Alexene Farol Follmuth

My Mechanical Romance

© 2022 Alexene Farol Follmuth

© Прокопенко Л., перевод на русский язык

© SHĒ, иллюстрация

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2024

Согласно семейному преданию, когда отец узнал, что родится девочка, он хотел назвать меня Джой, в буквальном смысле «радость». Мама же, предпочитая имена в честь святых, настаивала на имени Изабель. Однако из-за моей категорической неспособности выговорить букву «з» в детстве оно быстро сократилось до Беллы. А потом, поскольку я просто ненавидела это имя и отказывалась на него отзываться, оно превратилось в Бель, что в конечном итоге только подтверждает, что достигнутый компромисс оставил неудовлетворенными обе стороны.

В защиту отца скажу, что я отнюдь не безрадостный человек. Как и у большинства людей, в моей жизни присутствуют вещи, которые я люблю, – сыр, оказываться правой, снисходительно хлопать кого-нибудь по плечу в подходящий момент. И есть вещи, которые терпеть не могу. Что возглавляет этот список, спросите вы? Командные виды спорта, вопросы, чем я занимаюсь по жизни, и слабое, но тревожное ощущение, что что-то важное вылетело из головы.

– Вот блин, я и забыла, что сегодня день катапульт! – восклицает Джейми, обозревая свое королевство с возвышения, на котором мы стоим. – Первый проект в этом году – и такой чудесный! Все эти малыши-младшеклассники, спешащие в кабинет физики и пищащие, словно крошечные испуганные птички… Просто обожаю, – разглагольствует она, постукивая матовыми голубыми ногтями по банке газировки «LaCroix» с совершенно антиутопическим вкусом. – Кстати, а где твоя?

Вот черт.

Ладно, я в курсе, что проект «Катапульта», вероятно, присутствовал в учебном плане (он точно там был), но в свою защиту скажу, что на прошлой неделе нам задали написать огроменное эссе по английскому языку, а сегодня у меня контрольная работа по статистике и групповой проект по обществознанию. И вообще, я не виновата, что родилась с таким слабым восприятием времени. Разве не были написаны миллионы научных статей о влиянии стресса, вызванного учебной нагрузкой, на подростков или о чем-нибудь еще в этом роде? Уверена, я смогу найти не меньше десятка, если приложу хоть немного усилий. (Делать это, конечно же, не собираюсь, но ведь мысль правильная, не так ли?)

– Изабель Майер, – наседает на меня Джейми, которая, к сожалению, все еще здесь и не является частью тревожных видений, роящихся сейчас перед глазами. – Твое молчание очень подозрительно.

– Э-эм, – мычу я с умным видом.

Спойлер для тех, кто еще не понял: у меня нет катапульты. В первую очередь потому, что ее не существует, а во-вторых, потому что за последние тридцать секунд не произошло ни единого чуда и она не материализовалась волшебным образом из воздуха. Единственное, что сейчас приходит мне на ум, – это набор очень нелестных ругательств, которые заставили бы мою мать осенить себя крестным знамением, а затем спросить, где она провалилась как родитель. (Подсказка: вопрос будет сугубо риторическим.)

– Земля вызывает Бель! – Джейми машет рукой перед моим лицом. – Прием!

– Я думаю, – отвечаю, бросая взгляд на экран своего телефона.

М-да. Занятие начнется уже через пятнадцать минут.

– Отлично, – с сомнением констатирует Джейми. – Начало многообещающее.

Как и все девочки, с которыми с шести лет говорят как со взрослыми, Джейми Ховард собирается стать юристом. Ее будущая карьера предполагает строгие костюмы с юбками-карандашами и отдачу приказов своим коллегам из углового кабинета, заставленного цветами в горшках, в здании где-то на Манхэттене. Она из тех, кто решительно шагает по кампусу, практически сминая всех на своем пути, и смеется над тем, что кажется ей смешным, чересчур громко. И с тех пор, как шесть недель назад ее привлекли к адаптации студентов, переведенных из других учебных заведений, тем, кто ее веселит, посчастливилось стать мне.

