Тоня покраснела. Хорошо, что было темно и никто ее смущения не увидел. Этот Костя, он как скажет!

– Считаешь, я должна верить слухам?

– А что слухи говорят?

– Говорят, и в самом деле кое-что можешь.

– Юмористка! Кто ж в таких делах на слово верит?.. Слушай, да ты вся дрожишь!

– Я замерзла.

– Конечно, легкая курточка, а под ней – синтетический свитерок.

Он бесцеремонно расстегнул ее и в самом деле легкую куртку и проверил. Затем, сбросил с себя что-то теплое, на меху, и набросил ей на плечи.

– Пойдем поближе к огню, а то простудишься.

Он раздвинул толпу людей и подвинул Тоню к костру, придерживая за плечи. Она не стала вырываться, как когда-то, а без сопротивления дала себя обнять.

И вдруг вспомнила Людмилу – ту, к которой недавно ходил Костя. Где ее-то дом? Вверху, внизу.

«Хорошо бы внизу, да?» – съехидничал внутренний голос.

И тут же она увидела Людку. Та смотрела на них с Костей с другой стороны костра. Костя, оказывается, тоже ее видел, но не отодвинулся от Тони ни на миллиметр.

– Что, прошла любовь, завяли помидоры? – развязнее, чем хотелось бы, спросила Тоня.

– Не может пройти то, чего не было, – прямо в ухо сказал ей Костя, отчего по телу Тони побежали жаркие мурашки. – Не наезжай на меня, Тошка... Ничего, если я тебя буду так называть? Ты можешь оказать мне милость и в честь моих сегодняшних заслуг считать все мои прежние похождения – болезнью, которая закончилась без особых осложнений?

Откуда-то с перевала донесся звук сирены.

– Что это, «скорая помощь»? – спросила Тоня.

– «Скорая», – кивнул Костя.

– Кому-то стало плохо?

– Нет, кто-то вылез из грязи. Надо же, есть такие люди, которые нигде не тонут.

– Ты так говоришь... Тебе совсем не жалко?

– А чего я должен его жалеть, если он тебя чуть не погубил!

– Так ты хочешь сказать, что это...

Тоня дернулась под его рукой.

– Я должна помочь.

– И без тебя помогли. Твоя подруга с этим... ясенем!

– А почему ты меня не позвал?

Она почувствовала, как он пожал плечами, но потом, подумав, потянул ее прочь от костра.

– Ну ладно, хочешь непременно на него взглянуть? Пошли! Пока «скорая» сюда доедет, у тебя будет минут пять.

Михаил лежал совсем недалеко от нее, на широкой лавке, приколоченной прямо к забору, накрытый какими-то ватниками и одеялами. Он был мокрый, какой-то желто-бледный в свете стоявшего у его изголовья, видимо, Костиного фонаря.

– Миша, это я, – сказала она и взяла его за руку. Совсем мраморно-холодную, будто неживую.

Тоня думала, что он без сознания, но Михаил вдруг заговорил:

– Тато, я идиот! Зачем я сюда приехал? Ведь все было за то, что тебя нужно оставить в покое. Мне даже цыганка говорила, чтобы я в горы не ездил, представляешь? Я никого не стал слушать.

– Тебе, наверное, нельзя говорить? – обеспокоенно сказала она, удивленная его многословием. Может, у него начинается горячка?

– Сейчас мне уже все можно.

– Как тебе удалось выбраться?

– Это тебе удалось, а мне не удалось. Что-то отбито у меня внутри.

– Ничего у тебя не отбито, – сказала Надя, до того молча стоявшая у его ног. – Иначе ты бы не смог столько проползти.

– Наверное, я хотел жить, – попытался улыбнуться он. – Но меня пару раз чувствительно долбануло таким огромным камнем... Хорошо, что как раз поблизости оказался фонарный столб. Его забетонировали основательно. Я был так близко от пропасти, от той черной дыры, куда меня тащила страшная сила... Бог меня наказал! Я вот здесь лежу и думаю, что все дело в моей глупости. Нельзя пугать женщин. Тот американец попробовал напугать Надежду – поплатился, я пугал Антонину – и вот лежу, раздавленный...

– Ты считаешь, это я виновата? – жалобно спросила Тоня.

– Да при чем здесь ты! – мрачно отозвался он.

В этот момент на свет костра подъехала «скорая помощь», и женщина в фирменном медицинском комбинезоне с чемоданчиком решительно подошла, сопровождаемая каким-то пареньком.

