Признаться, Леон не до конца поверил Авроре. В том, что она каким-то образом может заглядывать в сны других людей, не было сомнений: ей было известно слишком много вещей, о которых она никак не могла знать. Но что если Аврора приняла желаемое за действительное, и Люсиль в её сне была не настоящим призраком, а всего лишь плодом воображения? Леона не удивила история дяди, растлившего собственную племянницу: к сожалению, такое происходило часто и в домах крестьян, и в семьях аристократов. Такоемоглобыть, но было ли на самом деле? Жюль-Антуан де Труа был жесток, высокомерен и нелюдим, он пожелал сам наказать атамана разбойников, но действительно ли он совершил такие страшные грехи, как насилие, кровосмешение и убийство невинной девушки?
Как бы то ни было, их с Авророй уговор оставался в силе. Встав с постели через некоторое время после разговора с ней, Леон спустился к завтраку. Чувствовал он себя значительно лучше, и хотя левое плечо всё ещё ныло, голова больше не болела и не кружилась, синяк со скулы благополучно сошёл, да и слабости он не испытывал. Его выздоровление с радостью отметили и Бертран, и Гретхен, и Франсуа. Авроры за столом не было – сославшись на неважное самочувствие, она осталась в отведённой ей комнате, чтобы не пересекаться с де Труа, если он приедет в замок.
Леон, как и было уговорено, сказал, что вспомнил кое-что из разговоров разбойников, но дело это личное и касается только де Труа, поэтому хотелось бы встретиться с ним. Расторопная Гретхен через какого-то деревенского мальчишку передала Жюлю-Антуану новость, и он появился как раз к концу завтрака. Всё вышло как нельзя лучше – Бертран отправился в поездку по окрестностям, а Гретхен, Леон и де Труа (который весьма кстати прибыл со своими тремя слугами – Огюстом, Бернаром и Луи) неспешно зашагали в сторону рынка. Леон и Жюль-Антуан ехали верхом, остальные шли пешком.
На улице было свежо и морозно. Ветер дул очень слабо, земля была вся припорошена снегом, который, судя по всему, уже не собирался таять, укрыв поля и леса, землю и устилавшие её потемневшие листья. Он поскрипывал под ногами людей и копытами лошадей, на маленьких замёрзших лужицах хрустел тонкий ледок. Братья шли молча, с одинаково насупленными лицами, Луи, чьё лицо ещё больше раскраснелось от холода, пытался завязать разговор с Гретхен, бледные щёки которой наконец-то разрумянились, и та ему что-то живо отвечала. Когда они уже отошли от замка на значительное расстояние, Леон обернулся и увидел силуэт всадницы на лошади, стремительно пересекавший дорогу позади них. Аврора выждала, пока они отойдут подальше, и теперь мчалась в гостиницу.
Леон подъехал чуть ближе к де Труа и заметил, стараясь казаться как можно более спокойным:
– Как здоровье вашей служанки, Анны? Она, должно быть, ужасно переживает – как я понял, Люсиль была ей почти как дочь...
– Анна как раз отправилась на могилу Люсиль, – холодно ответил Жюль-Антуан. – Мы скоро уезжаем отсюда, и она хотела проститься с ней. Но я бы предпочёл не тратить времени на пустые разговоры. Вы зачем-то пригласили меня, сударь, и я хотел бы знать, зачем.
– Кажется, я знаю, кто именно убил вашу племянницу, – нарочито медленно произнёс Леон, оглядываясь по сторонам, затем понизил голос. – Конечно, меня неслабо ударил по голове кто-то из этих негодяев, да и до этого у меня были провалы в памяти, но это я вспомнил довольно ясно. Вспомнил, когда приходил в себя после болезни. Пока я был в плену у разбойников, они не больно-то держали языки за зубами. Может, думали, что живым мне не уйти, а может, просто оказались слишком глупы и не знали, что я слышу каждое их слово.
– Прошу вас, быстрее к сути! – поторопил его де Труа, и голос его задрожал.
– Я не всё помню из их разговора, но говорили двое: один плотный и коренастый, а у другого из-под платка торчала густая светлая борода, – оба этих разбойника были убиты при захвате шайки, Леон знал наверняка, так что уличить его во лжи они никак не могли. – Коренастый подсмеивался над светлобородым из-за его любви к женщинам: тот, мол, не пропускал ни одной юбки. И среди прочего он сказал: «Тебе нравятся рыженькие, не так ли?». А светлобородый зашипел и заругался на него. Похоже, он боялся, что Чёрный Жоффруа услышит. Может, атаман и правда не знал, что кто-то из его людей совершил насилие над вашей племянницей, а потом убил её. Если бы знал, возможно, он наказал бы их не менее жестоко, чем был наказан сам...
