Одан изо всех сил сопротивлялся ужасу, который хотел сковать его, лишить разума. Черви были всего лишь иллюзией, и все же они ели камень, который уже колебался под его ногами, крошился и исчезал безвозвратно. И он провалился в колодец с гладкими стенами, и пока он летел, за ним сыпалась шевелящаяся масса извивающихся червей.

Скованные силы Одана безумно сопротивлялись. Он падал, как бревно, и сердце его бешено колотилось в груди. И вдруг он почувствовал, что связи ослабли. Одан мгновенно переселился в тело червя и глядел своими новыми глазками на большую сгорбленную фигуру, падающую в открытую пасть преисподней. Червь! Одан-полубог переселился в покрытое слизью тело червя! И он упал вместе с сотнями, тысячами своих извивающихся омерзительных собратьев на каменный пол круглой подземной камеры.

Ощущение скользких тел, переползающих через него и через которые он переползал, заставило его содрогнуться. О, как они все переплетены! Он был червь в массе других червей, и двигал им голод, голод толкал его к телу, распростертому на каменном полу. Телу, полному жизненных соков. Он должен сосать! Он должен есть! Он должен наполнить себя плотью и кровью!

И вдруг он почувствовал, он понял. Равен догадалась, что он сделал, и теперь переносит его обратно в его собственное тело, где он и будет съеден омерзительными созданиями. Ну что же, он человек, полубог, и он будет бороться тем оружием, что у него есть.

Одан открыл глаза. Он был уже снова в своем теле.

Есть ли у него оружие?

Голубое сияние освещало угол комнаты. Оскорбительные карикатурные изображения людей, животных, сцены жертвоприношений, сцены триумфа людей-червей над людьми украшали стены комнаты.

Вдруг черви отпрянули назад. Одан лежал на камне и ощутил, что тело его поднялось в воздух и перенеслось на базальтовую глыбу. Он посмотрел наверх и увидел, что голубое сияние колышется над ним.

— Ты будешь съеден, Одан-полубог. Но ты слишком хорош для них, простых слуг.

Одан увидел, что голубое сияние начало пульсировать, как будто Равен залилась смехом. Однако Одан был уверен, что зовут ее не Равен.

— Ты можешь убить меня, высосать все соки, Равен. Но историю тебе назад не повернуть. Твой народ обречен и будет стерт с лица земли…

Он замолчал.

Выживание! Ке сейчас смотрит на него, печально нахмурив брови, Хекеу фыркают и ждут от него решительных действий, высшего усилия. Неужели он, дикарь с гор Зумена, будет покорно лежать на базальтовой плите и ждать, когда из него высосут жизнь эти омерзительные твари?

Из голубого сияния выделился червь.

Равен была огромна. Гигантский червь, огромный, толстый, пульсирующий, розовый, блестящий. Огромное тело приближалось к Одану, черные глазки зловеще сверкали в голубом сиянии.

— Я не буду есть тебя, человек, — на теле червя выросла выпуклость, которая повернулась к Одану. Кончик отливал черным. Одан увидел, как кончик раскрылся и внутри заблестели блестящие яйца. — О, нет, Одан-Кудзук. Ты будешь кормить их, пока они растут в тебе.

— Так вот почему боги уничтожили твой народ. Вы внушили им отвращение!

— Тот мир по праву наш! Ничтожество! В тебе вылупятся, будут расти и кормиться наши дети. Только оболочка, Одан-полубог, только оболочка останется от тебя.

Отверстие закрылось. Твердый и острый кончик приблизился к телу Одана. Капля молочной жидкости блестела на острие иглы, готовой вонзиться в живую плоть.

— Мы использовали вас с древних пор, еще когда вы были бессловесными животными. Но вы, несмотря на свою умственную слабость, возгордились, когда подняли камень, когда откололи кусок кремня, когда научились добывать и сохранять огонь. Но вы наша собственность и всегда будете ею.

Одан понял, что люди нужны червям, потому что они откладывают яйца в живое человеческое тело. Другие животные для этого не годятся, и поэтому так много животных вымерло, исчезло с лица земли. Одан не рассмеялся. Он только с омерзением плюнул на эту тварь.

