Скорее всего Край Четыре во время репетиции передавил каналы и заклинание освещения сорвалось.

— Кто — нибудь пострадал?

— Нет. Только один текла сгорел.

— Хорошо, что не во время представления.

— Ага. Может, если бы они наняли более квалифицированного волшебника, такого бы вообще не случилось, но как я и сказала, дела, они такие.

— Полагаю, что так, — кивнула Лонора, разворачивая картину и изучая своих рук дело. — Но когда законники вмешиваются в дела театра, это не к добру. Ничего хорошего из такого не выйдет.

— И тем не менее, театр — порождение законников, — провозгласила Вик.

— Что?

— Истинная правда.

— Если это одна из твоих шуточек…

— Вовсе нет. Именно в театре адвокаты… ну, тогда они так не назывались, но это были те, кто говорил на суде в пользу друних, — в общем, в театре они оттачивали свои ораторские навыки.

— Тогда почему в театре нет иоричей?

— В Доме Иорича есть театральный зал, но постановки там даются только для своих.

— М-да.

— А еще вклад в развитие театра некогда внесли танцоры — иссолы, формализовав традиционные пляски текл.

— Где ты всего этого нахваталась?

— Работаю достаточно долго, вот и поднатаскалась.

Лонора нашла на верстаке напильник по металлу и немного поработала над внутренним ободом кольца, чтобы веревки не так перетирались. Вик наблюдала за ее работой.

Наконец креота подняла взгляд и спросила:

— Ладно, в чем дело? Ты весь день мысленно где — то далеко. Можешь уже рассказать мне все.

Вик вздохнула.

— Монторри.

— Все еще, или снова?

— Все еще, только поднял еще на шесть медяков. Наверняка скоро услышишь.

Лонора выдала несколько выражений, описывая орков как таковых и Монторри в частности, причем все это было скорее метафорой, ибо подобное биологически невозможно.

Вик пожала плечами.

— Да, это наглое жульничество, он знает, что мы это знаем, и знает также, что мы ничего не можем поделать, и мы знаем, что он это знает.

— Угу.

— Племянник продюсера, — вновь пожала плечами Вик, словно это все объясняло, и где — то так и было.

— Собираешься уйти?

Вик вздохнула.

— Не знаю, Лори. Мое положение ты знаешь. Дети. Квартира. И если придется платить этому сукиному сыну просто чтобы…

— А какой еще выбор?

Тсалмот промолчала.

— Вик?

— Актер из него ужасный, кстати, мне втихую сказали. Он получил роль только из — за дядюшки.

— Вик.

— Что?

— Когда я спросила тебя, какой у нас еще выбор, я не ожидала ответа, но ты же явно о чем — то таком думаешь.

— Выходец с Востока.

— Тот, что у нас прячется?

— Ага.

— А он тут при чем?

— Он носит меч, он прячется. Ставлю свое недельное жалование, он связан с джарегами. В смысле кроме своих зверьков.

— Продолжай, — в тоне Лоноры беспокойство смешивалось с заинтересованностью.

— Женька ничем не может ему угрожать, а значит, Монторри ничем не может ему угрожать.

— И о чем ты его попросишь, и как убедишь его это сделать?

— Не знаю — ни то, ни то, — поэтому — то я с ним еще и не говорила. Но скажи, что тебе не понравится увидеть Монторри избитым в кровавые сопли, без этой трижды гребаной улыбочки на его трижды гребаной физиономии.

Лонора помолчала, затем слова подняла картину, изучая ее тыльную сторону.

— Да. Должна выдержать.

Возносить молитвы божеству, желая с таковым связаться — по — настоящему, я имею в виду, а не бросить пару слов, мол, вроде как надеешься, что тебя вроде как услышат, — такое должно быть чем — то сродни псионической связи, а также, полагаю, чем — то похоже на призыв демона, только это ни то, ни другое.

Наверное, я не очень понятно объясняю.

Ладно, вычеркнем демонскую часть — ибо как бы это ни было важно лично для меня, я понятия не имею, как проводят такие призывы, и совершенно не спешу выяснить. Что до обычной псионической связи, тут вся суть в настройке своего сознания, чтобы оно зацепилось за сознание той персоны, с которой нужно связаться. Просто, верно? Драгаэряне сосредотачиваются через Державу, тогда как выходцы с Востока, по крайней мере те, кто не является гражданами Империи, используют собственные природные силы, если таковыми обладают. Иначе говоря — надо думать о нужной персоне, пытаясь как можно плотнее ощутить ее мысленное присутствие, пока связь не установится — ну или пока вы не махнете рукой на это дело. После того, как несколько раз связываешься с одной и той же персоной, дальше все протекает так легко, что и задумываться уже незачем.

