Пока доктор начинает вводить ультразвуковую палочку, я чувствую, как напрягается Расс. Он наблюдает очень пристально, и когда я съеживаюсь от холодного вторжения, у человека-волка появляется такое выражение лица, словно он готов убивать.

Я забыла, что Расс тоже акушер-гинеколог. Интересно, может быть, этот врач-человек не так хорош в своей работе, и именно это его беспокоит.

— Поскольку технически это считается беременностью с высоким риском, мы собираемся внимательно ее наблюдать, — мы все поворачиваемся к экрану, когда картинка меняется. Я видела это изображение раньше, но Расс впервые на стороне пациента, и его глаза прикованы к экрану, пока врач исследует мою матку. Я съеживаюсь, когда он касается нескольких чувствительных мест.

— Вот, — говорит он, указывая на экран.

Пушистый шарик такой же, как и раньше, что-то вроде большого ореха, но он заметно вырос.

— Вау, — говорю я. — Он намного больше.

На лице Расса расплывается огромная улыбка.

— Потрясающе, — тихо говорит он, наклоняясь вперед, чтобы получше рассмотреть, что означает, что он стоит вплотную к краю стола, его мягкая шерсть прижата к моей обнаженной коже. — Мы создали его.

Доктор Ходженс бросает на меня взгляд, но Расс этого не замечает.

— Да, создали, — соглашаюсь я. Я тоже не могу не вспомнить, как мы это делали, на скамейке в той стерильной комнате. Как он облизал меня всю, а потом трахнул так хорошо, как меня никогда в моей жизни.

Ноздри Расса раздуваются, и он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня.

— Дальше все будет развиваться гораздо быстрее, — говорит доктор, продолжая сканирование. — Нам нужно увеличить дозировку витаминов. И в прошлый раз результаты вашего анализа крови были низкими. Вы хорошо питаетесь?

Отлично. Конечно, я недостаточно ела. Я была напряжена и несчастна.

— Я пытаюсь, но, думаю, что возможно у меня от природы снижены показатели, — уклоняюсь я. Хотя не похоже, что Расс в это верит.

Доктор кивает.

— Тогда мы переведем вас на дозировки побольше.

— Вот, — внезапно прерывает Расс, вглядываясь в экран. — Если бы это был детеныш мужского пола, здесь был бы… — он прищуривается. — Нет, я так не думаю.

— Скорее всего, это самка, — соглашается доктор. — Хороший глаз.

— Расс зарабатывает этим на жизнь, — говорю я. — Я бы на это надеялась.

Намек на улыбку растягивает губы Расса, и он благодарно кивает мне.

Остальная часть приема проходит без происшествий, и ни доктор, ни Расс не обнаруживают ничего плохого.

— С гибридами человека-монстра всегда трудно определиться, — говорит доктор Ходженс, убирая зонд. — Каждая беременность отличается. Но я знаю большинство предупреждающих знаков, на которые сейчас следует обратить внимание, и я думаю, что вы двое подходите для рождения здорового ребенка, — он искоса смотрит на Расса. — Или, гм, детеныша.

С этими словами доктор очищает зонд и выходит из комнаты, чтобы я могла одеться. Расс старательно отводит глаза, но я могу сказать, что его мысли витают где-то в другом месте.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, натягивая джинсы.

Он смотрит на меня, затем понимает, что я не совсем застегнула молнию, и поспешно отводит взгляд.

— Д-да. Я в порядке.

Хотя я вижу, что его когти вытянуты, а шерсть на загривке стоит дыбом. Я раздумываю над тем, задать ли еще несколько вопросов, но действительно ли я хочу знать ответы?

Вместо этого я замолкаю, и мы вместе выходим из офиса. Однако на парковке Расс колеблется.

— Могу я… прийти и на следующий? — спрашивает он, замирая, прежде чем сойти с тротуара.

Я делаю паузу.

— Через две недели? — он быстро кивает. — Конечно. Не понимаю, почему бы и нет.

Облегчение проходит по его лицу.

— Спасибо тебе, Ди, — он прикусывает нижнюю губу. — Правда. За то, что позволила мне участвовать.

— Как я уже сказала, — говорю я, открывая машину, — это твой ребенок.

Вся надежда исчезает с лица Расса.

— Хорошо. Что ж, увидимся через две недели. Он направляется на парковку, не сказав больше ни слова.

