– Вы можете мне не верить, но порой мы и впрямь помогаем местным – не всем, конечно, но тем, кому особенно туго приходится, – спокойно сказал Чёрный Жоффруа. – Но я не буду притворяться святым – на наших руках немало крови. Но что бы вы обо мне не думали, готов до последнего стоять на одном: ни я, ни кто угодно другой из моих людей не лишали жизни невинную девушку.
Он снова поклонился и зашагал прочь. Чуть отойдя, он что-то коротко приказал одному из разбойников, и тот, подойдя ближе к дереву, у которого сидел связанный Леон, с суровым видом встал возле него. Леон понял, что в ближайшее время у него нет никакой возможности выбраться отсюда, и, устало прислонившись головой к дереву, закрыл глаза. Сидеть на холодной земле было не особенно приятно, тело время от времени пробирала дрожь, щека касалась шершавой коры, где-то высоко в кронах шумел ветер, но Леон не выспался этой ночью, усталость брала своё, и вскоре он провалился в сон.
Сон был недолгим, и через пару часов бывший капитан вновь открыл глаза. Он сидел на той же поляне, но ветер утих, воздух был чуть теплее, а с неба приветливо светило солнце, окрашивая в золото тёмные стволы деревьев. Разбойники разбрелись кто куда, караульный сменился – теперь у дерева неподалёку с мечтательным видом сидел Этьен. Чёрный платок он спустил под подбородок, чтобы тот не мешал напевать под нос какую-то незатейливую песенку. «Уж не знаю, какие отношения с Фортуной у Чёрного Жоффруа, но ко мне она точно сегодня повернулась лицом, хоть я и выставил себя дураком», – подумал Леон, сглотнул, чтобы избавиться от противной сухости в горле, и осторожно потянулся, незаметно оглядываясь кругом. Других разбойников не было видно – они либо спустились в полый холм, либо куда-то уехали. Леон поморщился от боли в затёкших конечностях и принялся шевелить кистями и стопами, восстанавливая чувствительность. Краем глаза увидев движение, Этьен повернул голову. В тёмных глазах его сверкал неподдельный интерес, на губах играла насмешливая улыбка. Поняв, что пленник проснулся, он запел чуть громче. Вряд ли он таким образом хотел разозлить Леона, да и голос у юноши был приятный, но бывший капитан снова поморщился.
– Перестань, – попросил он. – Ты мне напоминаешь одного моего знакомого... Анри, – он сам не понял, откуда у него на языке взялось это имя. – Тот тоже всё насвистывал, как соловей в клетке, вместо того чтобы заниматься серьёзным делом.
– Глупости, – фыркнул Этьен, но пение прервал. – С песней любая работа делается легче.
– Что-то я не замечал тебя ни за какой работой, – хмыкнул Леон. – Ты такой хитрец и всё время отлыниваешь? Или просто не умеешь ничего важного, и тебе не доверяют ничего, кроме как следить за мной? Бросили тебя здесь, а сами уехали на по-настоящему важное дело?
Как он и ожидал, щёки юноши вспыхнули, глаза загорелись.
– Вы... Ты ничего не знаешь! – вспыхнул он. – Следить за пленником – самое важное дело! Чёрный Жоффруа велел глаз с тебя не спускать, а сам отправился в деревню – искать способы передать Железной Руке весточку насчёт тебя.
– И как он её передаст? Через Вивьен?
Этьен вздрогнул и едва ли не подпрыгнул на месте.
– Откуда ты знаешь про неё... про нас с ней? – вскрикнул он.
– Видел вас вместе на празднике урожая, – Леон почти не соврал: он видел их обоих, только по отдельности, но они наверняка уединились где-нибудь в уютном уголке под конец праздника. – Интересно, она знает, кто ты такой? Знает о твоих разбойничьих делах? Или считает тебя простым деревенским парнем?
– Не знает, – слишком быстро ответил Этьен. – Она ничего не знает, ничего!
– Любишь её? – поинтересовался Леон, снова потягиваясь и лениво щурясь на солнце, словно ответ его вовсе не интересовал. Про себя он отметил, что юноша не только хороший певец, но и первостатейный болтун – что было пленному только на руку.
– Не твоё дело! – отрезал Этьен, сверкнув глазами. Леон откинул голову назад и коротко расхохотался.
– Значит, любишь... Эх, жаль девчонку! Каково-то ей будет смотреть, когда её любимый заболтается на виселице? Хотя, думаю, она недолго будет горевать – быстро утешится в моих объятиях. Уж я-то буду понадёжней, чем ты, да и поопытней, если уж на то пошло...
