– Точно, аппарат по производству здоровья. Эрл, запишите ваши эпитеты на листочек и пришлите нарочным, я с удовольствием повешу в рамочку. Обещаю, повиснет между дипломом и педагогической лицензией. Только не подписывайтесь, чтобы каждый читающий мог представить себя на месте автора.

– Хотите сказать, что вам совсем плевать на людское мнение о вашей нескромной персоне? – испытующе прищурился Клод.

– Ничуть, – подавив зевок, я решила открыть капитану маленький секрет. – Самые талантливые опусы занимают особое место в сердечке гадкой лекарки. Подтяните словарный запас, поймайте вдохновение и станете моим любимым ненавистником.

Вряд ли кто-то переплюнет обвинительную речь адвоката барона, требующего увеличить ему детородный орган. В ней бледный от мужской солидарности правозащитник клеймил меня позором, обвинял в связи с дьяволом, вешал ответственность за неурожай пшеницы в королевстве и спад давления у бабушек-виверн. Я зааплодировала ему первой, присяжные поддержали, но растерявшийся юрист отказался выходить на «бис». И даже назвал плохим словом на просьбу продублировать речь письменно, прислав её мне на память. Зато товарищ прокурор не отказал, с удовольствием поделившись протоколом судебного заседания в обмен на курс поливитаминов.

– Дадите почитать? – жадно попросил капитан, с восхищением приоткрыв рот.

Ой, кажется, я увлеклась и рассказала это вслух.

– Чур, не списывать слово в слово, – фыркнув от смеха, я махнула рукой в сторону книжного стеллажа. – На третьей полке красная папка.

А сама пошла ставить чайник и заваривать свой любимый кофе. Ибо чем еще заняться в три часа ночи, когда за спиной спотыкается гвардейский капитан, погрузившись в чтение судебного эпоса? Кухня выглядела так, будто в моем доме завелась женщина. Белая выглаженная скатерть, сияющий фарфор, свежие бублики, оставленные под крышкой для завтрака, чистые окна, вылизанная плита. Женевьева однозначно заслуживает премии. Лишь бы этот тип не огляделся и не решил, что я стану хорошей женой.

– Вы отличная хозяйка, – с легким удивлением отметил капитан. Тьфу, черт наблюдательный. – Доводилось бывать в домах работающих женщин и, скажу честно…

– Молчите, пока скалкой не огрела, – от собственного голоса по спине побежали мурашки. – Не вам судить работающих женщин, имея в распоряжении целый штат прислуги и не имея детей.

Женщины Порт-о-Фердинанда работают не от хорошей жизни. Здесь роль жены и матери – самая желанная и приятная для женского населения, весьма почетная и одобряемая. Ни один мимиокродил не посмеет сказать, что замужняя женщина, родившая ребенка, ничего не добилась в жизни. Не нужно лезть из кожи вон, получать профессию или открывать свое дело, чтобы тебя уважали. Быть хорошей матерью достаточно, о чем не раз говорили в высшем свете, чутко защищая материнство, отцовство и детство. И это здорово, в чем не стесняюсь признаваться честно, несмотря на собственное отсутствие потомства.

Другое дело – жены бедняков, калек и вдовы, вынужденные пахать на самых черных работах ради детей. И никому не позволено тыкать им грязью в доме.

– Простите, – серьезно повинился Гвардейшество. – Вы правы, они работают как мужчины и воспитывают детей как женщины. Это нельзя сбрасывать со счетов.

Реабилитирован, хмырь болотный, живи до ста лет. Вынув из буфета две чашки, я логично прикинула, что страдать в полдень одной – эгоистично, поэтому нужно поделиться порцией тревожности и тахикардии с врагом. Туда же потенциальное ожирение – конфеты из неприкосновенного запаса, алкоголизм – ложечка сливочного ликера, и сколиоз – кухонная табуретка, одна штука. Враг из Гвардейшества получался мелкий и несерьезный, особенно при таком удручающе-забавном выражении лица: брови потерялись в волосах, глаза – по пятаку, а челюсть медленно едет вниз.

– «Насильно прекратила кровотечение и отказалась дорезать язык»? – недоверчиво переспросил маг, прочитав очередной донос. – Как это?

