Он доверился. Хоть у него и не было выбора, но за ту веру в меня я благодарен ему до сих пор.

Я поднялся, наслаждаясь ощущениями: во мне плескался океан, а сам я был подобен скале; оглядел притихший зал. Каждый из развращённых толстосумов уже понял, что что-то не так, но до их затуманенного алкоголем и дурман-травой сознания ещё не дошло, что им нужно бежать.

— Сегодня, — начал я, театрально выдерживая паузы. — Моим противником станет тот, кто посчитал, что Зверя можно приручить! Тот, кто решил, что Зверем можно управлять, как ручной собачонкой! Тот, кто не имеет уважения к чемпиону!

Толпа глядела на меня, как заворожённая. И мне стало любопытно, как далеко я могу зайти. Я добавил совсем немного чистой энергии в свой голос. Пресвятой Эспен делал так раньше во время проповедей. Он говорил, что тогда любая чушь воспринимается прихожанами как откровение.

— Пять лет я убивал на этой арене. Пять лет я делал то, что мне велят, потому что желал защитить тех, кто мне дорог, — я не смотрел на Эйдена, но знал, что он так же, как и остальные, не сводит с меня взгляда. — И вот сейчас, спустя пять лет, скажите, люди, заслужил ли я право на свободу? Заслужил ли я право самому выбрать противника?

Толпа утвердительно завыла, а я восхитился.

— Я тоже так считаю, — усмехнулся я и обернулся к Эйдену.

Он был слишком уверен в решётке и своей охране, чтобы поступить мудро и сбежать сразу, пока я болтал. Он не сдвинулся с места, когда я вплотную подошёл к решётке. И когда я, используя энергию, сделал вид, что голыми руками разворотил прутья решётки (больше я не собирался показывать свой дар никому из тех, кто может вновь посадить меня на цепь). Эйден поднялся со своего места лишь тогда, когда я перехватил оба арбалетных болта, летевших в меня, и ими же пригвоздил к стенам стрелявших. Но тогда бежать было уже поздно.

Я добрался до него за считаные миги. А ещё через миг я держал в руках его голову, которую я якобы оторвал руками, а на самом деле проделал это с помощью верёвки, сотканной из чистой энергии.

Никто не убежал. Никто не закричал. Народ просто смотрел на меня со смесью ужаса и восхищения в глазах, и тогда я понял, что нужно делать.

— Я — закон для таких, как вы, — сказал я им и не услышал ничего против. — Я — отец для таких, как вы. Каждый из вас теперь будет вести дела лишь с моего разрешения. Каждый из вас теперь будет делать всё, чтобы снискать моё одобрение. А если кто ослушается…

Я не стал договаривать. Когда стоишь с чьей-то головой в руках, угрозы нет смысла произносить вслух. В любом случае, всё, что я произносил, бывшие зрители боёв с моим участием воспринимали, как единственную и неоспоримую истину.

— Те, кто хочет стать мне союзником, поклонитесь мне. И я буду знать, что отныне мы с вами одна семья.

Дэрги склонился первым, а за ним пятеро оставшихся в живых бойцов, которых Эйден нанял для своей охраны. Так появилась банда Чёрных Волков.

Криста

Собственный крик врывается куда-то в центр моей груди. Из мути памяти неожиданно и неуместно снова выплывает такое яркое и болезненное полувоспоминание-полувидение. Я помню белую сутану, красивую мужскую руку с перстнем, она ложится между лопаток темноволосого мальчишки и подталкивает к двери. Я плачу, кричу так сильно, что закашливаюсь, задыхаюсь. Дверь за мальчиком и человеком в белых одеждах закрывается, и вместе с этим разрушается мой мир. У меня забрали его и никогда больше не вернут. Я вою, а другой мальчик жалеет меня по голове окровавленной рукой.

Я выпадаю из нежданной картинки резко.

Невозможно. Это какой-то бред. Или опять воспоминания, которые я потеряла?

Руки дрожат, но я крепко перехватываю рукоять тонкого кинжала. Может, я и сошла с ума, но, Темнейший его забери, Аарон с Тенью один на один, и она уже запустила в него свои когти! Идеально белая сутана, такая же, как в моём видении, перепачкана жирной землёй, и почему-то это пугает меня сильнее, чем капля крови на воротнике.

Я бросаюсь в атаку, поступая совершенно не так, как стоило бы. Мне бы бежать вслед за извозчиком, а не строить тут из себя героиню. Бежать и не оглядываться!

