Но нужно ли ей такое счастье – недолговечное, хрупкое, как мотылёк, сгорающий на огне свечи? Нужны ли ей хлопоты, которые последуют за этим случайным счастьем, – сплетни, пересуды и насмешки, острое чувство стыда, неловкое выяснение отношений с Леоном или, не дай Бог, дурная болезнь или внебрачный ребёнок? Стоит ли позор пары часов счастья?
Маргарита тем временем втянула Аврору в круг танцующих, и та не возражала. Девушки и женщины кружились в хороводе, держась за руки, размыкали их, чтобы похлопать ладонями в воздухе, оборачивались вокруг своей оси и снова сплетали руки, продолжая кружение. Всюду звучал задорный смех, туфли и башмаки постукивали по земле, тугие локоны ударялись о плечи, юбки и рукава надувались от ветра. Глаза и зубы танцующих сверкали, и Аврора смогла даже ненадолго забыть о своих переживаниях, отдавшись кружению. Где-то сбоку старательно, но не очень верно выводила мелодию скрипка, ей жалобным голосом подпевала флейта – похоже, что музыканты тоже здорово набрались за вечер. Сжимая руку Маргариты, Аврора кружилась, бросая рассеянные взгляды по сторонам. В какой-то миг из полумрака выплыло нежное лицо Люсиль де Труа, в желтовато-красном свете огня казавшееся загадочным и более взрослым. Она танцевала всё с тем же сомнамбулическим выражением лица, что и раньше, и Аврора с грустью подумала, что тоже хотела бы забыться во сне...
С праздника она вернулась поздно, ни о каком ужине не могло быть и речи, к тому же Жан с Марией тоже устали, и Аврора сразу же отправилась спать. Расчесав по обыкновению волосы и вынув из них аккуратно вплетённые цветы, она откинулась на постель, устало вытянув ноги, которые слегка ныли после танцев, убрала из-под головы тёмные пряди и постаралась раскинуться, чтобы влетавший в окно ночной ветерок остужал её разгорячённое тело. Она притворялась перед самой собой, выполняя обыденные вечерние процедуры, хотя прекрасно знала, что уснуть не получится. Мысли о Леоне вновь наполнили голову Авроры – о том, как внимательно он смотрел на неё, как крепко, но бережно сжимал руку, как осторожно двигался в танце, помня о своём обещании не наступать ей на ноги. «Интересно, в постели он так же осторожен?» – мелькнула непрошеная мысль, и Аврора закусила губу, пытаясь отогнать череду ярких видений, вмиг нахлынувших на неё.
Уснуть с мыслями о Леоне, его жарком, сильном и гибком теле, которое всего пару часов назад было так близко к ней, оказалось решительно невозможно. Аврора немного поворочалась на постели, подумала, не принять ли несколько капель успокаивающего зелья, которое хранилось в её шкафчике, но не решилась. Желание заглянуть в сны Леона было очень соблазнительным, но она проявила силу воли и не стала этого делать. Вдруг во снах он мечтает о ком-то совершенно другом – о своей рыжеволосой возлюбленной из прошлой жизни, о Люсиль, о какой-нибудь деревенской девушке? Или даже во сне гадает, как обнаружить разбойников и изгнать их из леса? А может, он вообще не спит?
Чтобы не думать о сыне Портоса, Аврора решила погрузиться в чужой сон. Провалившись в дремоту и освободившись от оков собственного тела, она немного покружилась над замком и, поразмыслив, направилась в сторону гостиницы. Легко пролетела сквозь крышу, миновала комнаты слуг, сквозь двери которых пробивались разноцветные лучи их снов, ненадолго задержалась возле комнаты Жюля-Антуана, раздумывая, не войти ли в тёмно-свинцовое грозовое облако, окружавшее его, но предпочла перейти к Люсиль и окунуться в нежную весеннюю зелень её сна. Она от всей души надеялась, что девушке снятся лёгкие и приятные сны, которые смогут разогнать её тоску.
Впоследствии Аврора признавалась себе, что никогда так не ошибалась.
Изначально она не видела ничего в густой плотной пелене, окутавшей её со всех сторон. Но вот зелень посветлела и стала совсем прозрачной, и из неё вырисовался силуэт самой Люсиль, распростёртой на кровати. Это была не гостиничная кровать, а другая, широкая, с балдахином – должно быть, на такой Люсиль спала в родовом замке. Она лежала на этой роскошной кровати с широко распахнутыми глазами, замерев, точно зайчонок, и прислушивалась к каждому шороху. Рыжие волосы её разметались по подушке, белая кружевная рубашка сползла, оголяя одно плечо, точно выточенное из слоновой кости.