– Юный анархист из фениксов решил походить на виверн и пытался самостоятельно раздвоить себе язык старой бритвой. Открылось капиллярное кровотечение, перепуганный революционер прибежал в слезах и заплевал мне ковер кровью. После, разумеется, нажаловался матери, а я приобрела копию очередной жалобы.

– Он вам заплатил?

– Нет.

– Тогда почему вы помогли?

Хороший вопрос, который не раз задавала сама себе. Почему? Да потому что сопляк глядел на меня огромными глазами, полными слез, и не мог вымолвить и слова, захлебываясь собственной кровью. И маменька его тряслась за сына по-настоящему, совершив великий поступок, – взяла себя в руки, поддержав сына, а не добивая его морально. После горожанок, орущих на своих детей за то, что те ударились или облились кипятком, – мёд на докторскую душу. И копейки на докторскую колбасу – городская администрация обязала семейство огненных перевертышей выплатить мне несколько символических медяков за экстренную помощь.

– Чтобы не помер до того, как вычистит мой палас, – буркнула капитану, размешивая сливки.

Издав насмешливый звук и вполне удовлетворившись ответом, капитан Клод, не глядя, занял табуретку и благодарно кивнул на кофейное пиршество. В приглушенном свете кухонного бра маг выглядел вполне по-человечески: складки на лбу разгладились, как и глубокие носогубные заломы, сделав лицо слащаво-красивым. И что в этой физиономии находят девушки? Напоминает актёра, а не военного. Причем талантливого – застарелая травма в тазобедренном суставе мешает спокойно сидеть, но Его Гвардейшество ничем не выдает дискомфорта. Интересная палитра: посреди глухой серой дисфункции замер багрово-коричневый… сросшийся перелом шейки бедра? Разорванная артерия? Без пальпации не понять.

– Эрла Алевтина, – напрягся капитан. – Правда, что все целители умеют видеть болезни сквозь одежду?

– Неправда, – мужчина облегченно вздохнул и отложил папку. – Но я умею.

– Кха-кха, – кофейные брызги полетели в разные стороны. Свин парнокопытный. – Эрла!

А чего он ждал от «бездушной машины для целительства»? Мятных пряников? Аппаратов УЗИ и томографов в Объединенном королевстве нет, пришлось тренировать рентгеновское зрение на износ. Особенно это пригодилось в работе с детками. Малютки-перевертыши частенько не давались в руки, принимая звериную форму и пряча боль глубоко в нечеловеческом строении тела. Долгие часы практики, обход правил ночного дежурства и безвозмездная диагностика в госпитале – путь к целительскому зрению был тернист и сложен.

– А как выглядит моя проблема? – осторожно поинтересовался он, на всякий случай не спеша делать новый глоток.

– Серое марево. Мертвое и непривлекательное.

– Ну, знаете ли, – скис капитан, раздраженно пристукнув кулаком по столу. – В ваших интересах вернуть мне здоровье. Делайте, что хотите, но дом Клод обязан обзавестись наследниками.

– В них ли дело?

– Разумеется, в них, – снова начал заводиться пациент. – Я – старший сын, да будет вам известно. И обязан привести домой не только законную супругу, но и в ближайшие пять лет представить отцу нового юного лорда Михаэля.

– Вы придумали имя еще не рожденному сыну? – мои глаза округлились.

– А? Нет, это я так, – внезапно смутился капитан. Небритые щеки чуть порозовели. – Забудьте. Лучше придумайте как обойти божественную сделку.

Иногда сделку можно отменить, вернув болезнь на круги своя. С небольшой комиссией – осерчавшие боги не преминут содрать проценты за неблагодарность смертных. Так юноша из виверн, умолявший исправить его генетическую мутацию, не выдюжил тягот исцеления. Мой единственный оформленный «возврат», бахнувший откатом как молотом по черепу. Пациент страдал редкой аномалией, не позволявшей ему совершать полный оборот – тело крючило звериным строением, мальчишка орал от боли и выглядел, как сломанная фантасмагорическая кукла. За что сыскал презрение среди сверстников и многочисленные девичьи отказы. Заключив сделку с богами, мы оба радовались, как дети – в считанные сутки юноша научился перекидываться в полноценную ящерицу. А обратно в человека уже не смог.