Пожалуйста, сообщите мне о Вашем решении.

Ждем Ваших статей для Трудов ОДРЛ.

С искренним уважением Д. Лихачев 1.III.56

Перевод Семена Владимировичаc я редактировал. Он внес в него изменения по моим указаниям.

Глубокоуважаемый Вячеслав Федорович!

Простите, пожалуйста, что не послал Вам свою брошюру. Причин тут две: во-первых, я невежа, во-вторых, этот доклад мне по некоторым причинам весьма неприятен1 (впрочем, посылая его Вам, я не должен был бы об этом думать).

Не могли ли бы Вы прислать обе Ваши публикации «Петра и Февронии» в XIII т. Трудов ОДРЛ2? Он собирается сейчас. Прислать их нужно к концу апреля, не позднее. Дело в том, что в т. XIII мы будем публиковать и сказку о Петре и Февронии (дает нам Померанцева3). Одно к другому бы очень подошло.

В сборнике в честь Варвары Павловны публикации, мне кажется, возможны (по-моему, они бывали в прежних сборниках, к[ому]-л[ибо] посвященных), но не велик ли будет объем? Мы ведь хотим дать очень много статей4, но маленьких (не более 10 страниц на маш[инке]).

В крайнем случае, если Вы не успеете в апреле приготовить обе публикации, то хоть одну дайте для XIII т., но лучше бы обе, а Варваре Павл[овне] посвятите еще ч[то]-л[ибо]. Вот какие мы жадные к Вашим статьям!

М[ожет] б[ыть], у Вас будут к[акие]-л[ибо] дополнительные соображения или возражения на публикацию «Пересветова5» А. А. Зимина6? Было бы хорошо, если бы Вы об этом написали в сб[орник] в честь Варв[ары] Павл[овны].

В общем, всё на Ваше усмотрение.

Спасибо Вам за Ботвинника. Есть еще очень недурной перевод Малахова7. Я просил его Вам прислать на всякий случай. С искренним уважением

Д. Лихачев

Глубокоуважаемый Вячеслав Федорович! Поздравляю Вас с праздником. Спасибо за статью. Она пришла как раз вовремя: мы формируем XIII т. Тр[удов] ОДРЛ. Статью Вашу прочел: она нас всех очень заинтересовала.

Ждем Вашей статьи для т. XIV Тр[удов] ОДРЛ, который посвящаем Варваре Павловне (формировать будем в ноябре)1.

С искренним уважением Д. Лихачев 1.V.56

Глубокоуважаемый Вячеслав Федорович!

Не знаете ли Вы, какова судьба перевода «Слова о полку Игореве» ленинградского поэта С. Ботвинника? Он предназначался для книги переводов «Слова», издаваемой Гослитиздатом под Вашей редакцией.

Как Вы отдохнули летом? Я чувствую себя плохо после плохого лета: болит язва.

Ждем Вашей статьи в сборник в честь Варвары Павловны.

С искренним уважением Д. Лихачев 24.IX.56

Глубокоуважаемый Вячеслав Федорович! Большое Вам спасибо за интересную статью. Завтра передаю ее редактору тома – В. И. Малышеву. Не сомневаюсь, что статья ему понравится. Думаю, что небольшое преувеличение объема – не беда.

Желаю Вам всего самого хорошего. Сам я чувствую себя не очень важно. Сказывается сильное переутомление.

С глубоким уважением Д. Лихачев 21.XI.56

Николай Каллиникович Гудзий (1887–1965) – литературовед, историк литературы, педагог; академик АН УССР (1945).

Гудзий во время учебы в Киевском университете св. Владимира (1908–1911) и в первые годы после его окончания был участником известного научного сообщества – «Семинария русской филологии» профессора В. Н. Перетца, из которого вышли известные филологи и литературоведы – В. П. Адрианова-Перетц, И. П. Еремин, Г. А. Бялый и др. Сам Гудзий был прекрасным преподавателем, воспитавшим, в свою очередь, специалистов по древнерусской литературе – А. Н. Робинсона, В. А. Путинцева и многих других. В числе слушателей его «толстовского» семинара и семинара по источниковедению в МГУ были В. Я. Лакшин, П. В. Палиевский, Л. М. Розенблюм и др.

Преподавал в высших и средних учебных заведениях Киева и Симферополя, в 1921 г. переехал в Москву. Профессор кафедры истории русской литературы МГУ (с 1922), декан филологического факультета МГУ (1941–1945) и заведующий кафедрой русского устного народного творчества (1941–1946). Заведующий Секцией древнерусской литературы и литературы XVIII в. ИМЛИ (1939–1941, 1945–1947); отделом русской литературы (1945–1952) и отделом украинской древней литературы (1952–1961) Института литературы им. Т. Г. Шевченко АН УССР. Автор работ по древнерусской литературе, публицистике XVI в., русской и украинской литературам XVIII – начала XX в., о жизни творчестве Л. Н. Толстого; первых советских учебников и хрестоматий по древнерусской литературе; член редколлегии Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого, редактор отдельных томов (1932–1958) и др.

Лихачев познакомился с работами Гудзия еще до войны. Дмитрий Сергеевич вспоминал, как в 1938 г. встретил на улице Г. А. Гуковского, который почти что бежал в книжный магазин, находившийся в парадной Музея этнографии и антропологии, чтобы успеть купить только что поступивший в продажу учебник Гудзия «История древней русской литературы». В этой книге, по словам Лихачева, «Гудзий говорил обычные вещи. Но как это было необычно!». Лихачеву импонировала стилистика, в которой был написан учебник, – «о литературе, да еще древнерусской, говорилось нормальным человеческим голосом. Там были человеческие слова о человеческих произведениях»a. Учебник Гудзия, десятилетиями входивший в вузовскую программу, переиздавался с исправлениями и дополнениями 7 раз. Даже само имя Гудзия с середины XX в. стало в студенческой историко-филологической среде употребляться в качестве обозначения учебникаb. В начале 1970‑х годов «Гудзия» заменил учебник Н. В. Водовозова. Сотрудники Сектора древнерусской литературы ИРЛИ настаивали на непременном переиздании учебника Гудзияc, однако его восьмое издание было осуществлено только в 2002 г.

Лихачев и Гудзий сблизились в 1945 г. в период совместной работы над многотомной «Историей русской литературы». В воспоминаниях о Гудзии и в некрологе ему, публикуемом далее в комментарии к письму 25 от 4 ноября 1965 г. (с. 116–117 наст. изд.), Лихачев подчеркивал неизменно доброе, человеческое отношение Николая Каллиниковича к людям, его альтруистические качества: «Он всегда интересовался тем, что представляет собой ученый в человеческом отношении. Он не терпел карьеристов, интриганов и чиновников, не терпел дурного отношения к людям. И огорчался, когда слышал о людях дурное. Неудача людей, которых он не любил, его не радовала. Ему не доставляло удовольствия услышать дурное о человеке. В нем не было ни на каплю злорадства. Он был всегда на стороне обижаемых. Он стремился к справедливости – в отношении живых и мертвых. Память ученого была для него священна […] То, что он говорил, часто было самым обыкновенным. Но именно это обыкновенное, сказанное вовремя, действовало как выстрел»d.