Дверь в комнату распахнулась настежь, гулко ударившись о стену. Послышались быстрые тяжёлые шаги, какая-то тень нависла над девушкой и плашмя упала на неё. Аврора не могла разглядеть эту тень, у которой не было ни лица, ни голоса, – лишь высокий тёмный массивный силуэт, с силой прижимавший Люсиль к кровати. Та слабо вскрикнула, руки её взметнулись вверх и бессильно опали, пальцы скрючились, комкая простыню, голова запрокинулась, подставляя тонкую белую шею жадным губам незнакомца. Аврора наблюдала за происходящим словно со стороны, но какая-то её часть была в теле Люсиль, была ею самой, и её охватила дрожь отвращения, когда тёмный силуэт навалился на девушку, вдавливая её в постель. Он грубо задрал подол ночной рубашки, и хотя Аврора сумела зажмуриться, чтобы не видеть дальнейшего, ей не удалось избежать ощущения мерных толчков, хриплого дыхания незнакомца на своём лице и ноющей боли в низу живота.
По всему телу её пробежала судорога омерзения, к горлу подкатила тошнота, во рту стало кисло и горько сразу. Люсиль явно не было приятно это вторжение, она слабо, болезненно стонала и мотала головой, но не сопротивлялась, лишь сильнее сминала в пальцах простыню. Аврора, содрогаясь от отвращения, рванулась прочь, не желая больше ни мгновения находиться в этом сне, и её выкинуло в настоящий мир и в собственную постель.
Она ещё долго лежала, не в силах пошевелиться и дрожа всем телом, потом принялась нервно ощупывать себя, чтобы убедиться, что произошедшее было всего лишь сном, что никто не нападал на неё, грубо вторгаясь в её тело. Когда первый приступ страха прошёл, и мозг вновь смог ясно мыслить, Аврора села на постели и встревоженно поглядела в окно, за которым по-прежнему царила непроглядная ночь. Мысли метались, точно птицы в клетке, и она напрасно пыталась успокоить себя, говоря, что это всего-навсего сон, и многим молодым девушкам снится нечто подобное. Ей, Авроре, никогда не снилось, как её насилуют! Романтические фантазии о прекрасных юношах – совсем не то, что она увидела и ощутила сейчас!
Откуда Люсиль может знать о таком, да ещё в таких подробностях? Ей кто-то угрожал насилием? Она была свидетельницей того, как это произошло с её матерью, подругой или служанкой? Или, не дай Бог, это уже случилось с ней самой, и теперь её разум снова и снова подкидывает ужасные картины изнасилования?
«А может, она всего-навсего услышала от кого-то страшную историю, и теперь эта история ей приснилась», – попыталась Аврора обуздать собственное воображение. «Право, скоро ты начнёшь шарахаться от каждой тени! Или ты заразилась подозрительностью от Леона, который едва ли не в каждом человеке видит шпиона разбойников?». Она попыталась насмешить себя этой мыслью, но шутка выдалась скверная, к тому же разбудила воспоминания о Леоне, которые Аврора так отчаянно пыталась запрятать поглубже. Беспокойство о Люсиль никуда не ушло, оно стало только сильнее, и Аврора перевернулась на бок с мыслью, что этой ночью у неё точно не получится спокойно поспать.
«Хорошо, завтра я поговорю с ней и постараюсь всё выяснить, ты довольна?» – зло обратилась она к самой себе. «Интересно только, как я задам первый вопрос? «Простите, мадемуазель де Труа, я тут случайно подглядела ваш сон и хочу полюбопытствовать: вас никто не насиловал?». Да она примет меня за сумасшедшую, а её дядюшка и вовсе станет объезжать меня десятой дорогой!».
Аврора промучилась всю ночь, то погружаясь в неглубокий и рваный сон, то снова просыпаясь и тревожно осматриваясь по сторонам. Поднялась она рано, бледная и невыспавшаяся, кинула печальный взгляд на своё отражение, на залёгшие под глазами тени и покачала головой. Своего решения поговорить с Люсиль де Труа она не изменила и, не завтракая, отправилась в церковь.
