Мужчина шумно втягивает воздух, заставляя себя смотреть на то, что так ему не нравится. Хотел бы он выкрикнуть: «Не тронь её!» Хотел бы сам укутать её в кокон силы, укрыть светом. Но он вынужден просто смотреть.

Не стоило возвращаться в этот город. Не стоило.

Сильный порыв ветра, врывается в узкое пространство между теснящимися друг к другу домами. Искусственное крыло выворачивается, и обнимающаяся парочка летит вниз гораздо стремительнее.

Мужчина грязно выругивается, мгновенно создаёт своё воздушный поток, сотканный из чистой энергии, отдаёт ему приказ и, вместо того, чтобы разбиться о вытоптанную до скользоты тысячами ног брусчатку, эти двое падают на натянутый уличными торговцами тент. Теперь выживут.

Главное, ОНА выживет.

Улыбнувшись своим мыслям, мужчина дважды стучит в крышу механической повозки. Мобиль пару раз чихает и медленно катит в сторону реки.

Время ускоряет свой бег.

* * *

Я ещё не до конца прихожу в себя, когда мне прямо в нос прилетает сильный удар носка старого сапога. А старого, потому что новые я купить так и не успел.

— Ау! — я дёргаюсь, чтобы зажать нос руками, но мои запястья прочно скованы за спиной. — За что⁈

Нас бросили в абсолютную темноту, и остаётся только удивляться, как это подруга сумела так метко ударить. Хотя тут, пожалуй, сказываются годы тренировок.

— И у тебя ещё хватает наглости спрашивать⁈ — голос Кристы звенит от ярости.

В душе я её понимаю. У нас был жирный заказ на сейф одного важного чинуши. Мы все спланировали, а сегодня утром узнали, что содержимое сейфа будет перевезено в неизвестном направлении. Медлить было нельзя. Мы договорились встретиться, но… Я немного задержался, и Кристе пришлось отправиться одной.

— Крошка, я…

— Не смей меня так называть! — разъярённым когартом ревёт милейшая из всех девушек.

— Криста, я потерял счёт времени…

— Пока кувыркался с очередной потаскухой!..

— Что за выражения, милая? Ты единственная женщина в моей жизни, — ухмыляюсь я в темноту.

— … я рисковала собой ради…

— Ради новых сапог, — мне нравится её дразнить.

— … нашего общего блага!

— Ради новых сапог, — напоминаю я. — Как твоё плечо, кстати?

— Некстати!

Она замолкает, тяжело вздыхая, чем повергает меня в ступор. Мы часто скандалим. Но за всю нашу сознательную жизнь, а она у двоих сирот из нищего квартала столицы была далеко не сказочной, она никогда так не вздыхала. Это вздох полный разочарования и решимости.

— Криста, — начинаю я, растерявшись от такого её настроения.

— Тиарго, — голос подруги звучит непривычно отрешённо. — Я больше так не могу. Ты мне как брат, мы же всю жизнь вместе против всего мира. Но…

Между нами вновь повисает почти осязаемая тишина. Я не верю и в то же время боюсь своих догадок о том, что именно Криста сейчас пытается сказать.

Она ведь не может сказать ничего такого, что разлучит нас? Да и зачем? Нам же хорошо рядом. Мы семья. Мы больше, чем семья. Наши родные нас бросили, и мы выжили только благодаря тому, что есть друг у друга. Да, признаю, я облажался, но это не повод…

— Если мы выживем, то дальше — порознь.

Её голос слегка дрожит, а я не хочу принимать то, что сейчас услышал:

— Ты ведь это не серьёзно?

— Серьёзно, Тиарго! — голос Кристы сотней осколков разлетается по углам камеры. — Как никогда серьёзно!

Мы так увлеклись выяснением отношений, что не слышим, как подходит стражник. Ржавый ключ поворачивается в таком же ржавом замке.

— На выход, красавчики, — мерзко гикнув и икнув, зовёт стражник. — По ваши душеньки карету подали.

— Похоронную? — уточняет Криста.

— Нет, королевскую! — ржёт мужик в усы. — Шевелитесь быстрее!

