Мы подошли к машине, дядя загрузил в багажник мои вещи, а затем подошел ко мне, чтобы обнять. Однако во мне сидела огромная обида, поэтому я обошла его и молча села на заднее сиденье автомобиля. Пока родители прощались с Франческой и дядей Альфредом, я через окно смотрела на соседский дом, надеясь, что Адам выйдет на веранду и увидит, что меня собираются увезти из Италии.

Почему-то я была уверена, что, увидев все это, он бы незамедлительно придумал решение. Возможно, Родриго поговорил бы с моим дядей и убедил его в том, что в моем отъезде нет необходимости. Но он так и не вышел. Дверцы машины закрылись, и мы тронулись с места.

Из Тосканы мы доехали до Флоренции, а оттуда на самолете прилетели в Сиэтл, который встретил меня сильным дождем. На часах было семь тридцать утра, когда мы вышли из самолета. В Италии в этот момент было четыре часа дня.

Интересно, Адам уже знает, что я уехала?…

Адам

Как только дверь нашего дома закрылась, я ушел к себе в комнату, однако дедушка пошел следом за мной.

— Адам, нам нужно поговорить, — произнес он, но я только фыркнул в ответ, заходя в ванную комнату.

Когда я закончил со всеми водными процедурами и вернулся в комнату, мужчина продолжал сидеть на моей кровати и смотреть в пол. Словно завороженный, он не сразу заметил мое присутствие.

— Я хочу спать, давай отложим разговор на завтра, — произнес я.

— Нет, мы поговорим сейчас. Ты понимаешь, что подверг опасности не только свою жизнь, но и жизнь Астрид?

— Ты преувеличиваешь.

— Совсем нет. Твои мама с папой отправляют тебя ко мне, чтобы ты отдыхал, дышал свежим воздухом и приводил в порядок мысли перед новым учебным годом. Что же делаешь ты? Из раза в раз…

— Огорчаю тебя, да, я знаю, — бросил я.

В этот момент, когда меня накрыла волна раздражения, я не задумался о последствиях, поэтому я произнес слова, которые не только задели, но и ранили. Просто вырвалось. Дедушка несколько минут смотрел мне в глаза, и я тут же пожалел о своих словах. Мужчина прошел к двери и, не повернувшись ко мне, произнес то, что выбило из моих легких весь воздух.

— Знаешь, Адам, после смерти Адрианы ты стал другим, — он тяжело выдохнул и вышел в коридор. — Поверь мне, твоя сестра не хотела бы, чтобы ты подвергал свою жизнь опасности.

Адриана…

Я остался в комнате один.

Я всегда знал, что такое любовь. В моей семье тепло и забота были не просто словами — это была наша повседневность. Помню, как каждая встреча с родными превращалась в праздник: смех, разговоры, объятия. Я рос среди поддержки и понимания, зная, что могу всегда рассчитывать на своих близких. Но вот сегодня я обнаружил, что даже в сердце, наполненном любовью, может оказаться место для грубости.

Теперь, когда шум в голове стих, а вокруг воцарилась тишина, в моей душе бушует ураган. Я чувствовал, как чувство вины, подобно призраку, бродит вокруг меня, не позволяя уснуть. Эти слова, произнесенные бездумно, теперь словно проклятие: они крутились в голове, заставляя меня метаться между желанием сбежать от себя и нуждой догнать дедушку и попросить прощения.

Я всегда думал о себе как о заботливом человеке. Я был уверен, что смогу защитить своих близких от боли. Но, как оказывается, боль — это не только то, что можно избежать. Это то, что мы можем причинить друг другу. В глазах родного человека я увидел отражение своих собственных страхов, а в сердце почувствовал сильную боль, когда дедушка упомянул о сестре.

Я сидел в тишине своей комнаты, когда снова ощутил невыносимую пустоту, оставленную ее уходом. Каждое утро, когда солнце светит сквозь занавески, я ждал, что Адриана вбежит ко мне с улыбкой, со своими несносными вопросами и заразительным смехом. Она всегда была в курсе всех новостей нашего дома, постоянно искала приключения, а иногда просто устраивала маленькие безумства, которые превращали наш обыденный день в праздник.

