– Ну, наконец, – вздохнул журналист при виде выходящего из самоходного аппарата Дорена.

Хальрун, словно флагом, помахал в воздухе отпечатанными страничками и закричал:

– Вы заставили себя ждать, детектив Лойверт!

Дорен, одетый в добротное, теплое пальто и совершенно не идущую ему шляпу, обернулся, услышав окрик газетчика.

– Я прибыл раньше на целых десять минут, – сказал полицейский, закрывая дверцу фиолетового экипажа. – И здравствуйте, вей Осгерт.

Его брюки были старательно отглажены, хотя сам Дорен явно не заботился об опрятности. Детектив успел испачкать низ штанин, неаккуратно ступая по грязным улицам осеннего Бальтауфа. Такие же следы украшали блестящую в остальных местах кожу его коричневых ботинок.

– Здравствуйте, детектив... Неужели раньше? Я успел заждаться и ужасно рад вас видеть... Подождите, я избавлюсь от мусора...

Хальрун положил газету на ступеньки крыльца, около которого стоял, и придавил страницы камнем.

– Она заслуживает стать лежанкой какого-нибудь бродяги, – объяснил он свой поступок. – А ведь мне пришлось отдать пол десятинника за описание Совета первых. Тут даже приведена речь председателя. Полностью.

– Торговые пошлины – это важно, – произнес детектив, обнаружив неожиданное знание последних событий на политическом горизонте Хогтории.

Хальрун удивленно моргнул, недоверчиво усмехнулся, а затем по-новому посмотрел на полицейского.

– Что-то не так, вей Осгерт? – спросил Дорен, и его рука замерла над рычажком звонка. – Читать новости утром – полезная привычка.

– Смотря что именно вы читаете. Знаете, что все газеты делятся на утренние и вечерние? «Новостевик Совета» относится к последним, и только по недоразумению выпускается с утра.

Детектив нахмурился, пытаясь уловить логику Хальруна. Газетчик улыбался.

– Почему? – сдался полицейский.

– Все очень просто. Даже странно, что вы не поняли, – Хальрун награнно покачал головой. – Их манера писать – прекрасное средство от бессонницы. Какой непрофессионализм. Просто позор.

– Лучше описывать, кто, кого и сколько раз толкнул? – вступился за «новостевиков» Дорен. – Если вы так думаете, то нас разные представления о вашей профессии.

Хальрун фыркнул.

– Да, но ведь у меня было описано, почему советники начали драться и что перед этим обсуждали.

– В двух абзацах! – возмутился Дорен, окончательно отворачиваясь от двери и поворачиваясь к Хальруну.

– Зато точно и по сути! Я не политик, детектив. Пусть советники болтают сколько им вздумается, если есть охота, а журналист обязан взвешивать каждое свое предложение. Печатное слово имеет известную цену. Одну тысячную круша за сто букв, если вы не знали, а это немало!

Хальрун был действительно зол на газетчиков из «Новостевика Совета». Место под крылом «отцов города» считалось самым хлебным: зарабатывали там в разы больше, чем в «Листке», а работать приходилось меньше. Хальрун почти восхищался наглостью некого Н. Клайвика, который выдал речь председателя за собственную статью, добавив по абзацу во вступлении и по завершению текста. Пелруд Эймарк такой халтуры не допускал, и Хальрун испытывал к коллегам черную зависть, которую изливал теперь на неподготовленного к натиску полицейского. Тут и выяснилось, что детектив Лойверт умеет держать удар.

– А вы кто такой, чтобы решать, что важно, а что нет? – возразил он. – Вместо того чтобы давать пищу умам, вы навязываете им мнение, и даже не собственное. Вы...

К сожалению, речь Дорена оказалась прервана появлением госпожи Лаллы, которая внезапно возникла в темном дверном проеме. С утра гадалка была одета в вечернее платье с блестками, и выглядела уставшей. Круги под глазами свидетельствовали о тяжелой, бессонной ночи.

Детектив не нажимал на дверной звонок. Дорен отвлекся на разговор про газетчиков и не сделал этого.

– Доброе утро, госпожа Лалла, – поздоровался с ней Хальрун, приподнимая шляпу. – Мы не слишком рано? Я знаю, как невежливо приходить раньше назначенного времени, но иногда обстоятельства вынуждают спешить.

