Но говорила она куда-то в тишину, где Кости уже не было.

Он появился с подсвечником из трех свечей и пригласил их:

– Идите за мной!

Тоня ни разу не была у него в гостях. Во-первых, потому, что они не были столь уж близки, во-вторых, она бы и не пошла в дом к холостому мужчине. Что поделаешь, вот так по-дурацки была воспитана. Якобы он мог ее приход неверно истолковать.

Надя с Лавром чинно, как на комсомольском собрании, сели рядышком на старом диване.

– Сейчас я принесу вино, которое вы еще не пробовали, – значительно произнес Костя, собираясь уйти.

– Хочешь, я тебе помогу? – предложила Тоня.

– Хочу. Давай, Титова, отрабатывай свое спасение, – с ехидцей проговорил он. – Ежели что не так, заранее прошу простить. Я человек одинокий, за женщиной по части наведения порядка могу и не угнаться.

Странно, что они общались, как будто ничего не случилось и сель не мог, например, подняться выше – это уже Тоня по привычке додумывала, – к самому порогу Костиного дома.

– Вообще-то у тебя чисто, – сказала ему вслед Надя, и он остановился в дверях, словно ожидая еще какой-то похвалы.

А та думала, что Константин мог бы предложить ей, а не Тоне, помочь, но она как-то по неосторожности держалась Лавра и теперь, что называется, посреди дороги неудобно было все переиначивать.

– Это у меня с флота. Я же до милиции матросом служил, – доброжелательно, но без всякого намека на какие-то отношения между ними отозвался Костя.

Он вышел, и Тоня последовала за ним.

– Титова, – сказал он, когда полез в небольшой погреб, куда вел люк прямо из кухни, а Тоня светила ему фонарем, – согласись, все же в тебе благодарности никакой нет. Кино ты, что ли, не смотришь? Ну, там... мелодрамы всякие. Или романы женские не читаешь...

– Можно подумать, ты читаешь!

– Представь себе, в моей жизни был случай, когда один такой роман я прочел. Автора не помню, но назывался он «Волк и голубка».

– Кто, интересно, мог заставить тебя читать такой роман?

– Мы с товарищем, понимаешь ли, в засаде двое суток сидели. А у хозяйки квартиры только эта одна книга и нашлась. И знаешь, что я понял? Женщины умеют так благодарить своих спасителей!

– Интересно – как?

– Бросаются на грудь, осыпают горячими поцелуями...

Он подал ей бутылку и вылез, закрыв за собой люк.

– Из скромности я не говорю о поцелуях во множественном числе, но хотя бы один ты могла бы подарить мужчине своей мечты. Это выражение я тоже из романа подцепил. Кажется.

– Послушай, Костя, когда это я говорила, что ты – мужчина моей мечты?

– А разве нет? – шумно огорчился он. – А чем, хотя бы скажи, я тебя не устраиваю?

– Мужчина моей мечты должен быть только мой. Или, точнее, у мужчины моей мечты я должна быть женщиной его мечты.

– Вот видишь, у нас все совпадает! Будешь целовать или нет?

– Костя, неудобно, нас же люди ждут!

Она почему-то стеснялась сказать ему: отстань, я ничего такого не хочу! Не то чтобы совсем уж не хотела, но если она однажды решила, что с Костей у нее ничего не будет... Все-таки он и в самом деле ее спас...

Но он в отличие от Тони не привык, что называется, тянуть кота за хвост. Не успела Тоня оглянуться, как он сгреб ее в свои объятия и поцеловал. Не по-детски, с огнем. Губы у него оказались сухие, горячие, и, видимо, жар от них бросился ей в голову огнем. Она от неожиданности покачнулась, все еще колеблясь – продолжать этот невероятный поцелуй или оттолкнуть Костю от себя?

Но лишь осторожно высвободилась. Ей казалось, что сейчас нельзя думать о каких-то отношениях между ней и Константином, когда она только что, каких-нибудь полчаса назад, убила собственного мужа.

Она вздрогнула и застыла, не в силах прогнать из памяти видение.

Хладнокровная решимость Михаила подтолкнула к действию ее инстинкт самосохранения. Она испугалась, и от этого испуга в ней обнаружились какие-то неведомые прежде силы. Ведь зачем-то же он полез в карман! Не иначе за ножом или пистолетом. По крайней мере она все время этого ждала. И решила, что Михаил именно для того и приехал в Раздольный. Зачем ему это делать, она не думала. Он был человеком другого склада. Она могла не понимать его действий, а вот защищаться вполне могла.

