Как бы Аврора ни завидовала красоте и молодости Люсиль, она не могла не признать, что девушка очень мила и прекрасно воспитана. Когда хозяйка Усадьбы теней, взглянув на Жюля-Антуана, который разглядывал убранство замка с откровенно скучающим видом, насмешливо заметила, что они, конечно, вряд ли смогут чем-нибудь удивить столичного гостя, его племянница поспешно воскликнула:

– Нет-нет, что вы, в ваших краях чудесно! Так тихо, спокойно, нет этих вечных узких улочек, толп народу, так просторно... И пахнет гораздо лучше – дождём, свежей травой, сеном... – она чуть зарделась и умолкла.

– А не навозом, как в Париже, да? – хохотнул её дядя, но тут же осёкся, увидев выразительный взгляд Авроры, брошенный на накрытый стол. – Впрочем, прошу прощения. Не лучшая тема для обсуждения за трапезой.

– И цветы... Здесь столько цветов! – подхватила Люсиль, виновато улыбнувшись Авроре, словно извиняясь за своего дядю. Аврора даже улыбнулась в ответ, хотя про себя подумала, что Жюль-Антуан сказал эту грубость нарочно.

На следующий день, встретившись на прогулке с Бертраном и Леоном, Аврора рассказала им о своих гостях. Бертран по обыкновению хохотнул, Леон меланхолично пожал плечами.

– Люсиль – очень милая девушка, я согласен, – произнёс он, но ни в голосе его, ни во взгляде Аврора не обнаружила ни малейших признаков влюблённости или восхищения. – А её дядя... – он замялся, подбирая слова.

– Смотрит на всех сычом! – заявил Бертран. – Хотя это неудивительно. Вокруг его племянницы, наверное, толпами вьются поклонники – волей-неволей приходится быть настороже!

Аврора задумчиво покачала головой. Конечно, слова Железной Руки были разумны и логичны, но всё же что-то не давало ей покоя. Что-то, связанное с семьёй де Труа, мрачное и тёмное, нависшее, как туча. Неясное ощущение какой-то беды, чего-то неумолимо надвигающегося... Но если она выскажет это перед мужчинами, то выставит себя мнительной, тревожной, шарахающейся от призраков, которых, как известно, не существует. Аврора тряхнула головой и попыталась принять настолько беззаботный вид, насколько это было возможно.

Бертран вскоре с улюлюканьем пустил своего коня вскачь, пугая криком и топотом копыт птиц, вихрем взметнувшихся из-за кустов и с деревьев, Аврора и Леон же поехали шагом, бок о бок. Вороная кобыла бывшего капитана пофыркивала, конь Авроры, гнедой жеребец с белой звёздочкой во лбу, подёргивал ушами. Его звали Цезарь, хотя, на взгляд хозяйки, имя было слишком вычурным для породистого, но не баснословно дорогого и не самого быстрого скакуна.

– Я давно хотел спросить вас... – неловко начал Леон. Аврора, пересилив смущение, подняла на него глаза.

– О чём же? – со всем возможным спокойствием поинтересовалась она, моля Бога, чтобы речь зашла не о его воспоминаниях или сновидениях.

– Железная Рука давно знаком с Маргаритой?

– С Маргаритой? – растерянно переспросила Аврора, от неожиданности не сразу поняв, о ком идёт речь.

– С Гретхен, своей... возлюбленной.

– Ах, Гретхен! Хмм, дайте-ка подумать... Она приехала сюда около двух лет назад и вскоре прослыла прекрасной швеёй. Бертран как-то встретил её, влюбился и очень быстро забрал к себе в замок. Она, бедняжка, рано лишилась родных, да и вообще судьба её не щадила, так что теперь Гретхен по гроб жизни благодарна Бертрану.

– Вы-то откуда знаете про её судьбу? – Леон посмотрел на Аврору, и её охватила дрожь от пристального взгляда чуть прищуренных голубых глаз.

– Она сама мне рассказала, – она покосилась на него и после некоторого раздумья проговорила:

– Я расскажу вам кое-что, только поклянитесь, что дальше вас мои слова не пойдут.

– Клянусь своей честью, – без раздумий ответил Леон.