Дорен в знак приветствия просто прикоснулся к полям головного убора.

– Как видите, я готова встречать гостей, вей. Вы совершенно не рано, – сухо ответила гадалка.

Она слегка щурилась, и журналисту казалось, будто в его мысли пытаются проникнуть, таким пронзительным был взгляд Лаллы. Она не выглядела той самоуверенной, преисполненной ленивой грации женщиной, какой представилась газетчику при первой встрече. В ее облике появилась небрежность: по тому, как сидело платье, и по слегка растрепанной прическе можно было догадаться, что госпожа Лалла была чем-то взволнована. Даже выразительная глубина ее голоса не казалась сегодня такой чарующей.

– Прошу вас, – сказала хозяйка дома. – Вам нужно зайти.

Она пересекла уже знакомую журналисту прихожую, но вдруг обернулась, словно внезапно что-то вспомнила.

– Обереги при вас, веи?

Хальрун достал свой и потряс им, как колокольчиком.

– Очень хорошо, – кивнула гадалка. – Прошу последовать за мной.

Она поднималась по лестнице тяжело и медленно, осторожно придерживая пальцами длинный подол. Струящаяся юбка в полумраке напоминала текущую воду, но детектив, вместо того чтобы любоваться плавностью движений гадалки, сверлил взглядом ее спину.

– Вы что-то узнали про вейю Кросгейс? – спросил Дорен.

Лалла покачала головой.

– Нет... Хотя я до сих пор уверена, что Мализа жива. Ночью я проводила сеанс, и духи сказали, что ее нет среди них.

– Показания духов не примут в суде, – заметил Хальрун.

Он не ожидал, что Дорен подхватит шутку.

– Именно, госпожа Лалла. И мое начальство их тоже не примет… Поймите, если вея Кросгейс не объявится сегодня, уже завтра ее будет искать вся полиция Центрального округа, и тайну сохранить не получится. Если вам что-то известно, самое время рассказать об этом.

– Не беспокойтесь, детектив, – ответила гадалка. – Мализа не из тех девушек, кто печется о репутации больше, чем о жизни. Смело делайте свою работу, и не думайте о злых языках...

Лалла шла первой. Хальрун видел ее выпрямленную спину и напряженные плечи, но внезапно их обладательница обернулась, жалобно обхватив себя руками.

– Нет! Я говорю вам делать вашу работу, но, прошу вас, действуйте скорее! – сказала гадалка севшим голосом. – Утром мне стало страшно. Мализа жива, но у меня возникло дурное предчувствие...

– Предчувствие с утра? – уточнил детектив, сердце которого не дрогнуло при виде страданий госпожи Лаллы. – Еще недавно вы демонстрировали пример удивительного самообладания, несмотря на исчезновение вашей знакомой прямо под окнами вашего дома. Что-то изменилось?

– Что вы пытаетесь сказать? – спросила гадалка и трагически закатила глаза. – Я до последнего надеялась, что Мализа вернется, и что все это окажется недоразумением.

Госпожа Лалла, как и подозревал Хальрун, оказалась прекрасной драматической актрисой.

– Вернется? – переспросил детектив. – Вы сами говорили, что вею Кросгейс преследовали и о том, что она чувствовала опасность.

Лалла опустила взгляд.

– У Мализы было пристрастие к странным шуткам... Простите... Идемте.

В комнате для сеансов она села за большой стол, который в прошлый раз был спрятан под кружевной материей, а сейчас пребывал в ужасном беспорядке. Хальрун с интересом рассматривал блюдце с водой, хрустальный шар на серебряной подставке, разбросанные кругом карты и прочие гадательные принадлежности.

Сделав драматичную паузу, гадалка жестом предложила Дорену занять место справа от себя, а после обратилась к Хальруну:

– Вы тоже, вей Осгерт. Садитесь возле меня. Сюда.

Газетчик пожал плечами и поступил так, как было предложено.

– И много открыло вам ночное гадание? – спросил он.

Бледная кисть Лаллы прикоснулась к кружевному воротничку, чтобы поправить камею, а затем гадалка посмотрела на Хальруна. Ее бледное лицо с настоящими, а не нарисованными тенями под глазами выглядело неестественно возбужденным.