Церковь их была маленькая, но тихая, чистая и уютная. Это утро выдалось холодным, но ясным, солнце светило, но не грело, воздух был свеж и прозрачен. Молитвы старенького священника истово неслись к небесам, но затронуть душу Авроры они не могли – она уже давно не чувствовала себя причастной церкви, с тех самых пор, как после смерти мужа всерьёз взялась за изготовление зелий и сварила то из них, что стирало память. Она считала себя ведьмой, а ведьме не место в церкви, и Авроре казалось, что даже Христос с распятия глядит на неё укоризненно.
Ни Бертрана, ни Леона в церкви не было, но Аврору это не удивило – оба они, скорее всего, страдали от похмелья. В другое время это вызвало бы у неё сочувствие, возможно, она даже поехала бы в замок Железной Руки с каким-нибудь отваром, помогающим прийти в чувство, но сейчас все её мысли были сосредоточены на Люсиль. Она пришла вместе со своим дядей, прилежно слушала проповедь, шептала губами молитвы, крестилась, украдкой поглядывала по сторонам, а Жюль-Антуан выглядел скучающим и надменным – впрочем, как и всегда. Когда проповедь закончилась, и прихожане неторопливой рекой потекли к выходу, Аврора осторожно пробралась между ними, чтобы оказаться рядом с де Труа. Оба приветствовали её: Люсиль, как показалось Авроре, с искренней радостью, её дядя со своей обычной сдержанностью.
– Какой вчера был замечательный праздник, верно? – с наигранной живостью поинтересовалась Аврора и принялась взахлёб обсуждать вчерашний день урожая, особенно напирая на наряды местных жительниц. Как она и ожидала, Жюлю-Антуану эта тема вскоре надоела, и он, попросив прощения, покинул девушек, сказав, что подождёт неподалёку от церкви, они же отправились на прогулку вокруг церковного дворика. Было зябко, и обе кутались в накидки: Аврора в чёрную, Люсиль в светло-зелёную, живо напомнившую Авроре о ночном видении.
– Вы прекрасно танцуете, как и ваш дядя, – сказала она своей собеседнице. Люсиль смущённо опустила длинные ресницы.
– У меня был хороший учитель танцев, – тихо ответила она.
– А какая вчера была погода! Признаюсь, мне было так душно, что я думала, не случится ли гроза. В такие ночи всегда снятся очень странные сны – такие живые, яркие... Кто-то даже говорит, что эти сны могут быть вещими!
Люсиль неопределённо пожала плечами, но Авроре показалось, что лицо её чуть побледнело, и приветливая улыбка покинула его. Пытаясь понять, не выдаёт ли она желаемое за действительное, она внимательнее присмотрелась к девушке, продолжая расспрашивать:
– А вы верите в вещие сны?
– Возможно, – уклончиво ответила Люсиль, покосившись в сторону дяди. Испугавшись, что она сейчас закончит разговор и вежливо откланяется, Аврора поспешила переменить тему:
– Я видела, как вы с вашим дядей танцевали. Все восхищались вами, и это действительно было прекрасно. Вы с ним, наверное, очень близки?
– Он растил меня с отрочества, – в голосе Люсиль послышалась грусть. – Матушка умерла вскоре после того, как родила меня, отец скончался, когда мне было двенадцать. Всем, что я имею сейчас, я обязана дяде.
– Вы хотя бы не одиноки, – утешающе проговорила Аврора. – А я вот потеряла всех, кто был мне близок. Даже мать – хоть она и жива, но затворилась от мира в монастыре. Как сильно я скучаю по ней!
– Вы можете хоть иногда навещать её, – ласково заметила Люсиль. Аврора покачала головой.
– Признаться, матушка не очень-то стремится видеться с кем-либо, – она порадовалась, что ей не приходится лгать. – Честно говоря, она не особо меня любит. Они с отцом хотели сына, но родилась я, а больше у матери не получилось родить. Мало того, она не смогла даже устроить мне удачный брак! Неудивительно, что она не хочет меня видеть – не желает лишний раз вспоминать о своих неудачах.
– Это очень грустно, – голос Люсиль задрожал, хотя лицо её оставалось спокойным. – И всё же у вас хотя бы есть мать...