Теперь же каждый уголок напоминал мне о ее отсутствии. Я смотрел на ее любимые игрушки, на книги, которые она не успела прочесть, и сердце сжималось от боли. Вспоминал, как она, смеясь, чуть ли не срывалась в истерике, когда я пытался сделать ей прическу. Она была такой живой, такой яркой… И вот прошло уже несколько лет с тех пор, как ее не стало, но каждый день кажется вечностью.

Автомобильная авария. Эти два слова пробирают до самых глубин моего существа, как нож, вонзенный в сердце. Как такое могло случиться? Как жизнь могла так безжалостно и неожиданно вырвать у нас эту невинную душу? Я до сих пор не могу принять этот факта. Я прокручиваю в голове те моменты, наши последние разговоры, и меня охватывает горечь: не успел сказать ей, как много она значит, как сильно я ее люблю.

Боль, которую я чувствовал в тот день, когда меня известили о ее смерти, не поддается описанию. Я помню, как стоял в немом шоке, и не мог найти слов. Я знал, что жизнь никогда не будет прежней, что то мирное существование, что у нас было, теперь стало лишь пустотой.

Каждый день я ловлю себя на том, что вспоминаю ее улыбку, ее смех, ее неизменное «поиграем?». Временами мне кажется, что Адриана просто в другом городе, и однажды она вернется, расскажет мне о своих новых открытиях, о дружбе, о школе. Но потом приходит реальность, и я понимаю: ее не вернешь. Я борюсь с этим чувством опустошения, которое настигает меня в одиночестве.

Я помню, как она любила гулять по парку, собирать листья, радоваться простым вещам — всему тому, что, кажется, взрослые, забывают ценить. Вот именно это и оставляет во мне глубокую тоску. Я скучаю по ее искренности, по ее умению радоваться тому, что по-настоящему важно. Время не лечит, оно лишь учит смиряться с утратой.

Ей было всего пять.

Я лег спать с мыслью, что завтра будет новый день, и тогда мы с Мили встретимся вновь.

На следующее утро я чувствовал себя плохо. Наверное, получил переохлаждение из-за того что мы лежали на земле. У меня поднялась температура и обострился кашель. Весь день дедушка заботился обо мне, а я так и не попросил у него прощение. Мое самочувствие улучшилось только к вечеру, и когда я сказал деду, что хочу зайти в гости к Астрид, он сказал мне шокирующую новость.

— Астрид уже на полпути в Америку.

— Что?…

Я сел на край кровати и посмотрел в окно, из которого было видно дом Альфреда. Она не могла уехать. Это просто ее наказание за нашу маленькую шалость. Это неправда.

Вскочив на ноги, я спустился по лестнице вниз и выбежал за улицу. На часах было примерно семь часов вечера. Погода сильно испортилась, будто предупреждая, что ничего хорошего из нашего разговора не выйдет. Начался сильный дождь, но мне было все равно. Поскользнувшись на луже, я встал на ноги и продолжил дорогу, пока не оказался под крышей белого дома семьи Руссо. Позвонил в звонок, и через несколько минут дверь распахнулась, а на пороге появилась Франческа.

— Боже мой, Адам, ты что здесь…

— Мне нужно поговорить с Астрид, пожалуйста, позовите ее! — начал умолять я, но женщина окинула меня лишь печальным взглядом.

Через секунду пришел Альфред, держа в руке чашку с горячим напитком. Он с удивлением в глазах посмотрел на меня, а затем спросил, почему я стою на холоде в одних грязных шортах и футболке.

— Альфред, где Астрид? — спросил я, чувствуя, как эмоции начинают завладевать моим разумом. — Она ни в чем не виновата. это я уговорил ее. Она не хотела идти.

— Адам, она…, — мужчина потер переносицу, а затем тяжело выдохнул. — Когда вчера ночью она вернулась домой после вашей встречи, она сказала, что хочет уехать домой в самое ближайшее время.

Прогремел гром. Сверкнула молния. Дождевые капли продолжали стекать с моим волос прямо на лицо. Губы посинели от холода, а пальца

— Она не могла уехать, не поговорив со мной!

— Но она уехала. Не волнуйся, она приедет на следующие каникулы.

Мужчина улыбнулся мне, а затем сказал идти домой. Но когда дверь за ними закрылась, я продолжил стоять на одном месте, не веря в то, что только что услышал. Она захотела уехать домой? Она не стала даже прощаться со мной?