— Ты сама вчера приехала? — вдруг произносит Тимур, заметно напрягаясь.

— Сама, — я сразу же киваю. — Приехала и нашла тебя на лавке почти без сознания.

— А как я в тачке оказался? Ты одна меня сюда дотащила? — Тимур переводит на меня взгляд.

В нём сплошная настороженность. Отвечаю на его вопрос одним уверенным кивком. Но лицо Горина не меняется — напряжено и непроницаемо. Тимур отталкивается от дверей своей машины и склоняется надо мной.

— Какого чёрта мы вообще вчера разговаривали по телефону?

Теперь я окутана его недоверием и убийственным запахом алкоголя. Похоже, Тимур не помнит ни единой минуты прошедшей ночи.

— Я поблагодарила тебя за Полину, — смотрю на него снизу вверх и втягиваю голову в плечи. — Ты ответил и…

Горин морщится и произносит парочку матерных заявлений себе под нос.

— Тимур, что случилось с тобой вчера? — я не могу удержаться от вопроса.

И ответ получаю весьма ожидаемый:

— Не твоего ума дело! — Тимур прячет отёкшее лицо в ладони. Трёт его, несмотря на раны, и шипит от боли.

— Не моего, но ты вчера официально заявлял, что хочешь сдохнуть.

Я чётко слышу, как Тимур набирает в грудь воздуха. А через секунду он уже как с цепи срывается. Убрав от лица руки, одним резким движением припечатывает меня саму к дверям своей машины. Упирается в крышу руками по обе стороны от меня.

— Слушай, что ты пристала, а? — обдав жёстким перегаром, шипит в моё лицо Тимур. Сверлит глазами, в которых вижу пугающие узоры из лопнувших капилляров, будто проткнуть хочет. — На каком языке тебе сказать, чтобы ты от меня отвалила?

Изумлённо моргаю, пытаясь подобрать хоть какой-нибудь ёмкий и колкий ответ, который бы был достоин хамства и наглости Горина. Но проснувшаяся обида берёт своё и лезет на язык. Говорю как есть:

— Во-первых, я не пристаю к тебе. А просто сказала «спасибо». Во-вторых, если бы не я, то ты мог реально сдохнуть там, на лавочке. То, что у тебя вчера бой прошёл не так…

— Засунь благодарность знаешь куда? — глаза Тимура дьявольски вспыхивают, а его голос… Он становится таким низким, что отзывается в моей груди вибрацией. — Мне она не нужна, как и твоя помощь. Я слил видео Полины не из благородства, а потому что мне тебя тупо жалко. Видела бы ты своё лицо тогда. Дева Мария, млять, — разбитые губы Тимура растягиваются в неприятном оскале. — Смотришь на тебя, и прям на лбу написано, что над тобой можно издеваться. Хочешь благодарить меня за это? Ну давай, — ухмыляется Горин.

Меня словно в ледяной омут кинули. Бешено колотится сердце. Хочется хватать ртом воздух, но я лишь крепче стискиваю зубы, ощущая, как к глазам уже подкатывают обжигающие слёзы. Каждая раскалённая злобой фраза Тимура вонзилась мне в грудь.

— Что молчишь? — Его взгляд блуждает по моему лицу. — Скажи мне спасибо за жалость к тебе. Не можешь? Ручки трясутся? Сердечко стучит? Слёзки подступают? Да ты даже сейчас жалкая. На тебя смотреть тошно.

Что-то обрывается во мне. Как будто только что я получила сто оплеух одновременно. Во рту ощутимый привкус горечи.

— Лучше бы ты реально вчера сдох, — произношу в лицо Тимура на одном выдохе.

С размаха бью дрожащими ладонями в его каменную грудь. Я отталкиваю от себя Горина. И перед моими глазами уже пелена из слёз. Это утро расплывается в них.

Ноги несут меня куда-то прямо по парковке. Всё равно куда. У меня жжёт в груди. Жжёт так, что неосознанно прижимаю к ней руки. Хочется пролезть через рёбра пальцами и выковырять оттуда слова Тимура. Их слишком много. И каждое из них прожигает во мне дыру.

Жалкая! Ничтожная! Дура! Конченая идиотка!

Я такая, да. Именно поэтому, вместо того чтобы влепить кулаком в нос Горину, я сейчас, в шесть утра, плетусь по парковке в нескольких километрах от дома. Именно поэтому моё лицо залито слезами. Я никчёмная, потому что позволила какому-то татуированному говнюку плюнуть себе в лицо. А теперь злюсь, но не на него. На себя. Потому что так остро ощущаю, что беспомощна.

