— Чего?! — хриплю я.
— Из этого дома ты выйдешь только с моего разрешения, — отец громко и чётко проговаривает свой ответ, а потом достаёт из кармана брюк телефон. Мгновение, и он уже кому-то отдает команды: — Охрана, до моего личного распоряжения моего сына и его машину с территории не выпускать…
Я смотрю на отца, словно вижу его впервые. Мои глаза готовы вылезти на лоб, и уже не из-за жуткой мигрени.
— Ты совсем умом тронулся? — я усмехаюсь, не веря в адекватность отца. — Лена все мозги тебе через член высосала?
— Рот закрой, гадёныш! — его ор звенит во всём стеклянном, что есть на кухне, а кулак приземляется на поверхность стола.
— Лёшенька, милый! Успокойся! — Крысёныш возникает рядом с моим отцом как из-под земли. Вешается на его шею, причитая: — Там уже журналисты на пороге.
И всё, что сейчас вокруг меня и со мной происходит, будто бы сценка, которую разыгрывают пациенты дурдома. Отец стоит с перекошенным от злобы лицом, его сосалка, которая скоро родит мне не то брата, не то сестру, прыгает рядом. Оба они что-то громко говорят, а я…
А меня колотит до стука зубов от коктейля из гнева и адских отходняков, что просто травят мой организм изнутри. Хватаюсь за голову руками и не могу сдержать вопль:
— А-а-а!
Оставаться здесь и позволить отцу запереть меня в этих стенах? Слушать его бред про казармы? Да пошёл он к чёрту!
— Тимур! — отец орёт уже на весь дом, когда я выбегаю в коридор.
Быстро натягиваю кроссовки и вылетаю из дома под крик отцовской сосалки:
— Лёша!
Понимаю, что сейчас отец кинется меня догонять, поэтому несусь к машине что есть мочи. И если мне не откроют ворота, значит буду их таранить. Но здесь я не останусь. Не позволю чокнувшемуся папашке запереть меня.
Я сажусь за руль своей тачки именно в тот момент, когда ворота сами разъезжаются, впуская на территорию несколько машин. А вот и фотографы с журналистами для Крысёныша. Ну хоть какая-то от неё польза.
Жму на газ до пола. Под дикий свист пробуксовки колёс я рву когти из этого дома. Из коттеджного посёлка по дороге к городу я еду, не соображая как. В глазах периодически двоится, но мне нужно добраться до любого банкомата, чтобы успеть снять хоть какие-то деньги, что есть на карте. В ближайшее время домой я возвращаться не собираюсь.
Но, сука! Мой отец успевает всё заблокировать. Первый же попавшийся банкомат в торце какого-то торгового центра мою карту не принимает.
Вот старый козел!
Ударив по банкомату ногой, я возвращаюсь в машину, припаркованную неподалеку. И всё. Я вдруг понимаю, что сдыхаю. Я — это не я, а боль. Крепко обхватываю башку ладонями. Сжимаю её, чтоб не лопнула как переспелый арбуз. И, кажется, я даже тихо подвываю сам себе, раскачиваясь на сиденье.
Перед моими глазами чёрные круги и мушки. Ну всё. Я точно сейчас сдохну. Зашибись.
И, похоже, моим предсмертным видением будет… Аня? Среди тёмных кругов перед глазами я почему-то вижу именно её. Белобрысые волосы, испуганный взгляд , а ещё… пакет с таблетками в её руках.
Таблетки! Я же кинул их куда-то на заднее сиденье. Не глядя тянусь за ними. Только что пить? В глазах уже не просто двоится. Я не в силах понять, что к чему. У меня в дрожащих руках какие-то блистеры с белыми, розовыми и зелёными таблетками. Я не могу дозвониться до Пахома, чтобы спросить. Его аппарат выключен. И у меня нет выбора. Может, эта Аня знает? Она же притащила эти таблетки.
Я набираю девчонку через аккаунт в социальных сетях. Ставлю звонок на громкую связь и делаю это на последнем дыхании. Мне мерещится, что моё сердце как-то противно тяжелеет в груди.
— Тимур? — слышу тихое и испуганное.
— Что и сколько пить? — шепчу в трубку.
Молчание. В динамике лишь её дыхание.
— Твою мать, Аня! Какие таблетки нужно выпить, чтобы мои мозги не взорвались?! — рявкаю я.
— Розовые. Можно сразу две.
