Правда, Авроре этого вовсе и не хотелось. Чем больше она видела чужих снов, тем больше понимала, какой ужас творится в головах у некоторых людей, понимала, что одни из них во снах исполняют самые грязные и жестокие мечты, а другие терзаются совершёнными наяву деяниями. Самыми невинными из таких снов были сон замученного слуги, до полусмерти избивающего своего господина, или сладостное видение крестьянина, в мечтах изменяющего старой растолстевшей жене с молоденькой пастушкой. Очень быстро Аврора пресытилась людскими тайнами, страхами, тревогами и желаниями и предпочитала смотреть свои собственные сны.
О её даре не знал никто – ни родственники, ни друзья, ни даже муж. В сон Виктора Лейтона она заглянула лишь однажды, перед самой свадьбой, в надежде убедиться, что будущий муж не будет груб и жесток с ней. Сновидения Виктора были окрашены в нежно-сиреневый цвет, а он в них катался на лодке по озеру, полному белых кувшинок. Тогда Авроре подумалось, что белые цветы означают долгую и счастливую совместную жизнь. Как же она ошибалась...
После смертей и потерь близких людей, постигших её, Аврора ожидала, что её дар притупится от горя и пролитых слёз, но он как будто даже стал сильнее. Поскольку её собственная жизнь была чересчур скучна, уныла и однообразна, она не могла отказать себе в удовольствии подсмотреть чужую жизнь хотя бы во снах, пусть днём и корила себя за это. Секреты, увиденные и услышанные во сне, Аврора никогда и никому не рассказывала и вообще никак их не использовала – до недавнего случая.
В этот осенний день ясное небо внезапно заволокли тучи, затем полил дождь, и Аврору сразу же охватила сонливость. Она прилегла в своей комнате, закрыла глаза, и почти в тот же миг душа её покинула тело. Это всегда пугало Аврору: а что, если на этот раз она не сможет вернуться? Если тело её так и останется лежать на постели, а душа застрянет в мире снов и будет вечно метаться над холмами и лесами, не в силах вырваться? Но другим способом переместиться в чужие сны было невозможно, и она в очередной раз рискнула. Процесс был знаком ей с самого детства: она обретала пугающее и одновременно пьянящее ощущение бестелесности, взлетала над телом, как птица, пролетала сквозь потолки и крышу, какое-то время парила над замком, а потом отправлялась туда, куда хотела. Она находила спящего человека: каждый спящий, которого она видела, был окутан клубящейся дымкой, и у каждого был свой цвет – Аврора за всё время своих полётов во сне не видела двух одинаковых. Её собственная дымка была чёрной с серебристыми искрами, похожими на звёзды на ночном небе, – Аврора могла видеть эту дымку вокруг себя, когда вылетала из тела. Подлетая к спящему человеку, она входила в его дымку и погружалась в чужой сон.
Вот и тогда, вырвавшись из оков тела, Аврора взмыла над крышей замка, немного покружилась над ним и направилась в сторону маленькой рощицы. Вокруг было безлюдно и тихо, еле слышно шуршал дождь, постепенно набирая силу, деревья стояли мокрые и поникшие, река негромко журчала, а возле неё пофыркивала вороная кобыла, привязанная к дереву. Рядом с ней на разостланном чёрном плаще, подложив под голову седло, спал полуголый мужчина.
Аврору и сейчас бросало в жар при воспоминании об этом. Ей случалось видеть голых мужчин на картинах и в скульптурах, во снах и наяву, она уже не была невинной девушкой, хоть её брак и продлился недолго, но всё-таки этот незнакомец, лежавший так спокойно, словно он сознавал свою наготу и вовсе не стыдился, смутил её. Тогда на берегу Аврора не удержалась: сначала она, чувствуя себя Дианой, склонившейся над спящим Эндимионом, долго рассматривала мужчину, вглядывалась в его резкие черты, в мокрые светлые пряди, падавшие на лицо, гадала, какого цвета у него глаза, а затем, вдоволь налюбовавшись им, прекрасно сложенным и столь безмятежным в своём сне, вошла в ярко-красное с пурпурными проблесками молний облако, окутывавшее его, и уже очень скоро пожалела об этом.