Двадцать

РАСС

Мне было противно смотреть, как этот мужчина прикасается к Ди. На базовом, интеллектуальном уровне я знал, что мне не о чем беспокоиться. Но на другом уровне, который я отчаянно пытаюсь изгнать, я хотел его съесть. Не говоря уже о том, что он неаккуратно обращался с аппаратом, что делало процедуру гораздо более неприятной для Ди, чем было необходимо.

Но я увижу ее снова через две недели. По крайней мере, после нескольких минут со своей парой и детенышем наедине… мои инстинкты успокоились, и я почувствовал краткое, мимолетное умиротворение.

Только вот по мере того, как тянутся дни до следующего приема, во мне снова поднимается потребность. Этого недостаточно, но это все, что я получу.

Моя жизнь превращается в круговорот беспокойств — о том, что Ди живет в своей квартире одна. Хожу в спортзал, хожу на работу, ем где-то в промежутках и переживаю о Ди, а потом иду спать. Я повторяю цикл каждый день, жалея, что просто не знаю, где она, что делает, правильно ли питается.

Я знаю, что она лгала врачу и что она не заботилась о себе. Я не зря наблюдал за ней все это время. Единственное, что она ест до 11 часов утра, — это хлопья, а потом заваривает чай, прежде чем выгулять собаку, а на ужин ест салат и куриные палочки, или иногда заказывает пиццу.

Она заказывает пиццу намного чаще, чем, вероятно, следовало бы.

Чтобы утолить свое растущее беспокойство, я снова отправляюсь на охоту, и теперь за месяц я охочусь в два раза чаще, чем за последние три года. Это сдерживает потребность настолько, что я могу прояснить голову и терпеливо ждать до следующей пятницы, когда придет время следующего осмотра Ди.

Я тщательно ухаживаю за своим внешним видом, надеясь, что это не выглядит так, будто я слишком стараюсь, а затем сажусь за руль, чтобы приехать за две минуты до назначенного времени.

Ди снова вежлива, и я задаюсь вопросом, не это ли моя судьба? Быть знакомым со своей парой, матерью моего детеныша. Интересно, что я могу сделать, чтобы показать ей, что я ей подхожу.

Даже во второй раз видеть нашего детеныша на экране УЗИ — это чудо. Вот она. Моя грудь раздувается, когда я смотрю на нее, а затем опускаю взгляд на Ди. Она тоже слишком занята, уставившись в экран, чтобы заметить, как я наблюдаю за ней, изучаю все прелестные черты ее лица. Ее грудь медленно растет, о чем я могу судить только потому, что не видел ее две недели.

Мое сердце болит при мысли о кормилице, которая готова прийти на помощь, как только родится детеныш. Какой будет моя жизнь, если я буду растить этого малыша один? Таков был мой план с самого начала, и мне нравилась эта идея — нравилась настолько, что я копил и откладывал, чтобы позволить себе пакет услуг в DreamTogether.

Но теперь… мысль о том, что Ди уйдет из нашей жизни, заставляет мое сердце сжиматься так сильно, что мне кажется, мои легкие вот-вот разорвутся.

— Она прекрасна, — говорю я. Ди кивает в знак согласия, но ничего не говорит. Когда я смотрю на нее сверху вниз, ее глаза мерцают. Затем она отводит взгляд от экрана, прикрывает грудь руками и молчит все оставшееся время нашего общения с доктором.

После визита я останавливаюсь у офисного здания DreamTogether, как и в прошлый раз. Я не могу позволить ей уйти, не выяснив, о чем она думала.

— С тобой все в порядке? — на этот раз спрашиваю я.

— Что ты имеешь в виду? Я в порядке, — она морщится. — Хотя он определенно не нежен с этой штукой.

— У него это, блядь, хреново получается, — говорю я.

У нее вырывается смех. Она вытирает один глаз, и становится ясно, что она была на грани слез.

— Что случилось? — спрашиваю я. — Правда. Ты выглядела расстроенной.

Ди хмурит брови.

— Все в порядке, — говорит она, и в ее голосе слышатся оборонительные нотки. — Просто гормоны.

— Гормоны или нет, твои чувства все еще имеют значение, — говорю я. — Я просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке, Ди. Робби… — его имя слетает с моих губ как проклятие, потому что я даже не хочу признавать, что кто-то другой заботится о ее нуждах. — Он хорошо заботится о тебе?