Намеки на то, что Каролин была не первой жертвой Макса Романова – или же тех, кто исполнял его заказ, – герой скандала предпочитал игнорировать. Не обращал он внимания и на прозвища типа Порнокороль или Растлитель-убийца. Некоторые выпускаемые концерном Романова журналы – около трех дюжин – считались изданиями для взрослых, поэтому, принимая во внимание насильственную смерть жены магната, можно было ожидать всплеска феминистских истерик в его адрес. Где-то появился краткий, но весьма недвусмысленный материал, описывающий сексуальные наклонности Макса Романова, и тысячи, многие тысячи извращенцев теперь писали ему письма и живо интересовались, что же на самом деле происходило в семейной усадьбе. Максу оставалось надеяться, что публикации подобного рода только подогреют интерес читателей к изданиям концерна. Вышло иначе, и тогда Макс решил переслать все письма подобного рода популярнейшей в стране журналистке, ведущей ток-шоу на телевидении, по имени Опра. Она наверняка сумеет распорядиться письмами лучше, чем сам Макс.

Сейчас Макс, улыбаясь про себя, читал изящно составленное благодарственное письмо Опры и время от времени машинально стирал салфеткой яичный желток, стекавший по подбородку его трехлетнего сына Александра. Мальчик протестующе хныкал до тех пор, пока не заметил, что отец уже не читает, а смотрит на него. На лице малыша немедленно появилась улыбка.

– Пап, пусть он уйдет, – посоветовала отцу Марина, восьмилетняя дочь Макса. – Какой противный. Алекс, ты скверный парень. Хватит ныть.

Алекс посмотрел на отца. Тот сдвинул густые темные брови, по-видимому, желая казаться сердитым.

– Р-р-р-р-р-р-р! – зарычал Алекс, изображая монстра.

– Совсем не смешно, Алекс, – заметила Марина, раздувая ноздри. – Пап, правда, не смешно?

– Конечно, не смешно, – заверил ее Макс, пристально глядя в глаза сыну.

– Ва-а-га-а-бум! – завопил Алекс, с размаху опуская яйцо на старинный кружевной воротник нового платья сестры.

Макс выдержал паузу. Лицо Марины вспыхнуло от гнева. Макс отложил письмо и усадил дочь на колени. Ярость уступила место отчаянию, и девочка разревелась.

– Ш-ш-ш, – успокаивал ее Макс, покачивая на коленях. – Не надо плакать, малышка.

– Папа, – всхлипывала Марина, – он же испортил мне платье. А это мое самое любимое платье!

– Все отстирается, солнышко, – заверил ее Макс. Он-то знал, что у Марины все платья “любимые”.

– Не хочу отстирывать! Хочу, чтобы оно было новое! Ненавижу тебя! – завопила Марина и попыталась лягнуть брата.

– Эй-эй! – Макс решительно пресек попытку Марины затеять драку. – Алекс, извинись перед сестрой.

– Ну, извини, – сказал Алекс.

В его голосе при всем желании невозможно было уловить хотя бы малую толику раскаяния.

– Папа, побей его! – потребовала Марина.

– Лучше… я тебя пощекочу, – предложил Макс и сразу приступил к делу.

Девочка захихикала.

– Не надо, папа, – сквозь смех выдавила она. – Не надо. Мне не нравится. Па!

– А теперь меня, папа! – закричал Алекс, проворно забрался на стул, обрушился на плечи Макса и нечаянно стукнул сестру по голове.

– Ой, он меня ударил! – вскрикнула Марина. Захохотав, Макс осторожно опустил мальчика на пол, затем подхватил детей под мышки, вынес их во внутренний дворик, к фонтану, и пригрозил утопить в нем обоих, если они немедленно не станут вновь друзьями.

Постанывая от смеха и прижимаясь к отцу так, как будто он должен был защитить их от смертельной опасности, дети дали торжественное обещание дружить, никогда не ссориться и любить друг друга сильнее, чем все прочие братья и сестры в мире.

Когда Макс понес детей обратно в столовую, Алекс обратился к нему:

– Папа!

– Что такое?

– Я хочу пи-пи.

Макс глянул вниз, на темное пятно, расползающееся по шортам Алекса, и тут же почувствовал, как по его руке потекла теплая жидкость. Он опустил детей на землю и распорядился:

– Марина, милая, быстро тащи сюда горшок Алекса.

– Я не знаю, где он, – отозвалась девочка.

– Значит, спроси у миссис Клей. Ну, бегом.