– Вы обвиняете меня в жестокости? – перебил его Жюль-Антуан. Глаза его заблестели ярче, ноздри раздулись, как у хищника, почуявшего добычу. – В том, что я совершил несправедливую казнь?
– Я ни в чём вас не обвиняю, – смиренно ответил Леон, внимательно наблюдая за собеседником. – Вы, должно быть, были не в себе от горя после гибели племянницы. Не знаю, что бы я делал на вашем месте – наверное, крушил бы всё, что попадётся под руку...
– Вы одинокий человек – без семьи, без друзей, – Жюль-Антуан нервно сглотнул, дёрнув кадыком. – Вам не понять.
– Возможно, – согласился Леон. – И Чёрный Жоффруа в любом случае заслужил наказание – за то, что разбойничал, грабил, а порой и убивал людей. Но по мне, неспроста разбойники упомянули рыжеволосых женщин. Может, бедная Люсиль была не единственной жертвой этого негодяя – были и другие рыжие, о которых мы никогда не узнаем... Хорошо лишь одно – он мёртв и больше никому не причинит вреда. Как вы считаете, господин де Труа, я прав?
– Я... Мне надо подумать, – он дёрнул головой. – Но даже если вы и правы, ваша правда не вернёт мне мою Люсиль. Позвольте, я покину вас, – и он тронул коня, отъехав чуть вперёд.
Леон в глубокой задумчивости следил за ним. Жюль-Антуан выглядел глубоко горюющим человеком, глаза его были полны боли – неужели он так искусно притворялся? Или Аврора ошибалась на его счёт, и сон с Люсиль был всего-навсего сном? До конца их поездки де Труа хранил молчание, ехал медленно, опустив голову на грудь и ни с кем не встречаясь глазами. В ответ на робкие вопросы Маргариты, пытавшейся разговорить его, он лишь фыркнул и пустил коня вперёд, отъехав ещё дальше.
И Гретхен, и слуги де Труа закупили необходимые припасы, и настало время возвращаться домой. Леон от всей души надеялся, что Аврора успела обыскать гостиничные номера, а может, даже нашла дневник Люсиль. Обратный путь обещал быть таким же неспешным, но беда пришла с самой неожиданной стороны – со стороны Маргариты. Краснолицый и беловолосый Луи, щедро наполнив корзину хлебом и сыром, пошептался с Гретхен насчёт того, какой сыр ей лучше выбрать, а потом спросил, чуть повысив голос:
– А что же ваша подруга, госпожа Лейтон? Не поехала с вами за покупками?
– Ох, ей с утра что-то нездоровилось, – махнула Гретхен свободной рукой, другой прижимая к боку корзину. Ей явно было тяжело, и Леон уже собирался предложить свою помощь, но тут она продолжила:
– Хотя ей вроде стало получше. Когда мы отъехали, я оглянулась и вижу – она скачет верхом, да так быстро! Мчалась в сторону гостиницы – наверное, собирать какие-то травы для своих целебных зелий, там как раз поле по пути... Помнится, какое-то время назад она собирала полынь.
Леон мысленно взвыл от досады и быстро опустил голову, ощутив, как вмиг ставший острым и пристальным взгляд Жюля-Антуана метнулся в его сторону. «Глупая женщина, кто её вообще за язык тянул? Он догадался, что дело нечисто, непременно догадался!».
– В гостиницу? – не то спросил, не то просто задумчиво протянул де Труа.
– Не в саму гостиницу, скорее, в её окрестности, – поправила Маргарита, явно ничего не заметившая. – Что ей делать в гостинице? Затею расследовать убийство бедняжки Люсиль она вроде бы оставила, да и преступники уже пойманы и наказаны...
– Пожалуй, нам пора, – холодным тоном произнёс Жюль-Антуан. – Благодарю вас за сведения, господин Лебренн, они оказались весьма... интересными, – показалось Леону или в голосе его прозвучала скрытая насмешка? – Прощайте, госпожа Маргарита, может, мы с вами ещё увидимся перед отъездом. Вы трое – за мной!
