«Ваша репутация честного человека и неподкупного глашатая правды убеждает меня, что вы именно тот, кто способен помочь мне, несчастной, без вины попавшей в беду. Положение мое непростое и опасное, но – вы станете мне свидетелем, вей Осгерт, – я не боюсь. Я не позволю преследующему меня человеку распоряжаться моей жизнью. Он думает, что я должна опасаться скандала, но к этому исходу я стремлюсь, ибо стыдиться мне нечего.

Прошу вас, отложите ваши дела, какими бы важными они ни были, и явитесь ко мне. Надеюсь, что история, которую я собираюсь рассказать, найдет отклик в вашем сердце. М. Кросгейс».

Записка вызывала много вопросов.

– Сама Мализа Кросгейс? – предположил редактор «Листка» после долгого молчания. – Других вариантов быть не может, но...

– Она ведь из семье промышленников? – засомневался Хальрун. – Такая девушка должна жить в роскоши и вряд ли когда-нибудь слышала про «Листок Роксбиля».

– В нашем округе находится их семейная фабрика, – напомнил Ракслеф. – Рабочие нас читают. Могла и слышать, и даже видеть.

– Находится, да, но одно дело рабочие, а другое – их хозяйка.

Роксбиль был дальней окраиной Бальтауфа. Публика тут проживала простая, а на востоке округа располагались многочисленные предприятия, где трудилось большинство читателей «Листка».

Фабрика, основанная Роугстоном Кросгейсом почти четыре десятка лет назад, занималась производством лаков, красок и других подобных составов. Предприятие не было большим или известным, но приносило доход достаточный, чтобы наследница основателя безбедно прожигала жизнь. Большего о семье Кросгейс, Хальрун так сразу припомнить не сумел – светская хроника была не его стезей.

– И все же я думаю, что это глупый розыгрыш, – сказал он.

– Действительно, – сварливо проскрипел Ракслеф. – Разве кто-то образованный мог всерьез назвать тебя «глашатаем правды»? Это даже не смешно.

– А ну хватит! – рыкнул Пелруд.

Редактор уже потирал ладони, как всегда делал, когда начинал волноваться. Ракслеф молча направился к стеллажу, где хранились полезные для работы материалы.

– Розыгрыш или нет, ты это выяснишь, – велел редактор. – Отправляйся к девушке и узнай, приглашала ли она тебя.

– Понятно, что ехать нужно, – согласился Хальрун. – Только откуда богатая наследница могла узнать мое имя?

– Напрашиваешься на похвалу? – спросил Пелруд скрипучим недовольным тоном. – После той статьи о тебе говорил весь Бальтауф.

– Ты про вейю Маргиту? – удивился Хальрун. – Уже год как прошел.

– Скажи еще, что тебе до сих пор не поступают предложения сменить работу! – заметил Ракслеф, выглянув из-под раскрытого справочника с адресами.

Старый газетчик только делал вид, что увлечен чтением, а сам внимательно прислушивался к разговору.

– Уже два месяца, как не получал! – отозвался Хальрун. – Всякая слава проходит.

– Так верни ее! – потребовал Пелруд, стукнув кулаком по столу. – Принеси мне скандал, не хуже истории с Маргитой!

В глазах редактора горел пожар.

– Как прикажите, вей Эймарк! – Хальрун вытянулся, изобразив солдата перед лицом генерала.

– Не паясничай.

– И без скандала не возвращайся, – напутствовал молодого коллегу Ракслеф.

– Верно! – согласился Пелруд. – Хоть какой-никакой, а скандал нам нужен... Ну, не мне тебя учить.

Шеф редакции ушел к себе в каморку, на ходу потирая руки, а Хальрун напоследок вручил Ракслефу черновик заметки, над которым работал. Взамен он получил бумажку с адресом дома Кросгейс – недавно Мализа перебралась из Роксбиля в Центр.

– Разорительная кража? – прочитал вей Гросфер. – Округ может остаться без теплых пальто? Лишился месячного заработка?

Хальрун без тени смущения пожал плечами.

– Измени-ка, друг, для убедительности на двухмесячного... И это лучшее что я смог сочинить, не слишком идя против истины.

– Что есть истина, решать должно людям. А мы люди, – философски заметил Ракслеф.

