И только я собралась отправиться в ванную, дабы в одиночестве предаться наслаждению – пенному, с ароматной солью и бокалом чая, как в дверь деликатно постучали.

Ох, Брэдмор, убереги глупцов от долгой и мучительной асфиксии. Ибо я не поставлю на их здоровье и ломаного гроша.

– Кому не терпится уйти с аноскопом в ж… – открытая рывком дверь случайно стукнула посетителя.

И тут же по инерции полетела обратно, наподдав визитеру пониже поясницы. Но это его абсолютно не смутило. Великий Асклепий, что же делается?

От дикого зрелища я просто оцепенела, стоя столбом на собственном пороге. Привалившись к перилам, на крылечке замер капитан Клод, не в силах устоять на ногах. Стойкие алкогольные пары дорогого коньяка витали вокруг мужчины, дразня нос выдержанными нотками роскоши. И до того безмятежное и одновременно виноватое выражение лица было у пройдохи, что мой рот сам разинулся в крайнем удивлении.

Позади маркиза перебирал копытами недовольный конь, явно раздраженный запахом спирта.

– Боги, да вы пьяны!

– Я был на торжественном ужине, – не согласился Алеон удивительно четкой дикцией. – Там наливали. Перелили.

– Перебрали? – я продолжила логическую цепочку, но снова ошиблась.

Отрицательно покачав головой, капитан мягко отодвинул меня с дороги и нагло ввалился в мой дом! Каков мерзавец, без «Здравствуйте» и «Как здоровьечко?». Гвардеец – он и под градусом гвардеец: четко промаршировав до гостиной, солдат рухнул в кресло и простонал что-то невнятное.

Потрясающе. Просто изумительно, мать его за ногу.

– И с какой радости вы решили накваситься, как последний свин?

– Вы мне не ответили, – капитана размеренно пошатывало. – Я не мог ждать. Либо вы прощаете меня прямо здесь, либо… Либо я очень огорчусь. Алевтина, я знаю, что со мной сложно и местами убийственно тяжело, но простите подлеца в предпоследний раз.

Н-да, штормит мужика не по-детски. Неужели и впрямь так расстроился, что я не кинулась писать в ответ? Махровый эгоист с нарциссическими задатками. Я тоже далеко не идеал, но со стрессом справляюсь экологично. Не то, что он: то спорт, то алкоголь.

Алеон обвел пространство мутным взором, уцепился мыслью за мою фигуру и тяжко вздохнул на нижних «девяносто».

– Я на вас женюсь, – сокрушенно пробормотал мужчина. – И вы будете мучиться до конца жизни. И никогда не познаете...

– На Земле я была замужем.

– И больше никогда не познаете, – капитан назидательно поднял вверх палец в безукоризненно белой перчатке. – Радости влюбленной жизни. Ваши подруги будут шепотом обсуждать сантиметры, а вы... Вы... О-о-о, я клянусь, вы пожалеете о своем таланте!

– Не всё сантиметрами меряется.

– Безусловно, – Клод слегка протрезвел. – Я могу иначе. Я всё могу... Но вас – не буду. Вы не в моем вкусе!

– Взгляд из моего декольте подберите, – посоветовала я, от души хлестнув пьяницу по щеке. Достал. – Не в вашем вкусе, да?

– Ух, – крякнул он, собирая мозги в кучку. – А сейчас присмотрелся, и вполне в моем. Мгновенно хорошеете, эрла. Вы замужем? Хотя не отвечайте. Предпочту мечтать, что нет.

От дебильности ситуации захотелось безнадежно рассмеяться, уронив голову в ладони. Этот ощипанный фазан не нашел ничего лучше, как напиться и высказать мне все противоречия, накопленные за последние недели.

– Алеон, вы – паршивец, – героически подавила зевок, подытожив собственное мнение о «женихе». – Нарцисс и профессиональный юбочник, стоящий на пороге кризиса среднего возраста.

– Если бы только это, – опечалился он. – Вы забыли добавить, что боги надо мной издеваются: отныне в спальне я ночую в одиночестве, однако спать мне не дает некая женщина. Алевтина, за что?

– За грехи. Чревоугодие, прелюбодейство, воровство моего драгоценного времени.

– Это не грехи, – воспротивился мужчина. – А невинные радости жизни. Как можно называть любовь к еде и женщинам грехом? Слава нашим богам, они милостивы. Эрла, вы такая красивая.

