Перед тем, как упокоиться навсегда, Ракард отдыхал. Из-под его великолепного красно-черного домашнего халата выглядывала белая шелковая рубашка, а по поверхности стола, за которым сидел мертвец, растеклась подсохшая и даже на вид липкая лужица, еще хранившая запах вина. Такое же пятно имелось на полу, рядом с упавшей бутылкой. Ее толстое синее стекло не разбилось, а вот от бокала осталась только изящная ножка и россыпь осколков.

Хальруна передернуло.

– Детектив? – позвал он Дорена и удивился, как глухо звучал голос.

– Ничего не трогайте, – отозвался полицейский таким же тоном. – Стойте на месте.

– Но убийца еще может быть тут. Кто-то же нас звал?

Дорен вел себя странно: не двигался и на покойника смотрел с заметным отвращением. При жизни Ракард, может, и заслуживал такого отношения, но не тогда, когда от него осталась лишь телесная оболочка. Внезапно отмерев, Дорен глубоко вдохнул.

– Разумеется, вей Осгерт, – процедил он сквозь зубы. – Держите крепче ваш зонтик, наблюдайте за выходом и прислушайтесь ко всему. Мне нужна пара минут.

– Детектив? – спросил Хальрун. – Все хорошо?

– Хорошо? – Дорен выразительно посмотрел на тело, поморщился и все-таки подошел, чтобы осмотреть Ракарда. – Ничего хорошего, вей Осгерт, я вокруг себя не вижу.

Пока детектив был занят, Хальрун осмотрелся. Темно-зеленые шторы закрывали окна, но над сидящим имелась лампа с четырьмя газовыми рожками. Ее света хватило, чтобы рассмотреть все подробности, включая темные полосы на шее мертвеца. Они стали видны, когда Дорен отодвинул ворот рубашки. Детектив прикасался к ткани кончиками пальцев, словно боялся пошевелить ее лишний раз, зато следы от удавки он рассматривал долго и внимательно. Взгляд Дорена становился все более и более заинтересованным... Газетчик поморщился и отвернулся.

Углы комнаты терялись в тени, как, видимо, и задумывал хозяин. Над интерьером тщательно работали, и Хальрун видел вокруг себя попытку создать подобие веселого дома, предпринятую человеком, который на знал цену денег и не имел вкуса. Отсюда хотелось бежать, и газетчик нетерпеливо переступил с ноги на ногу

– Что-то узнали, детектив? – спросил он.

– Удавка. А еще его били по затылку.

Дорен осторожно опустил голову покойника обратно на подголовник кресла, и Хальрун еще раз присмотрелся к убитому. Под складками ворсистого халата скрывалась уличная одежда, а волосы фабриканта были разделены на идеальный косой пробор и блестели от средства для укладки. Все указывало на то, что Ракард стал мертвым еще вчера, и эту ночь провел в кресле, а не в постели.

– Зачем было бить? – не понял Хальрун.

Дорен дернул уголком рта и брезгливо вытер руки о собственный плащ.

– Чтобы не сопротивлялся. Только не могу понять, как это сделали.

Детектив продемонстрировал Хальруна замах воображаемой дубинкой, которому мешала широкая спинка сидения.

– Ловкий убийца? – предположил Хальрун. – Или Ракарда усадили уже после оглушения? Есть ли смысл сейчас гадать?

Дорен с сожалением обвел комнату взглядом.

– Нужно осмотреть всю квартиру и найти того, кто нас звал. Не отставайте… И не трогайте ничего.

– Я не трогаю, – пообещал Хальрун и убрал руки за спину подальше от искушения. – Даже не собирался.

Следующая комната снова оказалась проходной. Как и предыдущая, она была обставлена в стиле публичного дома и точно, как предыдущая, обыскана.

– Интересно, что тут искали? – тихо спросил Хальрун. – Если бы у меня была квартира для визитов веселых девочек, я бы не держал в ней ничего ценного.

Дорен остановился с удивлением посмотрел на журналиста.

– Интересная мысль, вей Осгерт. Об этом стоит подумать.

– Можете пользоваться, – великодушно разрешил Хальрун. – А вдруг именно поэтому тут все в таком беспорядке? Неопытный убийца пытался найти деньги или драгоценности, которых не было. А?

Эту идею Дорен не оценил. Детектив дернул плечом и равнодушно заметил:

– Все возможно. Нам, кажется, дальше.

