ростовом ставить городки на границе с этими племенами, даже на их территории, но без отрыва от русских земель. Это в иной реальности было сделано, но позже. Нижний Новгород, Городец, Унжа — эти русские фортпосты сыграли важную роль, но не выполнили в полной мере своего предназначения, в том числе из-за Батыева нашествия.

Нужно выходить на Урал, пусть при существовании Булгарии это сделать несколько сложнее, придется совершать круг. Но северное направление нужно еще и потому, чтобы остановить экспансию новгородцев. Новгород — это проблема единой Руси. Однако, если обрезать им пушнину, да еще и поставить сеть острогов, чтобы нагадить шведам, так же начавшим свою экспансию, то вольнолюбивые новгородцы рано или поздно, но придут в единую Русь.

Были планы и на Балтику, но это уже в кооперации с Полоцким княжеством, на юге нужно прорубить вновь «Путь из варяг в греки». Работы очень много, но я не вижу ничего не решаемого, если только получится создать общего врага и забыть об усобицах. Благо, и создавать особо ничего не нужно, хватает врагов.

— Все, о делах после. Выпьем же доброго меда, — воевода поднял свой серебряный кубок, который возил всегда с собой. — За тысяцкого Владислава Богояровича! Долгие лета!

Здравицу подхватили остальные, и пир словно получил новое дыхание, все стали налегать на еду и подливать себе напитки. Два оленя, три коровы, пять свиней — это далеко не все мясо, которое было приготовлено для пира, а так же гречневая и овсяная каша, пшенная каша, правда из неочищенных ядриц. Много хлеба, пива, меда. Вот только на этом пире будет съедено запасов, которые могли бы прокормить всех моих людей, правда дня два, но всех же.

— Ты не позволил мне быть на пире, — с обидой сказала Улита, когда я не совсем трезвый, после того, как расположили всех гостей, ворвался в ее комнату.

В моих покоях будут спасть воевода с сыном и Боромир с женой и со своим сыном, мальчиком лет девяти. Так что мне либо на конюшне, либо…

— Ты ведьма, Улька, — сказал я, раздеваясь. — Сжечь бы тебя.

— Слышала уже такое от тебя. Что воевода? Он возьмет меня в жены? Почему ты не позволил поднести ему меда? — засыпала меня вопросами девица.

— А ты нахрен, оказывается, никому не нужна. Хочешь пойти за десятника? Среди них найдешь тебе пару. Не на тебе, так на твоем приданном женятся, — говорил я, внимая и штаны-шаровары.

Не без труда. Все чутка я подпил. И не думал, что мед и слабое пиво смогут меня пошатнуть. Но тут же иной организм, не привыкший к алкоголю. Но ясность ума до конца я не потерял, пусть голова и шумела.

— А ты? Ты возьмешь меня? — спросила Улита.

Я увидел скатывающиеся слезинки по щеке девушки.

— Что? Ты умеешь плакать? — деланно удивился я.

— Не оставляй меня! — всхлипывая попросила девушка.

— Я подумаю! — я чуть подтолкнул Улиту. — Двигайся, я спать сегодня здесь буду!

— Да? А как же?.. Ну я не против, но это если возьмешь замуж, — всполошилась девица, вспомнив, что она в одной рубахе, к тому же просвечивающейся.

— Ой, да ложись ты спать уже! — сказал я, отворачиваясь на бок.

Вот уверен, что не уснет стерва. Тут же самолюбие так задевается!.. Это же как же так⁈ Лег рядом, и даже не попробовал добиться ее сокровища — чести девичьей. Да и не смог бы я не попробовать, чего там, совершил бы грехопадение. Но вот только что, перед тем как направиться к Улите спать, грешок совершил с Мартой, чтобы суметь сдержаться с ведьмой. Как там у классика? Чем меньше женщину? Вот и будем воспитывать. Кнутом и пряником, может и выйдет что…

Громко шуршали полозья, скользящие по белому зимнему убранству, похрустывал, снег. Без лишней суеты, размерено, катили сани по заснеженным полям. Погода, как для зимы — шикарная, не перестаю ею восхищаться. Еще того и гляди, так и зиму полюблю. Морозец неизменно легкий, не более семи градусов ниже нуля, ветер, если таковой и случается, так не пронизывающий до костей, не ледяной, а, скорее, холодно-свежий.

Есть с чем сравнивать. Те зимы, в будущем, они бывали более суровыми, а погода в целом капризнее. А еще… Сидеть зимой, особенно в слякоть в окопах — это такое отрицательное «удовольствие», что только что врагу и пожелаешь. Правда и ему, врагу, не сладко, осознание чего порой согревало лучше, чем промелькнувший на небе лучик света. Что поделать, я не хороший человек, надеюсь, что и не плохой, я — человек. И порой и я злорадствую, когда кому-то хуже, чем мне, особенно если этот кто-то мерзнет для того, чтобы меня убить.

Теперь я понимаю хана Батыя, который пошел на Русь зимой. Не самое плохое время для войны, тем более, что реки замерзли, несмотря на более мягкий климат, а по ним передвигаться — само удовольствие, если еще кони подкованы. Сани прямо-таки самостоятельно скользят, скорее подгоняя запряженного коня.

Недавно мы свернули с реки, решив чуть срезать путь, но уже скоро вновь вышли на русло реки. Шли уже по Днепру и ожидали, что скоро появится в поле зрения и сам Киев. Любеч еще позавчера прошли, так что рядышком уже. Начали встречаться и люди. Складывалось ощущение, что реки вдруг превратили в шоссе, благо скорости передвижения были такими незначительными, что ДТП вряд ли возможно, да и вообще нас сторонились.

Мы передвигались почти что по центру Днепра, а все встречные обозы жались к бережкам. Ну так полторы сотни воинов идут! Это не шутка, мало ли… Человек с оружием — он право имеет, он может и мзду какую вытребовать. Иди потом ищи управу на таких рэкетиров! А князь и слушать не станет, если дело не будет касаться хотя бы пятидесяти гривен, недосуг правителям о каждом мелком происшествии знать. Нормальное дело. Так что лучше подальше обходить таких, как мы.

— Что, Ян, не жалеешь, что со мной отправился? — спрашивал я сидящего рядом на санях мастера.

— Я не жалею, при черниговцах сложнее жить стало, оплату в долг обещают, не гоже это. А тебе худа ль не будет, тысяцкий? Артель я всю увел, — высказал свои переживания оружейник.

— А я не только тебя увел с Гомия. А что до Ольговичей… Смотрю я на их семейство и понимаю, что не по пути с ними. Вот зачем они пошли на Гомий и развязывают новую войну с Мстиславовичами? Нынче же Ростислав Смоленский, да с помощью своего брата великого князя киевского Изяслава пойдут на Чернигов, может и на Новгород-Северский. Новая Смута? — решил я высказаться главе артели ремесленников.

Да, пришлось предложить некоторым мастерам отправится со мной. Но и меня принимали в Гомии по меньшей мере, недружелюбно, а, скорее, враждебно. Наместник от черниговского князя не знал, что со мной делать, но все равно расценил, как врага. Мне было дано два дня на отдых в Гомии, а после должно убираться. Даже местные купцы с нами не торговали, запретили им, так что свежей какой еды не получилось приобрести, это не говоря о том, что заказ оружейники не приняли. Теперь большая часть эти оружейников отправилась со мной.