Холодными пальцами даже не сразу могу вытащить их без потерь из блистера. Несколько штук летят на пол.
— Тимур, ты где? — тихий голос Ани окутывает меня.
Мне удаётся положить себе в рот две розовые таблетки. Запить нечем. Насильно проглатываю их и откидываюсь всем телом на сиденье.
— Через сколько подействует?
— Не знаю. Тебе плохо? Пахом рядом?
Перед тем как прикрыть глаза, я смотрю в лобовое и вижу яркую неоновую вывеску. Её свет бьёт по мозгам наотмашь. Я жмурюсь, но успеваю прочесть буквы:
— Торговый центр «Плаза».
Вдох. Выдох. И я отъезжаю куда-то в темноту под тихий голос Ани:
— Тимур… Тим…
Глава 25
Глава 25
Сумерки сползают на улицы, по которым спешат автобусы и прохожие, торопящиеся с работы. Половина седьмого вечера – самое подходящее время, чтобы желать как можно скорее оказаться дома. А я вот, наоборот, спешу оттуда. До торгового центра, что назвал Тимур, от моего подъезда всего несколько кварталов вверх по улице. И преодолеваю я этот путь быстрее, чем можно было себе представить.
У меня две причины так спешить. Первая: моя мама всё ещё в гостях у соседки, и я ни словом не обмолвилась, что решила устроить себе вечерний променад. И не абы куда, а к Тимуру. Это и есть вторая причина моей прогулки.
А точнее, его звонок. Неожиданный и, я бы даже сказала, истеричный. То, как он вопил в трубку, заставило меня покрыться холодной испариной. И этот мучительный хрип Тимура, тяжёлое дыхание, а потом и молчание… Не знаю, как Горин оказался возле «Плазы». Он должен был быть под присмотром Пахома.
И я, недолго думая, натянула на себя первый попавшийся свитер, джинсы и сбежала из дома с мыслью, что явно что-то не так, раз Тимур решил набрать именно меня.
Возле торгового центра я нервно всматриваюсь в ряд припаркованных машин в поисках внедорожника Тимура. Ищу только чёрные автомобили, пока не нахожу глазами знакомые номера. И нет. Я не запоминала их специально, но откуда-то на бессознательном уверена, что это именно те цифры.
Подойдя к машине, заглядываю в её тонированные стекла. Занятие бесполезное. Ничего не видно, да ещё и в сумерках. Поэтому на свой страх и риск я дёргаю ручку пассажирской двери.
Слышу щелчок, она свободно поддаётся. У меня в груди даже дыхание застывает, когда осторожно заглядываю в салон автомобиля. Чёрт знает, что я там сейчас увижу. Ещё и моё воображение подкидывает какую-то жуть, от которой сразу же холодеют кончики пальцев.
А на водительском месте, скрючившись и упёршись лбом в стекло своей двери, сидит Тимур. Глаза его закрыты, руки скрещены и плотно прижаты к груди, которая, слава богу, движется. И он всё ещё одет в какое-то странное тряпьё.
Беззвучно выдохнув, я несколько секунд смотрю на спящего Тимура. Кусаю губы, не решаясь сесть в машину. Да и надо ли? Но на подлокотнике между сиденьями и на пассажирском кресле рассыпаны таблетки. И общая картинка перед глазами заставляет ощутить в горле ком.
Нет. Уйти просто так будет неправильно. Тимур, вообще-то, вопил мне в трубку минут двадцать назад. Вернусь ли я спокойно домой?
Переступив накатывающее чувство неловкости, я осторожно, на самый край сиденья, чтобы не придавить своей попой таблетки, устраиваюсь в машине Тимура. Аккуратно хлопаю дверью, но он даже не вздрагивает. Несколько мгновений не двигаюсь и я. Тимур всё ещё спит, а я как-то не решаюсь нарушить этот сон. Сижу рядом и гипнотизирую Горина. Но даже не самого его, а руки с крупными ладонями… Разглядываю рисунки на коже, их хаотичное переплетение. Кресты, окружённые звездами, странные чёрные узоры, связывающие между собой крылья двух птиц, непохожих ни на одну, которая была бы мне известна. Линий так много, что я невольно задумываюсь: это сколько боли нужно вытерпеть? Сколько раз иглы царапали эти руки?
И чем сильнее мой взгляд притягивается к вытатуированным линиям, тем ощутимее расползается у меня между рёбер какое-то колючее, незнакомое, немного неуютное, но совсем не болезненное ощущение…