Следующей комнатой стала спальня с огромной кроватью, аккуратно застеленной тяжелым покрывалом. Ложе (иначе не сказать!) занимало большую часть немаленького помещения и приковывало к себе внимание любого вошедшего. Затем взгляд подали на пошлейшие гравюры, по сравнению с которыми девушка из прихожей казалась невинной воспитанницей пансиона. Причем, понимал гость это не сразу. Требовалось вначале приглядеться к рисункам – черно-белая гамма и небольшой размер не позволяли с ходу осмыслить сюжет. В целом спальня выглядела менее пестро, чем остальные комнаты, что, конечно, не делало ее приятным для пребывания местом.

Хальрун неловко усмехнулся.

– Снова не та дверь. Тут никого.

– Нужно вернуться, – согласился Дорен, но задержался на пороге еще на чуть-чуть, чтобы запомнить обстановку.

В предыдущей комнате имелась дверь, чуть ниже той, что вела в спальню. За ней находилась просторная гардеробная с двумя шкафами, тремя комодами и дюжиной ящиков для хранения всякой всячины. Почему-то их содержимое на пол никто не выгреб.

– Тоже никого? – спросил Хальрун, а затем в дверцу одного из шкафов что-то ударило.

Судя по звуку, это могли быть чьи-то маленькие кулачки.

– Кто здесь? – спросил высокий женский голос. – Вы меня слышите? Я разобрала, как вы вошли...

Когда изумленный Хальрун не ответил, а Дорен промолчал, незнакомка заговорила снова:

– Выпустите меня, пожалуйста! Кто-нибудь... Вы здесь?

Молодой и приятный голос совершенно не напоминал потустороннее завывание, которое Хальрун слышал ранее.

– Кто вы? – резко спросил Дорен.

Детектив выглядел собранным и напряженным и как будто пытался пронзить шкаф взглядом.

– Какое облегчение! – обрадовался голос. – Помогите мне! Меня заперли, и я не знаю, что происходит. Пожалуйста!

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Разве это важно? – вмешался Хальрун, потянув детектива за рукав. – В ближайшие пять минут вы все равно не научитесь видеть сквозь дерево, поэтому давайте выпустим бедную девушку и поговорим с ней лицом к лицу?

Дорен заколебался, но Хальрун ждать не стал.

– Я сейчас вам помогу, – объявил он громко, чтобы незнакомка услышала.

– Благодарю, вей, – жалобно сказала она. – Прошу вас.

У нее имелись манеры, и это говорило о многом.

– Детектив, – позвал Хальрун, изучив шкаф. – Нужна ваша помощь. Вас и вашего чудо ключа.

Дорен едва заметно поморщился. Газетчик не знал, зачем запирать собственный шкаф, но вей Лаксель вообще оказался странным человеком. Странным и неприятным. Хальрун посторонился, пропуская полицейского к замочной скважине.

Дорен справился быстро, а затем отступил в сторону и позволил девушке выбраться наружу самостоятельно. Хальрун, конечно, готовился к появлению вейи Кросгейс (странные события дня вели именно к этом), но все равно удивился. В жизни Мализа оказалась красивее, чем на изображении: невысокая и хрупкая, с прекрасными льняными волосами, собранными в простой узел, и со светло-голубыми глазами, одетая со вкусом, но без излишеств. Шляпку, если та и имелась, Мализа потеряла, а туфли на небольшом каблучке она держала в руке. Вейя очень старалась сохранять достоинство, но получилось так себе – если бы не трагические обстоятельства, Хальрун посмеялся бы над освобождением пленницы шкафа.

– Вейя Кросгейс? – спросил Дорен.

– Вы меня знаете? – изумилась она.

Когда девушка оказалась близко, стало заметно, что кукольную правильность ее лица нарушали две родинки. Одна находилась над губой, а вторая, совсем крошечная, около левого глаза.

– Знаю, вейя. Я из полиции, поэтому вам не нужно бояться.

Вместо того, чтобы испытать облегчение, она испугалась еще сильнее.

– Вы меня искали? – спросила девушка, глядя то в спокойное лицо Дорена, то на Хальруна.

Почему-то казалось, будто газетчик вызывал у нее больше доверия, чем детектив Лойверт. Полицейского Мализа опасалась, похоже, сильнее.