На самом деле все заметно сложнее — мой друг — ястреблорд однажды объяснил, как там все в действительности работает[16]; но в нашем случае это не имеет значения, потому как для дела это знать совершенно необязательно.

С молитвой все так же, только совсем по — другому, ибо, во — первых, нельзя быть знакомым с божеством — точно не так, как с обычным человеком, но это лишь часть вопроса.

Пожалуй, молитва — настоящая молитва, когда отчаянно жаждешь достучаться, — во многих смыслах имеет больше сходства с колдовством, нежели с чем — либо еще. Хотя и тут все совсем не так, разумеется.

Можно провести определенные ритуалы — описывать не стану, даже вам, — и сжечь некоторые растения, каковые являются фамильным секретом, кропотливо пронесенным через поколения; но истина такова, что все это не так чтобы помогает. Важно только то, что происходит в голове взывающего. А что происходит в голове, так это…

Ладно, расскажу вам кое — что такое, чего еще никому не говорил. Я боюсь высоты. Мне не нравятся горы и всякие высокие места. Нет, я не каменею от страха, если надо — перетерплю. Недавно мне пришлось прыгнуть в море — океан[17], и это было… ладно, неважно. Там, внизу, была вода, а я, болван, загодя не выяснил, насколько это может быть больно, шмякнуться о воду с высоты, и все равно испугался.

Суть в чем. Когда я там, где нет уже ничего между мной и долгим — долгим падением, настолько долгим, что я уже знаю, мне не выжить — я боюсь не того, что упаду, а того, что спрыгну. Нет, я вовсе не хочу умирать — имелась куча возможностей, если бы хотел. Но когда я нахожусь в шаге от смерти, что — то буквально заставляет меня захотеть сделать этот шаг. Искушение практически зримое, и вот это — то меня и пугает.

Вот если вы это поняли, если вы это сумели представить — представьте себе, что на грани долгого — долгого падения находится не тело, а сознание, душа, если угодно. Потянуться к богине, представить себе богиню — и глубоко внутри словно открывается провал, и вы своей волей шагате в него.

И возможно, опасности, что войдете — и уже не выйдете, на самом деле нет, но ощущение именно такое. Так что в тех случаях, когда это важно, когда чрезвычайно важно связаться с Богиней Демонов… в общем, я имею в виду, что лучше бы это было чрезвычайно важно.

Богиня Демонов.

Вирра.

В определенном смысле это мой личный маленький мятеж, всякий раз я называю ее, вслух или про себя, именно Виррой. Для моих сородичей это непроизносимое имя; она — только и исключительно Богиня Демонов. Почему?

Что в точности это вообще значит? Богиня Демонов. Богиня, повелевающая демонами? Богиня, возвысившаяся из демонов?

И я шагнул в пропасть, и мысли мои о ней закружились нестройным вихрем, как и все чувства, которые я испытывал в отношении своей богини — покровительницы. Любовь, часть моего наследия и при этом вроде как настоящая; ненависть за все, что я благодаря ей испытал; страх перед ее могуществом; определенная толика гнева, обусловленная исключительно тем, что я ненавижу свой страх перед нею; и — равновесие, падение без падения, как будто пустота вещественна, она наполняет меня, хотя я лечу — падаю — плыву — проталкиваюсь сквозь нее, и стиснутый в груди вздох словно где — то отдельно от меня, совсем отдельно, а не как всепоглощающие и всеобъемлющие мысли или чувства, как будто в этом состоянии я могу их разделить, и целеустремленность, которая ведет меня, становится частью мироздания, в котором я живу, и… В общем, да, я многое вложил в эту молитву. Мне уже случалось связываться с ней прежде, и хотя уверенности не было, но надежда имелась. И все равно меня всего пробрало, когда — никакого ощущения перемещения, и вообще никакого ощущения, так, моргнуло нечто золотистое, — я оказался в широком белом коридоре, где уже бывал ранее[18], и все отзывалось эхом — эхом — эхом, включая мою высотобоязнь.