– Около года назад Гретхен потеряла ребёнка. Она была беременна и не доносила, – Аврора постаралась говорить как можно более сдержанно. Поймав подозрительный взгляд Леона, она торопливо добавила:

– Я уверена, что это произошло случайно, Гретхен не пыталась избавиться от ребёнка, выпив какое-нибудь зелье, или ещё как-нибудь... словом, вы поняли. Не станет мать, убившая своё дитя во чреве, так плакать по нему! И я уверена, этот ребёнок был от Железной Руки! Вы можете считать Гретхен падшей женщиной, но она любит Бертрана – или я совсем ничего не понимаю в людях.

– Клянусь, я ничего такого и не думал о Гретхен! – тут же возразил Леон. – Она очень мила и гостеприимна, у неё доброе сердце, но... – он умолк и помрачнел.

– Тогда, год назад, она пришла ко мне за помощью. Именно я смывала с неё кровь и приводила её в чувство, пока она оплакивала своё нерождённое дитя, – Аврора с удивлением поняла, что её голос звучит жёстче, чем прежде. – Тогда же Гретхен поведала многое о своей жизни, и видит Бог, жизнь эта далеко не всегда была счастливой! Но почему вы вообще спросили меня о ней? – она вопросительно посмотрела на своего спутника.

– Мы с Железной Рукой уже около месяца ищем логово разбойников, но всё безуспешно, – с мрачным видом ответил тот. – Из расставленных ловушек и засад они уходят ловчее лис. Такое чувство, что они заранее знают наши планы – каждый наш шаг! Вот я и подумал, что кто-то в замке Бертрана может быть шпионом разбойников. А кто ближе к нему, чем Маргарита? С ней-то, я уверен, он делится ещё большим, чем со мной!

– Я понимаю, почему вы так подумали, – протянула Аврора. – Но мне сложно представить хозяюшку-домоседку Гретхен в роли шпионки, снабжающей Чёрного Жоффруа сведениями. С таким же успехом это может быть Вивьен – она у Бертрана недавно. Или Франсуа, который громче всех кричит о лазутчиках и шпионах... тем самым, возможно, отводя от себя подозрения. Или какой-нибудь друг или подруга любого из них.

– Или сам Бертран, – кивнул Леон. – Вдруг ему выгоден союз с разбойниками, и он только делает вид, что хочет их поймать? Может, они делятся с ним награбленным, а Железная Рука только прикидывается простодушным хлебосолом! Кто знает, какие черти водятся в его омуте?

Аврора уставилась на него с изумлением. Подбирая слова, чтобы опровергнуть это невероятное предположение, она не отводила глаз от лица Леона. Несколько секунд он сохранял серьёзность, но потом не выдержал и от души расхохотался.

– Боже, Леон, я чуть было вам не поверила! – его смех был так заразителен, что она тоже невольно заулыбалась. – Не шутите больше так, я же приняла всё за чистую монету! Вы бы... не знаю... вы бы ещё сказали, что это я выдаю ваши планы разбойникам!

– Полно вам, – отвечал Леон, вытирая глаза рукой. – Уж кого-кого, а Бертрана я точно ни в чём не подозреваю. И вас тоже. Зато мне наконец-то удалось вас рассмешить!

Впереди послышался стук копыт, и Леон припустил навстречу Бертрану, оставив Аврору размышлять над смыслом его последней фразы.

***

Последние солнечные дни подходили к концу. На Бургундию неумолимо надвигалась поздняя осень с её бесконечными дождями, грозами, туманами и сыростью, а вслед за ней – зима со снежными бурями. Урожай был собран, и по этому случаю крестьяне устроили праздник – как объяснил Леону Бертран, такое происходило здесь каждый год. И он сам, и Гретхен, и слуги собирались на торжество, и Леон, не сумев избежать настойчивых уговоров, отправился с ними.

В деревне, куда они прибыли, жители уже вовсю праздновали. Отовсюду звучала музыка: задорно пиликали скрипки, жалобно подпевали флейты, строго и мерно стучали барабаны. Запахи смешивались в воздухе, оставляя причудливый шлейф: пахло жареным мясом, тушёными овощами и вином, цветами и травами, выделанной кожей и лошадиным навозом. Юноши и девушки кружились в танце, весело смеясь и пристукивая по земле деревянными башмаками, люди постарше и постепеннее сидели на скамьях, потягивая пиво и вино. Бродячие артисты скользили меж местных, демонстрируя своё искусство: ловко жонглировали шариками и яблоками, глотали, а затем выпускали в воздух струи огня, ходили на руках, запрыгивали друг другу на плечи, строя пирамиды. Было шумно и жарко, повсюду звенел смех, и посреди царившего веселья Леон снова особенно остро ощутил собственное одиночество.