– Когда забираешь платье? – крикнула из комнаты Лиззи. Рианон похолодела. Почему-то она боялась об этом думать.

– В понедельник. А твое готово?

Лиззи появилась в дверях.

– Мария мне его вчера принесла. Они с Иветтой были так счастливы, что я заказала платье им. Отложили все дела, чтобы закончить вовремя. Они тебе не говорили?

Рианон улыбнулась:

– Да это же и так понятно. Жаль, конечно, что мы не сможем обеспечить им побольше рекламы, но, честно тебе скажу, я не вынесу, если на мою свадьбу явится пресса. По-моему, это не публичное мероприятие.

– Да они и так на седьмом небе оттого, что мы их талантам посвящаем целых полчаса, – возразила Лиззи. – Их уже знают в мире не меньше, чем знаменитостей, для которых они шьют. Спасибо. – Она взяла у Рианон бокал. – Да, а как твой отец? Будет?

– Господи, – пробормотала Рианон и прижала ладонь ко лбу, как будто простое упоминание об отце вызывало у нее головную боль. – Приедет. И фифа с ним. – Она вдруг побледнела от ужасной мысли. – Послушай, Лиззи, – застонала она, – а что, если опять?.. Вдруг он тоже меня бросит перед свадьбой?

Лиззи засмеялась и взяла подругу за руку:

– Чушь. Оливера что-то задержало, вот и все. Завтра он будет здесь. Хотя ты все равно найдешь, о чем беспокоиться, я тебя знаю.

Рианон вымученно улыбнулась.

– Не в его привычках задерживаться и не звонить, – сказала она, уставившись в бокал.

Лиззи смотрела на подругу, раздумывая, как ее утешить, и наконец решилась задать прямой вопрос:

– Он должен был встречаться в Нью-Йорке со Строссеном?

Ледяная игла пронзила сердце Рианон.

– Да, – кивнула она и подняла глаза на Лиззи. – Только не спрашивай меня, в чем там у них дело. Я и сама толком не знаю. Как только я заговаривала о Строссене, он сразу обрывал меня, Не хотел пугать. Говорил только, что все уладится. А в Африке он мне сказал, что хочет отделиться от Строссена. Злился очень. – Она глубоко вздохнула, запрокинула голову и сделала большой глоток шампанского. – Прости, Лиззи, я знаю, тебе надо поговорить, а я…

– Нет, это тебе надо поговорить, – возразила Лиззи. Она вдруг остро почувствовала, впервые за долгие недели, какое удивительное лекарство от одиночества – стать нужной тому, кого любишь. – Ты, случайно, раньше не наводила справки насчет этого типа, Строссена?

Рианон покачала головой:

– Нет. Мне было неловко… что-то предпринимать за спиной Оливера. – Она опять посмотрела на дно бокала.

– И ты боялась узнать что-то нехорошее, – безжалостно добавила Лиззи.

Рианон медленно кивнула и произнесла со вздохом:

– Громкие слова, да?

– Ага, – согласилась Лиззи. – Но это благородно. Только ты, Рианон, не можешь не понимать, что это значит. Ты до конца не доверяешь Оливеру.

Глаза Рианон сверкнули.

– Я ему полностью доверяю! – с жаром заявила она. – И значит это совершенно другое: я считала и считаю, что действовать втайне от него нельзя. Ясно, что Строссен на многое способен, и Оливеру меньше всего нужно, чтобы я рыскала вокруг такого человека. Я могла бы только навредить Оливеру.

– Хорошо, хорошо, пусть так, – поспешила успокоить ее Лиззи. – Может, присядем? Лично у меня после этих магазинов ноги гудят.

Рианон взяла бутылку шампанского и прошла вслед за Лиззи в комнату. Там они уселись на диван и положили ноги на кофейный столик.

Рианон бросила взгляд на свой перстень и ощутила новый приступ тревоги. Ей захотелось переменить тему.

– Кстати, я тебе не говорила, что в июле собираются приехать Симпсоны?

Лиззи покачала головой:

– Нет. А зачем?

– Разве они когда-нибудь скажут? – усмехнулась Рианон. – Вот приедут, тогда и увидим. А ты знаешь, что Ричард Коупленд уходит в отставку?

– В четверг мы с тобой это подробно обсудили, – напомнила ей Лиззи.

Рианон досадливо поморщилась.

– Да-да, извини. Я зациклилась. Давай лучше поговорим о тебе. И мне лучше сосредоточиться на чем-нибудь действительно важном, а не сходить с ума, когда дело, может, яйца выеденного не стоит.

– А что обо мне? – Лиззи пожала плечами. – Я одна. Что тут еще сказать? Ничего, переживу.

Взгляды их встретились, и Рианон вдруг стало стыдно за то, что в последние два месяца она была скверным другом.

– Ты все еще тоскуешь по Ричарду?