Мой нож не ранит Тень, но, чтобы увернуться, она выпускает из жутких объятий сумасшедшего пресвятого. Я не даю ей опомниться, делаю следующий выпад, а за ним ещё и ещё один. В голове шумит, адреналин зашкаливает настолько, что я не могу разглядеть ничего, кроме чёрных удивлённых глаз Тени. Мне удаётся отогнать её от Аарона на небольшое расстояние и вклиниться между ними. Господи, что я творю⁈ Надо уносить ноги, пока она не опомнилась, и как можно скорее! Тиарго уже пешком до Энтелона бы домчал. Но я не даю малодушным мыслям себя остановить.

— Пошла прочь! — гоню я её с небывалой для себя отвагой. — Пошла прочь от него!

Запястья перехватывают так быстро, что я не успеваю опомниться. Руку с клинком крепко, но аккуратно, фиксируют на уровне живота, а вторую у груди. Саму меня вдавливают спиной в твёрдое тело.

— Всё хорошо, Крис, — горячие губы прижимаются прямо к моему уху, и низкий голос врывается в сознание, вызывая вздох облегчения. — Со мной всё хорошо.

Ощущения такие, будто меня окатили ледяной водой, которая враз вымыла из меня весь страх, оставляя вместо него лишь умиротворение и снова ощущение… дома. Непроизвольно закрываю глаза, откидываю голову ему на плечо, расслабляясь, почти забывая о страшной Тени напротив. С ним всё хорошо. Его никто не забрал. Точнее, не так. Его забрали, но я его нашла.

— Что ты сказала⁈ — Аарон разворачивает меня так резко, что я едва удержалась бы на ногах, если бы меня не удерживали сильные руки.

— Ничего, — не понимаю, о чём он.

Голубые глаза лихорадочно блестят. Он осматривает моё лицо так, словно видит впервые.

— Ты сказала: «Я тебя нашла», — его голос дрожит.

— Я такого не говорила, — холодно лгу я. — Аарон, отпусти меня.

— Крис, кого ты нашла? — он слегка встряхивает меня, и меня это злит.

— Глупость свою утраченную нашла! — вырываясь, рявкаю я, от чего он отшатывается. — Думала, навсегда поумнела, ан нет!

Я хочу уйти, но мой взгляд прикован к ледяным глазам, и у меня нет ни малейших сил, чтобы разорвать эту цепь. Мы смотрим друг на друга, и мне вдруг кажется, что я знаю его холодные глаза всю свою жизнь, они отпечатаны где-то глубоко внутри, под рёбрами, в самом центре сердца.

Это длится считанные миги, а потом я слышу нервный женский смех, и волшебство уходит.

— Она тебя защищала, ты видел? — голос Тени глубокий и невероятно красивый.

Усилием воли заставляю себя посмотреть на неё. С удивлением понимаю, что она похожа на человека больше, чем я себе представляла. Больше, чем все мы, люди, представляли. Она выглядит не как бестелесный дух, не как живой мертвец, а как женщина. Очень измождённая, но явно женщина. Ловлю тонкие, красивые черты. Немного хищные, чуть более острые, чем у обычных людей, но, несомненно, очень привлекательные. В совокупности с голосом и этими нечеловечески плавными жестами она становится чем-то невероятно прекрасным.

Неожиданная и неуместная ревность колет в центр груди тупой иглой.

Однако то, что и как она говорит, ещё больше заставляет чувствовать себя дурой. Мне больше не страшно, я вдруг отчётливо понимаю, что Тень никогда не причинит вреда главе энтелонской церкви, и я понятия не имею, почему поступила так глупо. Возможно, виной тому странные картинки, так некстати всплывшие в моём сознании, а возможно, расшатанные глобальными изменениями в моей жизни нервы. Но уж в это я точно не собираюсь посвящать этих двоих. И так повела себя, как сумасшедшая. Чувствую, как пламя стыда за свою странную даже для меня выходку поднимается от шеи к щекам, заставляя их гореть.

«Да провалитесь вы!» — проносится в моей голове.

Сбрасываю всё ещё лежащую на моём плече ладонь Аарона под всё тот же раздражающий смех, и он не удерживает. Даёт мне увеличить расстояние между нами. Очень благородно, демон его дери! Разворачиваюсь и, не глядя на самого странного главу в истории этелонской церкви, направляюсь к мобилю. Нет, конечно, я не знакома со всеми главами, но уверена, что они были с меньшим набором неподходящих знакомств и личных тайн. Нет, даже не в его тайнах-то дело. Не в них. Дело вот в этом всем, что со мной сейчас происходит. Я обычная, а рядом с ним будто бы… будто бы весь мир начинает смотреть на меня.  'Ч'и'т'а'й' 'к'н'и'г'и' 'на' 'К'н'и'г'о'е'д'.'н'е'т'