– У тебя есть…

– Что?

– Скотч? – оптимистично спрашиваю я.

– Что-что? – уточняет Джейми.

– Ну, клейкая лента, – объясняю я. – У тебя есть клейкая лента?

– Бель, мне отлично тебя слышно, – сообщает она, – и не то чтобы ты интересовалась моим мнением по этому поводу, но я не думаю, что какое-либо количество скотча поможет тебе соорудить катапульту, которую ты, судя по всему, забыла сделать.

– Предположительно забыла сделать, – поправляю я. – Это значит «нет»?

– Конечно, нет. Кто же носит с собой скотч?

– Не знаю, может, кто-то и носит, – бурчу я, нащупывая лямку своего рюкзака, который более беззаботная версия меня бросила под стол. – А мини-степлера у тебя с собой тоже нет?

– Очевидно, нет, – фыркает Джейми, – но поскольку так случилось, что я не работаю на почте и уже не хожу в детский сад, у меня нет нужды ни в том, ни в другом.

– Ты ничем не помогаешь, в буквальном смысле, – замечаю я.

– Я и не пытаюсь помочь. В буквальном смысле, – с поразительным бесстыдством отвечает Джейми. – Ты ведь понимаешь, что оценка за этот проект составляет примерно половину твоей итоговой оценки за семестр, да? А если ты получишь двойку, то это очень плохо отразится на мне.

– Ладно, теперь ты действительно не помогаешь, – сообщаю я. – А учитывая, что у меня сейчас кризис, ты могла бы проявить чуть больше оптимизма.

– Ты права, извини. Если ты получишь двойку, то это очень плохо отразится на мне! – жизнерадостно поет Джейми.

Просто супер.

Если уж на то пошло, то даже мне вначале показалось, что интерес Джейми к моей персоне объясняется исключительно ее ответственным отношением ко всем внеклассным обязанностям – настолько ответственным, что иногда это граничит с безумием. Иначе зачем человеку, активно претендующему на произнесение прощальной речи на выпускном вечере, общаться с личностью, у которой нет даже простого ежедневника? Может, это вопрос ее будущей профессиональной этики? Но, судя по тому, что Джейми по-прежнему продолжает проверять меня каждый божий день, думаю, можно предположить, что в какой-то момент от нашей взаимной подписки в «Инстаграме»[1] в целях адаптации и до приготовления печенья с ее бабушкой на прошлых выходных между нами неожиданно возникла самая настоящая дружба.

– Не то чтобы это что-то меняло, – возвращаюсь я к тому единственному решению, которое смогла выжать из своего мозга, – но вообще-то мне нужен не скотч. Мне нужна катушка.

Джейми бросает на меня недоуменный взгляд.

– Ну, та пластиковая штука, на которую наматывается сам скотч, – еще раз пытаюсь объяснить я.

Но в глазах Джейми ни тени понимания. В них вообще ничего не отражается.

– Забей, – вздыхаю я, – у меня только пятнадцать минут, чтобы что-нибудь придумать, и ноль, чтобы вводить тебя в курс дела. Просто помоги мне. Пожалуйста.

– И все же нет, – отвечает она. – Может, лучше спросишь в деканате?

Отлично, просто прекрасно, с удовольствием начну вторую половину дня с того, что поинтересуюсь, нет ли у кого-нибудь из администраторов прославленной Эссекской Академии Искусств, Науки и Технологий скотча, едва пережив их сегодняшний допрос утром, запланировала ли я уже какую-нибудь карьерную консультацию со своим куратором. В их словах ощущалась нотка подозрительности, что показалось мне весьма несправедливым. Ведь я отвечала правдиво почти на все их вопросы, и этот разговор мог бы огорчить деканат гораздо сильнее, чем это произошло в действительности.

Но если выбирать между ними и неизбежной лекцией от матери…

– Придется, – заключаю я и разворачиваюсь в сторону здания администрации.