– Пап, а как же мое платье?

– Марина! Делай, что тебе говорят, – прикрикнул на нее Макс.

Нижняя губа Марины обиженно дрогнула, и Макс, несмотря на раздражение, обнял ее и притянул к себе.

– Ну прости, солнышко, – сказал он. – Я не хотел кричать. Только не плачь из-за пустяков.

– Хочу к маме! – хныкала Марина. – Меня никто не любит! Хочу к маме!

– Ш-ш-ш, дочка.

Макс поцеловал ее в макушку. Сейчас ему вовсе не хотелось думать о Каролин, и поэтому он представил себе лицо собственной матери.

– Мамочка! – всхлипывала Марина.

– Мамочка! – вторил ей Алекс.

– Ну пойдем, пойдем. – Макс склонился к детям, стараясь их успокоить. – Все будет хорошо…

– Ты не любишь меня! – сердито бросила Марина. – Ты только Алекса любишь.

– Милая моя, я вас обоих очень люблю, – мягко возразил Макс.

– Я могу чем-нибудь помочь, сэр?

Макс поднял голову и встретился взглядом с миссис Клей, няней обоих малышей. Миссис Клей была шотландкой.

– А-а, это вы, – с облегчением произнес Макс. – Дело в том, что Алекс испачкал яичным желтком платье Марины, и…

– Лучшее платье, – с жаром перебила его Марина. – Оно теперь такое ужасное! Я больше никогда не смогу его носить!

– Ну-ка, дай я посмотрю. – Миссис Клей наклонилась и стала рассматривать воротничок. – По-моему, здесь нашлась бы работа для Мэри Поппинс.

Глаза Марины округлились, и девочка ахнула:

– Мэри Поппинс? Так вы умеете колдовать, миссис Клей?

– В некотором роде, моя дорогая, – ответила няня. – В некотором роде. – Она повернулась к Алексу: – А у вас какие проблемы, молодой человек? Мне кажется, у вас тоже стоило бы кое-что постирать.

– Я сказал папе, что описался, – с достоинством сообщил Алекс и взял миссис Клей за руку.

– Да неужели? – иронически произнесла та.

– Ага, – серьезно подтвердил Алекс и весело добавил: – А папа никогда не писается.

Миссис Клей издала негромкий смешок. Теперь ее проницательные зеленые глаза смотрели на Макса.

– Вам следует возблагодарить судьбу, сэр, – сказала она. – А теперь, дети, обнимите папу и идем.

Макс, улыбаясь, поцеловал детей и хотел было вернуться к изучению утренней корреспонденции, но из холла раздался звонок, извещающий о прибытии посетителя. Секунду спустя в комнату вошел Лео, дворецкий.

– К вам мистер Реммик и мистер Замойский, – торжественно объявил он.

– Спасибо, Лео.

Макс абсолютно не считал нужным соблюдать светские условности с Морисом Реммиком и Эллисом Замойским, и сами они – не только сотрудники Романова но и, вероятно, самые близкие его друзья и доверенные лица – чрезвычайно удивились бы, если бы Романову вдруг пришло в голову перед их появлением побриться, надеть официальный костюм и встретить их у парадного входа.

– Тебе не хватает только золотых слитков, брюха да еще парочки девочек в бикини, – пошутил Замойский, когда они с Реммиком вошли в комнату и застали босса в просторном купальном халате. Закинув босые ноги на пустой стул, он сидел у стола, на котором стояла тарелка, и валялись в беспорядке газеты и письма.

Макс поднял глаза на вошедших:

– Вы завтракали? Может, кофе? Сейчас сварят.

Морис, оглядывая царивший в комнате хаос, осведомился:

– А дети где?

– Наверху. Переодеваются, – ответил Макс и шлепнул Эллиса по руке, когда тот потянулся к хозяйской чашке кофе.

– Как тебе миссис Клей? – спросил Эллис.

– Пока я доволен. Ну, вы же прекрасно знаете, что с некоторых пор я должен один заботиться о детях. Естественно, мне нужна помощь, и именно поэтому я позволил вам уговорить меня взять на работу миссис Клей. Между прочим, я еще не видел сегодняшних газет.

Морис усмехнулся:

– Мы могли бы и сами догадаться. Макс, надо бы активизировать наше предприятие. Так что тебе стоит просмотреть газеты.

– Те, которые стоит смотреть, я смотрю, – возразил Макс и вскрыл очередной конверт. – А те, о которых ты говоришь, я смотреть не буду.