Потому Тоня и оттолкнула Михаила от себя. Он от неожиданности опрокинулся назад, зацепился за лавочку и упал. И тут погас свет... Да, он еще успел выругаться.

Тоня закричала и побежала. Тогда она еще не знала, что случилось, а бежала, потому что думала: вот сейчас Михаил поднимется и бросится за ней, и тогда случится что-то страшное...

Она бежала, и тут ее схватил Костя... Тоня содрогнулась.

– А где ты был? Ну, там, на Мира. Почему я тебя не видела?

– Стоял в нескольких шагах от вас. У забора, куда свет фонаря не доставал.

– А если бы Михаил в меня выстрелил?

– У него с собой было оружие? Ни фига себе – пошел на свидание с женой!

– Не знаю, – смутилась Тоня, – но он зачем-то полез в карман.

– Думаю, я все же успел бы раньше.

– У тебя тоже есть оружие?

– Что значит тоже? Леня похлопотал, и мне, как начальнику охраны и бывшему работнику милиции, дали разрешение на ношение оружия.

– И ты бы его применил, если бы...

– Если бы тебе угрожала опасность? Конечно. Иначе чего тогда я сидел в засаде?

– Надя с Лавром ждут нас.

Она напомнила ему об этом как-то смущенно, еще помня его поцелуй и ощущение запретности. Вроде нельзя так, это же получается пир во время чумы. Там, внизу, в поселке наверняка погибли люди, а они здесь...

– В самом деле. – Он открыл кухонный шкафчик и достал из него рюмки.

В кухне горела одна свеча, поставленная в обычный граненый стакан. Видимо, подсвечников у Кости больше не было.

– Знаешь, я вырежу для тебя подсвечник из дерева. У меня как раз есть подходящий корень...

Тоня сказала и запнулась: да остался ли у нее этот корень, и ее скульптуры, и сам дом?

– Мне, наверное, и вернуться-то будет некуда, а я о каком-то корне вспоминаю.

– У меня останешься, – как само собой разумеющееся предложил он.

Тоня не нашла подноса, а поставила все на большую, похожую на блюдо тарелку и пошла в гостиную, но у самой двери будто споткнулась и попятилась обратно.

– Ты чего? – удивился Костя, когда она уперлась в него спиной.

– Они целуются.

– Ну и что же? Это вовсе не тот процесс, который нельзя прервать, – хмыкнул он и грудью стал вытеснять ее обратно.

– У тебя кто здесь убирает? – с долей ревности поинтересовалась Тоня, все же задержавшись в коридоре и поглядывая по сторонам.

– Никто, – сказал Костя. – Я считаю, что, пока ты не женат, посторонним женщинам не стоит появляться в твоем доме. Женщины любят домысливать то, чего нет.

– Но мы-то с Надей здесь.

– Это форс-мажор. По крайней мере для Нади.

– Ты жесток.

– Нет, я однолюб.

– Слушай, Бриз, ну что ты врешь? Хочешь сказать, что однолюб – тот, кто любит каждую женщину по одному разу?

– Титова, почему ты мне все время хамишь?

– А ты мне лапшу на уши вешаешь. Только вот не пойму – для чего? Я тебе не священник, чтобы твои исповеди слушать. И не мамочка, чтобы следить за твоей нравственностью!

– Ладно, пошли, люди нас и вправду заждались.

Тоня нарочно говорила с Костей не понижая голоса, чтобы Надя услышала ее и... ну, чтобы не конфузить ее. Или она целуется с другим нарочно, чтобы возбудить ревность бывшего любовника? Тоня про себя посмеялась: Костика вряд ли этим достанешь. Он просто лишний раз философски скажет, что раз сами женщины так непостоянны, чего тогда требовать от него?

Надя взяла себя в руки или Лавр отодвинулся, однако когда Тоня с Константином вошли в комнату, оба сидели рядом, но без всякого намека на интим.

Потом все четверо сели вокруг круглого стола, крепкого, старинного, – наверное, такие были в моде лет пятьдесят назад, – и пока Костя разливал вино, Тоня положила в вазу яблоки, которые нашла в ящике на кухне, и нарезала кусочек сыра, сиротливо лежавшего на полке в холодильнике.