— Твои дни кончились. Человек никогда не склонится перед тобой. Твоя комната для кормления покроется пылью и наполнится сухими листьями. Пауки будут плести свою паутину там, где плодятся твои слуги. Я презираю тебя, Равен, червь.

Он сжимал рукоятку меча, ощущая ее твердую полированную поверхность. Он ощущал ток крови в своем теле. Он ощущал — но не мог шевельнуться.

Это заклинание крепко держало его. Оно было сильнее, чем заклинание, которым Асхурнакс хотел вызвать у него паралич. Это заклинание возникло в древние темные времена. Одан попытался вспомнить, что говорили ему Асхурнакс и Киду, что он вычитал на глиняных табличках и папирусах.

Он был полностью убежден в одном: Равен попытается ввести в него иглу, а он должен попытаться воспрепятствовать ей.

Во всяком случае, он не может безвольно ждать, пока она начинит его своими вонючими яйцами. Нет, нет!

Ситуация была кошмарная. Омерзительная вызывающая рвоту масса извивающихся червей, жуткое голубое сияние, породившее гигантского червя, возвышающегося над ним, блестящее твердое черное острие с каплей жидкости на конце, приближающееся к нему…

И в дюйме от его тела игла остановилась.

Блестящие разноцветные ручейки света побежали по телу Равен, разделились и образовали многоцветную радугу. Изменение цвета, вероятно, и есть заклинание. И как только это дошло до Одана, он постиг остальное и приготовился к действию.

Чтобы замаскировать свои действия, Равен опять зашипела, начала издеваться над ним. Острие было готово вонзиться в тело.

— Ты такой большой. В тебе много мяса и крови. Моим яйцам будет хорошо в тебе, Одан-идиот. Приготовься встретить свою судьбу, судьбу, которая ждет всех вас, людей. Вы предназначены, чтобы обеспечить вечное блаженство нам, червям.

Эти слова, которые она говорила, Одан не смог вынести. Его язык и голосовые связки были бессильны перед этими звуками.

Одан почувствовал, что тугие объятия, сковывающие его, ослабевают. Ведь в тело, охваченное параличом, все мышцы которого окостенели, игла не смогла бы войти, и поэтому Равен была вынуждена освободить его от заклинания, прежде чем ввести в него яйца. И Одан был готов.

Простой смертный не смог бы устоять перед этим кошмаром. Он был бы охвачен ужасом омерзением при виде белой массы копошащихся червей. И он лежал бы беспомощный и позволил бы делать все что угодно без применения заклинания.

Но Одан был Хекеу. Он мог бы и не быть полубогом. Но он воспитывался среди Хекеу, он был настоящий зумен, Кудзук, и носил имя саблезубого льва.

Черная игла ударила.

Одан двинулся.

Бронзовое лезвие сверкнуло, как свирепая молния в полутемной комнате.

Червь вскрикнул.

Отросток, наполненный яйцами, с иглой на конце, упал, и с обрубленного конца закапала молочная жидкость с тошнотворным запахом. Червь отпрянул назад. По коже его заметались разноцветные полосы. Но Одан не дал Равен шанса. Меч поднимался и рубил, поднимался снова и снова рубил.

Лохмотья, обрубки червя падали на камни. Масса извивающихся червей моментально исчезла. Зловещее сияние превратилось в болезненно-алое.

Камни исчезли. Одан вдохнул свежий воздух. Эта подземная комната для кормления оказалась иллюзией, как и все остальное. Только огромный червь был реальным.

Равен, женщина-червь, была реальной. И теперь ее окровавленные останки валялись между камнями. Некоторые еще шевелились, сохранив в себе остатки жизни. Одан методично разрубил каждый кусок на ленты. Он был уверен, что яйца не выживут здесь.

Затем он вытер меч о траву, выбрался из расщелины и пошел обратно к Сялу.

Он нашел некромана сидящим в том же положении, с развернутым папирусом на коленях.

Сялу был мертв.

На его одноглазом лице застыло выражение ужаса, навеки запечатленное смертью.

Одан взял свиток и аккуратно свернул его.

Он пошел обратно к колеснице.

Он остановился.

Он посмотрел вверх, сквозь густые переплетения ветвей.

На лице его не было страха или ужаса. На лице Одана-полубога было выражение гнева ярости, дикой первобытной ненависти.