– Что ты такое несёшь? – нахмурился Этьен.
– А ты думал, она хранит тебе верность? – Леон расхохотался самым неприятным смехом, какой только мог изобразить. – Здесь, где столько здоровых и сильных мужчин? Бертрану она не нужна, у него есть Гретхен, а вот я – я не мог пройти мимо такой красавицы! Вивьен, конечно, не рассказала мне о тебе – я сам догадался. Мне плевать, сколько у неё мужчин – хоть два, хоть десять. В конце концов она всё равно достанется мне.
– Ты лжёшь! – голос Этьена задрожал. – Это возмутительная наглая ложь!
– Так спроси у Вивьен сам, когда Чёрный Жоффруа разрешит тебе перестать изображать из себя сторожевого пса и побежать к своей любимой, – продолжал насмехаться Леон. – Спроси прямо, с кем она проводит дни, когда ты не можешь быть рядом с ней. С кем она обнимается в тёмных углах замка Бертрана. Посмотри, как задрожат её губы и затрепещут ресницы – они у неё всегда трепещут, когда она смущена. А какая она мягкая, нежная, как она стонет, когда...
Этьен резко сорвался с места, кинулся к Леону и со всей силы ударил его по лицу. Тот был готов и успел смягчить удар, чуть повернув голову. Правая скула вмиг онемела, Леона откинуло назад, он упал на спину, слава Богу, не стукнувшись пострадавшим ранее затылком.
– Скотина! – как-то необычайно высоко взвизгнул Этьен и замахнулся ногой, готовясь ударить лежащего, но Леон резко вскинул свои ноги, подсёк ими разбойника под щиколотку, и тот с воплем полетел наземь. Не дожидаясь, пока он поднимется, Леон снова двинул связанными ногами прямо по голове упавшего – раз, другой. После второго удара Этьен обмяк, уткнувшись носом в землю, так что Леон даже испугался – не перестарался ли он? В его планы не входило убивать юношу. Но тот глухо застонал, бессильно мотая головой, ноги его заскользили по земле, руки с растопыренными пальцами слабо дёргались.
– Я случайно, – пробормотал Леон, не зная, зачем: кроме него, оценить шутку всё равно было некому.
Теперь требовалось действовать быстро. Он подполз ближе к оглушённому, вытащил у него из-за пояса запримеченный ранее нож и принялся перерезать верёвки. С руками пришлось повозиться, ноги освободить было легче, и вскоре Леон уже связывал обрезками верёвок мычащего Этьена. Чтобы заткнуть юноше рот, пришлось оторвать лоскут от его и без того потрёпанной одежды: он в любой миг мог прийти в себя и позвать на помощь.
– Я солгал, – прошептал Леон, не зная, слышит ли его разбойник. – Не было у нас ничего с Вивьен. Я это сказал лишь затем, чтобы разозлить тебя.
Потом он поднялся на ноги, сунул нож за голенище и пустился прочь, стараясь не издавать лишнего шума и вертя головой во все стороны, чтобы снова не нарваться на разбойников. Он провёл в лесу несколько часов, и теперь всё тело дрожало от холода и слабости, живот предательски громко урчал, напоминая о том, что Леон покинул замок, не позавтракав, голова после удара всё ещё побаливала и кружилась, затёкшие руки и ноги плохо слушались. Следуя за Вивьен, Леон кое-как запомнил тропинку и теперь отчаянно искал глазами ориентиры – причудливо изогнутые стволы, обгоревшие деревья, огромные пни, ямы и провалы в земле. Каким-то чудом он выбрался на основную тропу, шатаясь, кинулся по ней прочь, уже почти не чувствуя ног от усталости, и хрипло застонал от облегчения, различив впереди просвет. Он сумел обнаружить логово разбойников, сбежал из плена и выбрался-таки из этого проклятого леса!
Леон не помнил, как добрался до замка Бертрана Железной Руки и попал внутрь. Кажется, он вошёл, как ранее утром вышел, через заднюю дверь, забрёл на кухню и замер, увидев перед собой силуэт Вивьен. Она развернулась, встретилась глазами с Леоном и вмиг всё поняла по его лицу. Глиняный горшок выскользнул из её рук, упал на пол и разлетелся на черепки, но служанка не сделала даже попытки подобрать их – лицо её побелело, широко распахнутые глаза не отрывались от Леона.