Выждав еще около часа для верности, Баркет повел своих воинов в тайный проход. Главнокомандующий лично пожелал ему удачи и сказал, что вход закрывать не будет: «Я верю в тебя! Да пребудут с тобой Великие Владыки!» Эльф благодарно кивнул и спустился в сводчатый коридор. Он прекрасно ориентировался в нём и мог передвигаться там, даже не зажигая факела. Он первым высунулся из колодца и огляделся вокруг. Гоблины любят сумерки и видят в темноте гораздо лучше эльфов. Это скверное обстоятельство давало им серьёзное преимущество. Но чтобы видеть, надо держать глаза открытыми. «А не дрыхнуть на посту!» – довольно прошептал лазутчик, перерезая глотку первому часовому. Его воины сумели тихо и бесшумно обезвредить остальных вражеских дозорных.

Они подобрались к клеткам с детьми, и только тут Баркет осознал всю безнадежность их затеи. Им нечем было открыть огромные замки. Он готов был разрыдаться от отчаяния и бессилия. Из клеток на него с мольбой взирали детские глаза, полные слёз. Юные пленники проснулись. Они поняли, что их пришли спасти, и затаились. Никто не проронил ни звука.

Баркет нервно сглотнул и принял единственное верное решение: «Лучше их убьём мы, чем проклятые гоблины, вдоволь над ними поиздевавшись». Тут он получил весьма ощутимый толчок в спину. Один из воинов отодвинул его достаточно грубо и бесцеремонно. «Стой на стрёме! Не светись и не мешай!» – услышал он едва различимый, но властный шёпот. Солдат достал странного вида длинный железный крючок и с его помощью очень быстро открыл замок на первой клетке. Через десять минут все клетки оказались открыты и пусты. Воины и дети, согнувшись в три погибели, направились к потайному колодцу по дну оврага.

Два солдата бесшумно прыгнули в колодец, встали на каменный карниз по колено в воде и приняли первого спасённого ребенка, которого им аккуратно передали сверху их товарищи. Так по живой цепочке детей из оврага переправляли в колодец, а затем и в тайный ход. Баркет и воин, открывший замки, прикрывали отход. Они внимательно следили за спящим лагерем неприятеля и готовились отразить любую угрозу. Командира отряда лучников разбирало любопытство. Он спросил солдата едва различимым шёпотом:

– Ты кузнец или слесарь?

– Я солдат, если ты не заметил, – сквозь зубы процедил тот.

– Не все солдаты так ловко вскрывают замки.

– Хорошо. Тебе скажу. Я бывший вор, – вздохнул солдат.

– То есть? – недоуменно захлопал глазами Баркет.

– То и есть. Я долгое время жил в столице Эль-Сиур и промышлял воровством. Однажды меня поймали в богатом купеческом доме. К счастью, смогли доказать лишь эту кражу, – поведал солдат.

– Если бы доказали все, то тебя сослали бы в Северную пустыню?

– Так точно. Я отсидел десять лет в городской тюрьме и вышел на свободу с чистой совестью. Накануне освобождения мне во сне явился отец. Он пообещал проклясть меня с того света, если я не брошу моё позорное ремесло.

– И ты пошёл в армию? – удивился Баркет.

– Да, но старые навыки и здесь пригодились. Триста лет прошло, а руки помнят.

– Ты спас детей. Ты герой, – искренне заявил командир отряда.

Солдат лишь отмахнулся от него. Баркет оглянулся назад. Почти всех спасённых детей удалось благополучно переправить в тайный ход в колодце. Оставалось не больше десяти юных пленников, когда случилось страшное. Один из вражеских командиров пошёл проверить часовых. Он возмутился, что «эта вонючая скотина дрыхнет», и пнул дозорного со всей силы в бок. К его ногам скатился бездыханный труп гоблина с перерезанным горлом. Командир мгновенно понял, что в их лагерь проникли лазутчики, и подал сигнал тревоги. «Враги!» – взревел он и рухнул замертво, пронзенный стрелой.

Увы! Слишком поздно. Гоблины проснулись, повскакивали, схватились за оружие и принялись озираться в поисках врага. Баркет тут же сообразил, что они заметят пустые клетки или оставшихся пленников у колодца. «Их надо отвлечь!» – крикнул он бывшему вору и, стараясь шуметь как можно больше, помчался в противоположную от колодца сторону. По дороге он размахивал мечом направо и налево, желая подороже продать свою жизнь. Его примеру, не раздумывая, последовал и бывший вор. Оба эльфа прекрасно знали, что идут на верную смерть, но думали совершенно о другом: «Спасти детей! Не выдать тайный ход!» Им благополучно удалось отвлечь гоблинов от колодца и пустых клеток, чем и воспользовались остальные воины их отряда. Некоторые хотели броситься на помощь двум обречённым соратникам, но не решились поставить под угрозу жизни детей и выдать тайный путь в крепость. Они скрылись в спасительном колодце и закрыли за собой потайную дверцу, мысленно простившись с командиром и боевым другом.