Он сделал нужную пометку, пока Хальрун надевал плащ.

– Постарайся, чтобы нам не пришлось публиковать это позорище, – заметил пожилой газетчик в спину молодому.

Хальрун обернулся.

– Сделаю, что смогу. Ты же меня знаешь! – он усмехнулся. – Если это все-таки окажется розыгрышем, я добьюсь того, чтобы меня спустили с лестницы. Я не вернусь с пустыми руками.

– Самоотверженно, – буркнул Ракслеф, но в его голосе проскользнула нежность. – Тогда я спокоен за номер.

Зашуршали странички, спрятав морщинистое лицо Гросвера. Хальрун выбежал на улицу. Стояла поздняя осень, промозглая и ветреная, но погода никогда не влияла на настроение вея Осгерта. Шаг его оставался пружинистым, а длина ног позволяла легко перешагивать любые лужи. Несмотря на худобу, Хальрун никогда не мерз, и до зимних холодов носил тонкие плащи.

На главной улице он поймал наемный экипаж, расплатился за поездку заранее, а затем непринужденно втянул шофера в разговор ни о чем и обо все на свете. Они проезжали мимо кирпичных домов Роксбиля, выглядевших особенно уныло под серым пасмурным небом. Редкие деревья (для округа любая зелень действительно была редкостью) желобно тянули к небу голые ветки, а прохожие казались безликими тенями. Люди снаружи кутались в шарфы и пальто, но внутри экипажа было тепло. Хальрун с удовольствием подвинул ноги поближе к двигателю, от которого шел приятный жар. Сидения – большое новшество! – в экипаже подогревались.

– Это обошлось мне в сотню крушей, но седалище в тепле стоит каждого из них, – хвастался шофер.

– Не могу не согласиться... Хм... Экипаж очень чистый. Большая редкость в это время года.

– Мою каждый день! Времени уходит много, но разве чистая публика поедет в грязной машине?

– Грязь к грязи, чистота – к чистоте, – рассмеялся Хальрун.

– Да уж... Во всем нужен порядок, – невпопад согласился шофер.

За приятной беседой время летело незаметно. Виды рабочей окраины сменились пристойными кварталами для людей среднего достатка, а потом и роскошными проспектами центра Бальтауфа. Улицы стали широкими, но экипажи на них гораздо чаще мешали друг другу. Когда такое случалось, шофер начинал ругаться себе под нос. Хальрун сидел рядом с самым благодушным видом.

– Приехали, – объявил владелец экипажа. – Ждать вас, вей?

– Не стоит. Но спасибо.

Газетчик даже не обернулся к машине. Его взгляд был устремлен на дом впереди.

Семейное гнездышко Кросгейсов располагалось не в самой роскошной части Центрального округа, но в целом выглядело неплохо. Это был трехэтажный особняк с двумя башенками и узким фасадом, построенный людьми, нелишенными вкуса. Пропорции казались гармоничными, и фигурные окна украшали здание, а не уродовали его, что нередко случалось у модных архитекторов.

Хальрун сверился с табличкой, оповещающей, кому принадлежит дом, и поднялся по лестнице из семи ступенек. Затем газетчик нажал на кнопку звонка в виде совы с расправленными крыльями, после чего (как будто кто-то специально ждал прямо за порогом) дверь сразу открылась. За ней стояла миловидная девушка в аккуратном платье и с кружевом в волосах. Вот только ее взгляд был испуганным, а красивые глазки явно бегали.

– Кто? – спросила она. – Вы к кому, вей?

– Я к вейе Кросгейс. По ее личному приглашению.

– Да? – почему-то еще больше удивилась девушка. – Проходите... Прошу вас...

Она посторонилась. Сообразив, что в доме определенно произошло нечто особенное, Хальрун поспешил воспользоваться приглашением и оказался в обставленном по последней моде небольшом холле. Стены покрывали синие обои с бронзовым тиснением в виде ромбов, пол был из натурального дерева, а из причудливых горшков выглядывали экзотические растения. Листва их была, правда, несколько заморена густым бальтауфским воздухом.

– У вашей хозяйки хороший вкус, – заметил Хальрун.

Он никогда не скупился на похвалу, но девушка его стараний не оценила.

– Я вас провожу, – предложила она. – Идемте, только прошу ваше пальто...