Незнакомцу (во сне она не смогла уловить его имя) снился долгий и мучительный кошмар, и чувство безмятежности на его лице было обманным. Видеть, как этот человек, по-видимому, военный, раз за разом убивает людей, которых он, должно быть, на самом деле убил когда-то давно, было тяжело, ведь Аврора всей своей трепещущей душой ощущала, как он терзается чувством вины. Убитых становилось всё больше и больше, пока наконец вина не пролилась на незнакомца кровавым ледяным дождём, и Аврору не выкинуло из его сна. Очнувшись в своей постели, она ещё долго не могла прийти в себя: смотрела в окно на усилившийся дождь, расчёсывала волосы и боролась со странными чувствами, охватившими её. Одним из них была жалость к незнакомцу, другим страх при мысли о количестве человек, которых он убил, третьим же было что-то с трудом различимое, то, что она испытала, разглядывая полуобнажённое тело и обманчиво спокойное лицо незнакомца.
Когда же через полчаса этот человек постучался в ворота замка, это стало для Авроры настоящим потрясением. И она, и Жан с Марией подозрительно относились к незнакомым людям, поскольку любой из них мог оказаться лазутчиком разбойников. Но Чёрный Жоффруа и его шайка хозяйничали на дорогах, и им не было резона нападать на замок, тем более что они орудовали в землях Бертрана Железной Руки, а не Авроры, – очевидно, их привлекал густой лес, где можно было надёжно укрыться. Леон приехал один, поэтому сердобольная Мария уговорила мужа впустить его. Когда он очутился в замке, все трое его обитателей пришли к выводу, что он не может быть шпионом разбойников: слишком хорошо одет, разговаривает как человек, получивший должное образование и воспитание, а среди людей Чёрного Жоффруа все сплошь простолюдины, а если и есть дворяне, то настолько обедневшие и опустившиеся, что от всего дворянства у них остались только шпаги. Самим же Чёрным Жоффруа случайный гость быть никак не мог: пострадавшие описывали его как высокого и черноволосого, гость же был среднего роста и блондин. Да и в его сне не находилось никакого подтверждения тому, что он может быть разбойником.
Дальнейшее знакомство с Леоном, его внезапная откровенность, рассказ о себе (который не мог быть ложью, во всяком случае, не весь, потому что Аврора видела часть его во сне), исходящее от него ощущение бесконечного одиночества и боли, которое было столь близко Авроре, – всё это заставило её испытать горячее сочувствие к гостю и толкнуло на необдуманный поступок. Конечно, предлагать ему зелье, лишающее памяти, было опасно и просто-напросто глупо, причём более опасно для него, чем для неё. Даже если бы Леон рассказал кому-то о зелье, ему вряд ли бы поверили, да у него и не было никакой причины это делать, так что Аврора могла не опасаться подозрений в колдовстве. Но что, если бы она не рассчитала дозу, и Леон умер прямо в её гостиной или лишился всей памяти, превратившись в беспомощного младенца? Что бы она тогда стала делать? Дотянула бы до утра, а там позвала слуг и принялась разыгрывать перед ними беспомощность и потрясение, утверждая, что ещё вечером с гостем всё было в порядке, а за ночь ему внезапно стало худо? При мысли об этом она всякий раз вздрагивала и крестилась. Леону повезло, и он получил именно то, что хотел: забвение. Бросивший его отец, надоедливые дети мушкетёров и убийство Арамиса совершенно изгладились из его памяти.
Уже очень долгое время Аврора не жила, а только наблюдала за чужой жизнью наяву или во снах. Она пыталась вырваться из этого состояния, выйдя замуж, но Виктор покинул её так быстро, что она даже не успела полюбить его. Вместо любви брак оставил после себя лишь горечь, жалость и разочарование. С тех пор Аврора окончательно поставила на себе крест и даже задумывалась об уходе в монастырь. Она помогала страждущим своими целебными отварами, но в случае с Леоном её помощь зашла слишком далеко. Она лишила человека части воспоминаний, пусть и по его просьбе, и теперь не могла отпустить его, чувствуя свою ответственность, как будто он был зверем, которого она случайно приручила. Аврора сама не ожидала, что испытает огромную радость, узнав, что Леон остался в их краях и поступил на службу к Бертрану Железной Руке. Для себя она объясняла это тем, что так ей легче будет следить за состоянием сына Портоса, не боясь, что её зелье окажет нежелательный эффект и что некому будет помочь. Только сочувствие и желание помочь – вот и всё, что она испытывала к бывшему капитану королевских гвардейцев.