Подгоняемый ненавистью и отчаянием, Баркет, словно разъяренный бык, наскакивал на противников. Счёт павших от его меча гоблинов перевалил за десяток. Не отставал от него и солдат. Но вскоре гоблины взяли их в плотное кольцо. Два воина не могут сопротивляться целой армии. Один из командиров гоблинов рявкнул солдатам: «Брать гадов живьём!» Поняв эту команду, бывший вор, который держался за спиной у своего командира, сделал последний отчаянный шаг. «Прости!» – прошептал он командиру лучников на ухо и вонзил ему в спину меч. Удар оказался точным и сильным. Короткий меч вошёл в спину эльфа по рукоятку, пронзил его сердце и пробил грудную клетку. Баркет схватил его обеими руками и уже мертвым упал к ногам своего избавителя. Окровавленное, холодное лезвие торчало из его груди, словно поминальная свеча. Бывший вор не совершил подлого убийства, он избавил командира от невыносимых пыток и страданий. Сам он успел выхватить любимый нож, чтобы одним верным движением вскрыть сонную артерию. Ему не хватило секунды.

Сразу несколько рук вцепились в него мертвой хваткой. У него отобрали нож, скрутили руки, повалили на землю, принялись нещадно бить и пинать ногами. Наконец, командир приказал тащить пленника на допрос. Солдата подвергли самым ужасным пыткам. Бывший вор потерял сознание. Он истекал кровью, но такая лёгкая смерть не входила в планы его мучителей. Его облили ледяной водой, привели в чувства и продолжили допрос с пристрастием. Только тогда солдат признался, зачем они вдвоем проникли в лагерь гоблинов: «Мы отравили воду в том колодце. В остальных не успели». Прохрипел он и впал в болезненное забытьё. Версия прозвучала весьма правдоподобно.

– Выпотрошить его и зажарить! – рявкнул командир гоблинов.

– А вдруг он отравленный? – предположил один из воинов.

– Как это? – не понял командир.

– Ну, он же отравил воду в колодце. При нём был яд. Если он им облился, мы тоже отравимся, – пояснил сообразительный гоблин.

– Разумно, – кивнул командир, – я его жрать не стану. Еды и так достаточно.

– А что с ним делать? – спросил другой солдат.

– Перережь глотку и кинь в этот отравленный колодец. Пусть сам в своём яде и гниёт! – распорядился командир.

Гоблины так и поступили. Они перерезали бывшему вору, спасшему в ту ночь всех детей, горло и сбросили в якобы отравленный колодец. Своей смертью солдат обеспечил самое надёжное прикрытие тайному входу в крепость. Больше к этому проклятому колодцу никто из врагов даже не приближался.

За ужасными пытками наблюдала со стороны неприкаянная душа командира отряда лучников. Странно, после мгновенной и лёгкой смерти его душа не перешла в загробный мир, а зачем-то осталась в этом. Глядя, как нещадно истязают его друга, Баркет буквально выл от отчаяния и бессилия. «Ничего, друг, скоро твои муки закончатся, душа покинет бренную оболочку. Вне тела физической боли не существует», – повторял он. Когда несчастному солдату перерезали горло, Баркет вздохнул с облегчением: «Все! Отмучался». Он крайне удивилась, что душа вора, едва отлетев от изуродованного тела, сказала ему: «Прощай навеки! Я чист перед миром!» – и бесследно растворилась в предрассветных сумерках. Она помчалась в неизвестную даль по бесконечному загробному пути. На этом свете её ничего не удерживало.

Гоблины сбросили изуродованное тело в колодец, потом решили поступить так же и с трупом второго лазутчика. Отравиться никому из них не хотелось. Сделав грязное дело, они направились к клеткам с детьми. Лишь на рассвете гоблины узнали, как их жестоко обманули. Все дети исчезли. В военном лагере началась паника. Командиры не скупились на удары, оплеухи, затрещины и пинки. Некоторые не ограничивались избиением своих подчиненных и кулаками пытались выбить из других: «Какая сволочь всё прозевала?! Чья рота стояла в карауле?! Какой скотине копья в зенки повставлять, чтоб не спала на посту?!» Эти громкие разборки командного состава не могли не разбудить короля гоблинов.