– Идите к черту, капитан.

– Где ваше сострадание?

– Уволено. И нанята любовь к ближнему – у нее отлично поставлен хук.

– Любовь? С кувалдой на стене?! – поразился капитан, моргая чуть более осмысленно. – Непосильная ноша – ваша любовь, честное гвардейское. Утащу ли? – под нос пробурчал он.

Немного печально покачав головой и что-то решив для себя, маркиз тяжело вздохнул попросил воды. А я что? Мне не жалко капнуть в стакан немного жидкого абсорбента и преподнести страдающему от сушняка.

– Аля, вы меня прощаете? – потребовал ответа Клод.

– Могу продать вам индульгенцию, – подумав, определилась я. – Отпущу грехи с материнским наставлением по голове.

В начале медицинского пути я была полна человеколюбия. Парацельс мне свидетель, я прощала всех без разбора: бабушек за потребность внимания, мамочек – за чрезмерную тревожность, мужчин – за незнание собственных хронических болезней, их жён – за попытки лечить мужей в обход назначения. Особенно мне нравилось прощать женщин своего нынешнего возраста за отсутствие заботы о здоровье. С годами сочувствия и всепрощения поубавилось, люди упрямо доказывали, что сами виноваты в большинстве своих болезней. Но Алеон… Слишком трогательный в своей попытке склеить привычный рассыпающийся мир. И слишком упрямый, чтобы искренне признать – его доконало мужское бессилие и в печенках сидит воздержание. Да еще и наверняка проблемы с гормонами бьют по организму, о которых он стыдливо умалчивает.

– Мне так жаль, – стакан треснул от движения мужских пальцев. – Я же видел… Видел свою роту, которая шла под пули. Я был там! На моих руках умер не один простолюдин, а я ничего… Вообще ничего не мог сделать, только дотащить их до окопа, где сидел целитель. Как я мог посчитать их жизни недостаточно важными для лечения? Какой же я идиот, Алевтина…

– Верно подмечено. Вывод?

– Вы меня не достойны.

– Я на вас и не претендую, – тут же открестилась и на всякий пожарный отсела подальше. – Впрочем, продолжайте рассуждать, мне нравится.

Но Его Гвардейшество продолжать не желал. Вместо закономерной похвальбы моих достоинств, маркиз опрокинул содержимое стакана. И будто опьянел еще больше. По мужскому лицу разлилось блаженство, словно ему преподнесли нектар богов.

– Отец прислал ультиматум: или я женюсь на Ариадне, или меня лишат титула, – счастливо улыбнулся он, сияя пьяными в дым глазами. – Вы будете любить меня безродным?

– Я не буду вас любить, даже если мне за это заплатят, – зубы заскрежетали от бессилия. Боги медицинские, за что мне это? – Немедленно придите в себя!

– Я хочу пить, – воспротивился маг, блокируя абсорбирующее вещество. – Пить и верить, что хотя бы вам я нужен без регалий. Она говорит, что любит меня... Ха! Завтра с меня снимут перстень маркиза, и она первая плюнет в безродного капитана. Ик! Знаете, почему?.. Ничего вы знаете.

– Получается, вы из-за Ариадны так взбеленились?

– Угу, – подтвердил аристократ. – Она… Эта леди напросилась на ужин к моим родителям и попыталась напугать их позором из-за фальшивой невесты. Мол, ужасные пятна на белоснежных одеждах маркизов. «Что вообще эта простолюдинка себе позволяет?». Нахалка.

Выходит, Гвардейшество решил найти компромисс между недовольством своей семьи и моей работой. Действительно, запрещать мне целительство – это сразу отправиться в пешее целибатное, зато прикормить большими деньгами и затащить на высший уровень государственной элиты показалось ему выходом.

Руки чешутся найти у леди Коллет кишечную палочку. Зажму в темной подворотне и накормлю левомецитином без варенья!

– Ваша любовница грязно играет.

А интриги плетет хлеще, чем пенсионерки в очереди к процедурному кабинету.

– До сих пор недоумеваю, как она убедила отца, что станет для меня лучшей партией.

– Весьма ушлая особа. За двумя зайцами погонится – всех рыбок переловит, – усмехнувшись, я положила ладонь на лоб маркиза, пытаясь почистить его кровь. Нц, бесполезно. – И что теперь? Так и будете дергаться от каждого ее выпада?