Некоторое время они молча измеряли шагами маленький дворик. Солнце понемногу начало пригревать, слабый ветер шевелил редкие листья, ещё державшиеся на деревьях, и трепал выбившиеся из причёсок волосы девушек. Навстречу им прошаркал нищий, сгорбленный и тяжело опирающийся на костыль. Люсиль при виде его сжала губы, точно от с трудом сдерживаемой боли, и поспешно положила в протянутую миску для подаяний несколько монет. Аврора последовала её примеру, при этом внимательнее окинув нищего взглядом. Он был совсем не стар, ясные живые глаза, густые чёрные брови и чёрная же бородка придавала выразительность его вытянутому лицу. Авроре пришло в голову, что он прекрасно может передвигаться без костыля, и его высокое худое тело вовсе не является таким скрюченным и искалеченным, как он пытается показать. Впрочем, что ей за дело до нищих и их уловок!
– Благослови вас Бог, добрая госпожа... и вас, сударыня, – нищий дрожащей кистью перекрестил их и продолжил путь, одной рукой держа миску с монетами, другой зажимая под мышкой костыль. Люсиль проследила за ним глазами, затем окинула взглядом церковь и задумчиво протянула:
– Хотела бы я тоже когда-нибудь уйти в монастырь... Жить там вдали от всех, в покое и тишине, молиться целыми днями и выполнять простую работу. Ни о чём не беспокоиться и ничего не ждать...
– Вы, такая юная – и в монастырь? – удивление Авроры не было наигранным. – Но вы ведь ещё так мало видели в жизни!
– Поверьте, я видела достаточно, – лицо Люсиль помрачнело, и сейчас она, как и прошлой ночью в отблесках огня, казалась старше своих лет. Со склонённой головой в окружении рыжих кудрей и длинным плащом, спадающим с плеч, она напомнила Авроре ангела – или кающуюся Марию Магдалину. – Но я не собираюсь уходить в монастырь прямо сейчас, – она вымученно улыбнулась. – Дядюшка ни за что меня не отпустит!
– Он очень строг, – заметила Аврора, кинув взгляд на Жюля-Антуана, который в нетерпении переминался с ноги на ногу. – Ох, не завидую я тому мужчине, который влюбится в вас и решится просить вашей руки!
– Такой мужчина уже был, и не один, – с лица Люсиль исчезла всякая тень веселья, и теперь оно казалось почти траурным. – Дядюшка всем дал от ворот поворот. Честно говоря, я не думаю, что вообще когда-нибудь выйду замуж. Дядюшка продержит меня в старых девах, а потом мне одна дорога – в монахини!
– Почему он так суров с вами? – нахмурилась Аврора.
– Он беспокоится обо мне, – пожала плечами Люсиль. – Любит меня как отец.
– А вы? Вы кого-нибудь любите? – вырвалось у Авроры, но она тут же спохватилась и быстро добавила: – Прошу прощения за бестактность. Поверьте, я умею хранить секреты, и ваша тайна, какова бы она ни была, останется тайной.
– Тайна? – внезапно Люсиль расхохоталась пугающим смехом – коротким, сухим и безжизненным, и это был точно не ангельский смех – разве что падшего ангела. – Что вы, какая у меня может быть тайна! У меня нет никаких тайн!
– Простите, – Аврора потупилась, чувствуя, что хватила через край. – Я в этом диком краю совсем забыла о правилах приличия. Простите, что вмешалась не в своё дело.
– О, что вы! – воскликнула Люсиль, глаза её засверкали, и Аврора с изумлением увидела в них слёзы. – Вы добрее многих, кого я знаю. Вы, и господин де Мармонтель, и Маргарита. Никто в Париже не был так добр и участлив со мной, не требуя ничего взамен! Но госпожа Лейтон, даже вам, с вашей чуткостью, я не могу ничего рассказать. Во-первых, это не только моя тайна, а во-вторых... вы будете презирать меня!
– Презирать вас? – Аврора недоверчиво покачала головой. – За что можно презирать такое невинное создание?
– О, вы не знаете, какая я на самом деле гадкая! – Люсиль раскраснелась от вспыхнувших в ней чувств. – Вы не знаете,чтоя совершила! И если я скажу, вы либо не поверите, либо осудите меня, так что, – она бросила быстрый взгляд за спину собеседницы, – прошу вас, забудьте об этом! Ради всего святого, просто забудьте!
Позади раздались тяжёлые шаги, и в Авроре всколыхнулась надежда, что это капитан Леон выбрался-таки в церковь, но к ним приближался Жюль-Антуан, как всегда строгий и невозмутимый.