Лиззи кивнула и заставила себя улыбнуться.

– Конечно, но это же естественно, – безмятежным тоном ответила она. – Хотелось бы получше справляться со своими настроениями. Иногда я так злюсь, что мне буквально хочется убить кого-нибудь.

Рианон с сочувствием смотрела на Лиззи.

– А ты не думала посоветоваться с врачом? – мягко спросила она.

– Много раз. Но знаешь, мне нужен скорее не врач, а близкий человек, с которым я могла бы делиться. Как с Ричардом, Ну, наверное, не так, как с ним. Нельзя искать просто замену, но я ведь живой человек… – Голос ее задрожал, и она удрученно заглянула в бокал.

Рианон с улыбкой смотрела на нее.

– Я полагаю, если бы Энди объявился, ты бы мне сказала?

Лиззи со вздохом откинулась на спинку дивана.

– Да, конечно. Мне сейчас хочется только одного: понять, почему он не отзывается. И вообще зря он тогда заговорил о том, чтобы я осталась с ним. Оказывается, какая-то глупая клеточка во мне отнеслась к его предложению всерьез.

– Интересно, – встрепенулась Рианон. – Выходит, ты передумала? Теперь ты хочешь быть с ним?

– Да иди ты к черту! – вспылила Лиззи. – Я этого не говорила. Я сказала: зря он полез со своим предложением, вот и все. Гнусно он со мной обошелся: заставил подумать, что я для него что-то значу, и забыл про меня, как только взлетел самолет. А я столько времени хнычу из-за мужчины, с которым переспала пару раз. Что ж, это только доказывает, в каком я отчаянии. Да, я в отчаянии, что скрывать. Мне плохо одной. Я как будто только наполовину живая. Не с кем поговорить, не с кем заняться чем-нибудь. Бывает, я с пятницы до понедельника ни единым словом ни с кем не перекинусь. После этого подпрыгиваю от звука собственного голоса. И не надо мне советовать почаще где-нибудь бывать, встречаться с людьми. Я пробовала. Еще хуже. Это неестественное общение, в нем есть что-то фальшивое. Я не хочу бывать там, где мне никто по-настоящему не рад. Да-да, никому не нужны одинокие женщины, тем более одинокие женщины моего возраста. Я лишняя, чувствую себя лишней. Ни мужа, ни детей, друзья меня забросили, а я потонула в жалости к себе, так что можешь открыть еще бутылку, чтобы я потонула окончательно. Вот так. – Лиззи усмехнулась и осушила бокал. – Тебе все еще интересно говорить обо мне?

Рианон не улыбалась, а только смотрела на Лиззи.

– Я и не знала, что тебе настолько тяжело.

Лиззи снова пожала плечами.

– А зачем тебе знать? Я и не хотела нагружать тебя своими проблемами, тем более сейчас. Да и чем ты можешь помочь? Кто вообще тут поможет? Ричарда нет, его не вернуть, а Энди… Один Бог знает, где он, и мне нет до него никакого дела.

– Есть. Это же видно.

– Нет. Он для меня – предлог, способ растравлять жалость к себе.

Рианон улыбнулась.

– Ты ведь по нему тоскуешь, – возразила она.

– Неправда. Я тоскую по Ричарду.

Рианон покачала головой:

– Не верится. Ты уже начинала приходить в себя. Ты успокаивалась. И опять впала в депрессию после Энди. Лиз, если бы ты осталась к нему равнодушной, эта история на тебя так не подействовала бы.

– Просто он первый после Ричарда мужчина, с которым я спала. Еще через месяц-два я и не вспомню, как его звали. Ну-ка, беги к телефону. Может, это Оливер.

Рианон уже подносила трубку к уху, горячо молясь про себя, чтобы это действительно оказался Оливер. Но звонила Иветта, модельер, которая занималась свадебным нарядом Рианон. Она сообщила, что намерена снабдить шляпу вуалеткой, а поля украсить кружевами, но если Рианон не понравится, то убрать все это – минутное дело.

Рианон положила трубку и постояла у окна, глядя в сад. Она уже едва могла справиться с охватившей ее паникой. Ей вспомнились унижение, испытанное ею в тот раз, когда ее свадьба сорвалась за несколько дней до назначенной даты. Унижение и безумная боль. Неужто ей придется пройти через все это вновь? Надо будет звонить в церковь, в бюро проката автомобилей, в цветочный магазин, в кондитерскую… И платье это ей никогда не надеть. И обручальные кольца навсегда останутся в футлярах. Утешения, ахи, смешки за спиной, любопытные взгляды и безграничное отчаяние. Никогда она не была так одинока, как в те дни. Ее жених убежал с ее лучшей подругой, а родной отец ее проклял. Неужели Оливер заставит ее еще раз пережить это? Похоже, последнюю фразу она пробормотала вслух.