Каково же наше удивление, когда, выйдя на мостовую, залитую ярким солнечным светом, мы обнаруживаем королевский мобиль. С тех пор как была изобретена первая безопасная механическая повозка, все сильные мира сего вознамерились как можно скорее сменить крестьянских лошадей на элитные мобили. Королевский двор не исключение. Однако старое название «карета» до сих пор осталось и теперь вполне успешно приросло и к новому изобретению.

— Что ты натворил, идиот⁈ — шипит подруга мне в плечо. — Куда ты опять вляпался?

— Да вроде бы никуда, — неуверенно протягиваю я, пытаясь вспомнить все свои грехи, которые могли бы вызвать интерес кого-то столь высокопоставленного.

— Ох, Темнейший! — причитает Криста. — Говорила мне мама держаться от тебя подальше!

— У тебя не было мамы, как и у меня, — замечаю я, пока нас старательно подталкивают в спину по направлению к карете.

— Если бы она была, то обязательно бы это говорила, — не теряется Криста.

Я лишь хмыкаю, позволяя надеть себе на голову чёрный, идеально отглаженный мешок. Судя по тому, как отчаянно ругается Криста, её постигает та же участь.

Тиарго

Нас везут долго, и я даже не пытаюсь считать повороты, потому что и так знаю, куда мы едем. Это не требует особенных умственных способностей. Всего лишь знание города и того, чем он живёт. А живёт он властью — королевской и церковной.

Обе эти ветви имеют право пользоваться транспортом, в котором мы сейчас имеем честь передвигаться. Но, королевская резиденция находится неподалёку от главной тюрьмы, такая вот причуда правящей династии. А вот оплот религии Энтелона — на самой окраине города, почти за его пределами. И не надо быть гением, чтобы понимать: раз мы до сих пор едем, значит, едем туда. Непонятно только, зачем нужно было надевать на голову мешки. Тоже мне, тайна.

Криста молчит, но я уверен, что она пришла к тем же выводам, что и я. Однако понимание ситуации никак не облегчает нашу участь. Мы прожили в этом городе всю жизнь и знаем наверняка, что в Энтелоне гораздо безопаснее перейти дорогу королю, чем церкви. Особенно заметным это стало в последние пару лет, когда дланью господней стал молодой и никому не известный до того клирик Аарон Хоудон. Чем он заслужил эту власть, для простых смертных было загадкой, но с его приходом влиятельность церкви значительно возросла.

Карета останавливается, и нас грубо вытаскивают наружу. Я слышу, как девушка рядом шипит от боли — кто-то задел раненое плечо. Интересно, насколько серьёзна травма? Мысленно я быстро подсчитываю свои сбережения. Если мне удастся найти и продать железные спицы с крыльев, то нам должно хватить на толкового лекаря. Кристу необходимо подлатать, ведь скоро лето, а значит, начинается наше время.

Грубо подталкивая, нас заводят в какое-то помещение. Звуки сводятся до минимума, а под ногами чувствуется непривычная мягкость. Такие, как мы, редко ходят по мягким коврам, только если гостят в чьем-то доме незаконно. Какое-то время нас продолжают куда-то вести, пока наконец ковры опять не сменяются камнем. Звук шагов гулко разносится во все стороны, заставляя меня нервничать. Судя по всему, помещение, в которое нас привели, — огромное и пустое. Не камера, но и ничего хорошего от таких залов я не жду.

Когда с нас все же снимают мешки, первым делом я смотрю на Кристу. Она значительно побледнела за время передвижения на мобиле, а под светло-карими глазами темнеют нездоровые круги. Мой взгляд перемещается на её плечо. Рукав коричневой курточки из мягкой кожи уже пропитан кровью. Да уж. Нехорошо вышло.

Она уже не сверкает глазами, лишь озабоченно оглядывается. А посмотреть есть на что. Огромный зал абсолютно пуст и абсолютно бел. Белый пол, белые стены, белые рамы высоких, стрелами уходящих к белому потолку, окон, исполинский белый и неуютно пустой письменный стол в самом конце зала и белое, отвёрнутое от стола кресло с высокой спинкой.

Моя тревога только усиливается, когда наши конвоиры молча скрываются за двустворчатыми дверями, оставляя нас наедине с обладателем кресла. В том, что там сидит тот, кому мы обязаны данной аудиенцией, я не сомневаюсь. Оставлять двух преступников с кем-то из такого «кабинета» можно, только если этот кто-то сможет с нами разделаться сам. А это может быть только…