– Петя, посвети фарами! – крикнула она водителю. – А то здесь какой-то тусклый фонарь...

Костя рядом с Тоней обиженно фыркнул.

– Лавр! – позвал товарища Михаил.

Тот склонился над ним.

– Возьми у меня в кармане доллары. Они, конечно, мокрые, но я думаю, что вполне платежеспособные. И поезжай со мной, хорошо? Наверняка понадобится кому-то заплатить. Денег не жалей.

О Тоне он даже не вспомнил, весь погруженный в заботы о спасении.

Водитель «скорой» и двое добровольцев осторожно переместили Михаила на носилки и загрузили в машину. Лавр тоже полез в фургон, пошептавшись с Надей.

– Сейчас еще «скорые» подъедут, – сказал Костя, – будем заниматься спасением тех, кого еще можно спасти.

Он вложил Тоне в руку ключ.

– Погоди-ка... – Он ненадолго отошел и вернулся с фонарем. – Вот. Идите с Надеждой ко мне домой и ложитесь спать.

– Может, мы пойдем ко мне? – робко спросила Тоня.

– Не говори глупости, вначале мы твой дом осмотрим, какие там разрушения, мало ли. Огромный кусок скалы на дорогу упал. Кто знает, как это на жилых постройках отозвалось?

– Костя, скажи, почему ты так обо мне заботишься? – спросила она.

– А ты до сих пор не поняла?

Он осторожно поцеловал ее.

– Иди. Ничем вы здесь помочь не сможете. Район бросает к нам такие силы! Специалистов. И перестань себя есть поедом за то, чего ты не совершала и сделать не сможешь! Михаил, как видишь, жив. А помочь тем, кого накрыл сель, ты попросту вряд ли сможешь. Считай, что я буду заниматься спасением... тех, кого еще можно спасти... за нас двоих.

Он оглянулся на одиноко стоявшую Надю.

– За троих. Так что идите и отдыхайте.

Тоня подошла к Наде и обняла ее за плечи.

– Пошли, подруга, наш мужчина сказал, что мы можем отдохнуть, пока он будет геройствовать здесь с МЧС и медиками.

– Лавр сказал, что вернется, как только устроит Михаила... Он рассказывал, как полз по грудь в воде и пару раз его чуть не смыло...

– Я слышала.

– А потом, говорит, когда выполз на сухое место, все равно какое-то время еще полз, боялся, что следующая волна окажется выше и накроет его... Тебе Михаила не жалко?

– Жалко.

Тоня продолжала идти вперед, подсвечивая им с Надей под ноги, чтобы не оступиться.

Едва Тоня открыла калитку, как ей навстречу бросился Джек, жалобно поскуливая. И все тыкался ей в руку, просил, чтобы она его погладила.

– Ты испугался? – Тоня присела перед ним. – Думал, что я оставила тебя насовсем?

– Пошли в дом, – устало сказала ей Надя, – потом нацелуешься со своим Джеком!

– И в самом деле! – Тоня отодвинула от себя собаку. – Прости, Джек, сейчас не до тебя.

Но тот уже успокоился и привычно улегся возле крыльца.

Тоня отворила дверь и, быстро разувшись, прошла в гостиную.

– О, а свечи так и горят. Ну что, будем укладываться?

– Как ты можешь вести себя так спокойно?! – вдруг взорвалась Надя. – У тебя муж, возможно, инвалидом останется, а с тебя как с гуся вода. Целуешься со своим любовником на глазах у всего поселка!

А Костя еще беспокоился, что Тоня все так близко к сердцу принимает. Она, может, и не хотела бы, да добрые люди помогают.

– Ну вообще-то он вовсе не мой любовник. Вернее, он вовсе мне не любовник.

– А мне любовник, но вовсе не мой! – передразнила ее Надя.

– Драться хочешь? – спросила ее Тоня, ни разу в жизни не поднявшая ни на кого руку.

– С кем драться, с тобой, что ли? – пренебрежительно фыркнула Надя.

– Может, ты на Лавре остановишься, а? – жалобно поинтересовалась Тоня.

– Да я вот о том же думаю.

Надя наклонила голову и подперла ее кулаком.

– Два отвергнутых человека, нашедших тепло в объятиях друг друга.

Прозвучало это не слишком весело.

– А с другой стороны... – Надя помедлила, – уж лучше пусть он достанется тебе, чем Людке.

– Но ты же целовалась с Лавром, я видела! – возмущенно сказала Тоня. – Хотела на двух стульях усидеть?