Я не ждала от Горина бесконечной благодарности, но и этих слов не заслужила тоже. Видимо, я действительно такая — жалкая до тошноты. Что бы я ни делала, какой бы хорошей и правильной ни была, я получаю только это: обиду и унижение.

Оглушённая словами Тимура, я даже не смотрю себе под ноги, пока не спотыкаюсь, кажется, о бордюр и не лечу прямо на проезжую часть. Но мой локоть оказывается в болезненных тисках, а саму меня резко оттаскивают обратно на тротуар.

— Сюда иди, — раздаётся грубое где-то над ухом, а мимо проносятся несколько автомобилей, возмущенно сигналя.

Поднимаю зарёванные глаза, встречаясь со взглядом Тимура. И он смотрит всё так же жёстко.

— Да пошёл ты! — Свободной рукой наношу удар по плечу, но Тимур даже не дёргается.

— Куда собралась? — Он ещё жёстче сжимает мой локоть.

А я всхлипываю полным носом соплей:

— Тебе какая разница? Я же жалкая.

Но Тимур пытается оттащить меня обратно к парку.

— Отвали, придурок, — меня как прорвало. Рыдая уже в голос, захлебываюсь слезами и размахиваю руками во все стороны. Шлепки прилетают по его плечам, груди и, кажется, даже по лицу.

Плевать, если сейчас получу от Горина ответку. Сказанные им слова сейчас больнее любых ударов. Но Тимур неожиданно делает то, что вводит меня в моментальный ступор. Он резко притягивает меня к себе, прижимает так, что мой нос утыкается ему чуть выше груди. Руки Тимура берут меня в самый настоящий капкан чуть ли не до хруста костей. Я полностью обездвижена. Задыхаюсь от едкой обиды, которая сейчас вместо кислорода в моих лёгких, и от горького запаха алкоголя, смешанного с запахом самого Тимура — смесью парфюма и пота.

— Хватит истерить, — приказ растворяется у меня в волосах.

А я всё пытаюсь вырваться. Но каждый бесполезный рывок лишь делает меня слабее. Сама не понимаю, как в итоге просто прилипаю носом и лбом к футболке Тимура. Мимо пролетают машины, а я обмякла и реву, ненавидя себя в этот момент. И почему-то мне так комфортно реветь именно сейчас, слушая стук чужого сердца и ощущая, как вздымается и опускается грудь Тимура. Я вообще не понимаю, какого чёрта позволяю обнимать себя этому исчадью ада, которое только что наговорило мне гадостей. Но из меня словно вытянули все силы.

— Если ты и дальше будешь вести себя так, то и останешься для всех жалкой, — неестественно спокойно заявляет Тимур куда-то в мою макушку. — Научись давать отпор. Над тобой издеваются, а ты сопли жуёшь. За то, что сделала Петрова, можно было и врезать, а чем ответила ей ты?

Судорожно втягиваю сопливым носом воздух:

— Кулаками не всё решить можно.

Тимур хватает меня за плечи и отодвигает от себя. Хмельными глазами строго разглядывает моё лицо:

— Да сними ты свой нимб с башки, — вздыхает он. — Это на хрен никому не нужно.

Неожиданно Горин морщится, словно от боли. Перестав цепляться за меня руками и слегка пошатнувшись, он просто с размаха приземляется пятой точкой на бордюр тротуара. Я даже рыдать перестаю. Испуганно смотрю на то, как Тимур со стоном хватается за голову, облокотившись на свои колени.

— У тебя есть что-нибудь от головы? Я сейчас сдохну, — сдавленно шепчет он.

Можно было бы пошутить про то, что буквально пару часов назад он этого и хотел, но тупое замечание как-то не лезет. Становится комом в горле, потому что я вижу, как Тимура трясет. Пальцы, ладони, руки, а потом его уже всего бьёт дрожь. Он стонет, даже не пытаясь встать с бордюра.

Растерянно моргаю мокрыми ресницами. Его же сейчас не накроет удар прямо здесь?

— Лови такси и езжай домой, — несмело, охрипшим голосом предлагаю я.

Но Тимур игнорирует мои слова. Лишь обхватывает свою полулысую голову пальцами.

— А ты не могла бы мне привезти таблетки?

Ошалело распахиваю глаза. Он что, издевается? Я не сдерживаю усмешку сквозь слёзы:

— А у тебя, случайно, не биполярное расстройство? То ты оскорбляешь меня, то просишь о помощи.