— Что? Нет!

Хватаю за грудки и встряхиваю.

— Только не по носу, бля… Честно. Только на базе. Больше нет.

— А кто моей жене фотки прислал вчера?

— Не я, — мотает головой.

От моего эпичного хука уже красуется не хилая гематома. Отпускаю его и отхожу к стене. Ничего не понимаю. Если не он, то кто?

— Беги, пока он не передумал, — слышу, как сквозь туман голос друга. — И я тоже.

На полу возня. Шорох. Хлопок двери.

Белый подходит ко мне, подает сигарету. Прикуриваем. Затягиваюсь с острой жаждой. Легкие обжигает дымом. Выдыхаю. Легче не становится.

— Ане говорил?

— Нет.

И не знаю, как вести беседу о ее матери.

— Предсказуемо, в принципе. Мы так усердно землю носом рыли, а оно само нашлось.

Киваю. Говорить не хочу сейчас. Игорь понимает. Молча курим.

Телефон вибрирует в кармане.

Моя птичка вовремя вспомнила обо мне. Сглатываю ком в горле.

Как бы я отреагировал на такой поступок матери?

Аня не разговаривает с того момента, как я рассказал ей Зинаиде Марковне и сайте, где она заказала услуги бедолаги. Просто смотрит перед собой в лобовое стекло и не произносит ни слова. Состояние моей птички пугает. Я не хочу, чтобы она закрывалась в себе, но и как расшевелить тоже не знаю. К тому же голову не покидают мысли насчет фотографий. Белый позвонил знакомому в полиции. Возможно, получится пробить, откуда отправлено сообщение. Я, конечно, не надеюсь на положительный результат, но все же вера в хорошее теплится внутри. Ещё бы моя женушка выплеснула эмоции, и было бы замечательно. Бесспорно то, что с нами случилось на базе, хреново и больно, только это обман и ничего больше. Аня верна мне, а я ей. Немного коробит тот факт, что какая-то мразь к ней прикасалась. Переживу. Она ведь не давала на это согласие.

— Скажи хоть что-то, Анют, а то я с ума сойду, — произношу с усмешкой, а у самого нутряк дрожит.

Мне сложно даже представить ее чувства, не говоря о том, чтобы ощутить сполна дерьмо, которое плюнула в нее родная мать.

— Я не знаю, что сказать… Мама меня ненавидит.

— Ну, я бы так не сказал.

— Когда любят, так не поступают, Яр, а она все время меня шпыняла.

Птичка прикусывает губу и отворачивается к окну. Мы сидим в машине на парковке около больницы. И я думаю, если поедем домой, то станет еще хуже. Есть у меня идея по реабилитации ее эмоций. Завожу мотор и тихонько выезжаю на проезжую часть. Аня никак не реагирует на мои действия.

— Может, так она свою любовь и проявляет, — пожимаю плечами, сам не веря в то, что говорю.

Кто бы сказал, что я буду защищать тещеньку, не поверил бы. Но хмурая израненная Аня — это кол в мое сердце, поэтому обеляю ведьму, которая ее родила.

— Не надо, Ярослав. Я все видела своими глазами и слышала, с какой интонацией мама по мне бьет. Она хочет управлять моей жизнью, и не важно счастлива я при этом или убита горем. Главное, чтобы было так, как она запланировала.

Ок. Закрою рот на замок. Аня тяжело вздыхает.

— Это сайт… Ужасно… И скольких людей вот так развели? У меня слов нет…

— К сайту не прикопаться, да и мы ничего сделать не сможем. Кто владелец, неизвестно. Ну и он просто сводит заказчика и исполнителя, берет свой процент и до свидания. Плевая работа на изломе чужих жизней.

Упираюсь взглядом в тачку перед нами. Пока я не озвучил, ситуация выглядела не до такой степени паршиво.

— Но, — Анютка поворачивается ко мне, — кто тогда мне те фотографии отправил?

— Может, твоя мать еще кого-то наняла, когда основной план не сработал. Или это сделал тот, кто знал в какой мы заднице. Я не знаю, Ань, — взъерошивать волосы на затылке.

Мозг закипает. В груди все горит. Вроде камень с души упал, но все равно я чувствую себя мерзко.

Остаток пути проводим в тишине. Останавливаю машину во дворе перед домом родителей. Анютка удивлено распахивает глаза.

— Это плохая идея, Яр, — отрицательно качает головой, поглядывая на свет в окнах. — Я не смогу сейчас улыбаться и быть примерной гостьей.

— С моим не надо быть примерной, — дотрагиваюсь до ее шеи пальцами, провожусь ими вверх к затылку и притягиваю к себе.

Хочется впиться ее губы, покусать их. Но я лишь упираюсь лбом в ее лоб и сглатываю слюну. Соскучился по нежности и ласке, которые моя птичка умеет дарить лишь мне. От желания оказаться в одной постели сводит мышцы, и кровь отливает в штаны. Понимаю, что в таком состоянии, она моего рвения и озабоченности не оценит, да и не время переводить все в горизонтальную плоскость. Ночевка у родителей должна помочь. Стены тонкие. Не посмею так нагрешить в их доме, но не из-за косых взглядов, а стеснительности Ани.

— Идем, — с трудом отрываюсь от нее и выбираюсь из машины.

Беру птичку за руку и завожу на территорию к моим. Здесь безопасно, и никто не воткнет нож в спину. Уже на пороге сталкиваемся с отцом. Он проходит по нам взглядом, сканируя по эмоциям. Аня напряжена. Наверное, впервые не улыбается.

— Помирились значит, — делает вывод по нашим сцепленным рукам.

Анютка тут же смотрит на меня. Глаза превращаются в два больших чайных блюдца.

— Я ничего не говорил.

— А мне и не надо, — хмыкает батя, — достаточно твоей страдающей физиономии, — обводит указательным пальцем лицо.

— Так, — это уже мама выглядывает с кухни и снимает с плеча вафельное полотенце. — Я не поняла. Ты мне Аню вздумал обижать?

— Я не… — оправдаться не успеваю, потому что мама видит печальную птичку и тут же направляется ко мне с орудием пытки в руках.

Все детство от него страдал за свои шалости.

— Мам, да ты че⁈ Я ничего не сделал⁈ — пытаюсь увернуться и отпускаю Анюткину руку.

Хрясь! Прямо по заднице!

— Мам⁈

— Ты проходи, Аня, — слышу насмешливый голос отца. — У нас там пирожки с яйцом и луком, а этот оболтус пусть побегает. Ему полезно. Может, меньше курить будет.

Мама застывает на мгновение.

— Так ты опять всякую пакость в рот берешь⁈

— Звучит как-то стремно, согласен, но, мам, это клевета.

— Еще и врешь!

— Мам, бога ради, прекращай. Избиение — статья.

— Сейчас я тебе покажу статью, на одной половине текст отпечатаю и на второй, — замахивается.

Правую ягодицу прижигает.

Ну вот! Карают без суда и следствия!

Смотрю, как Анюта накрывает на стол и говорит по телефону с Наташкой Азановой. Поправляю член в штанах и тянусь к пачке с сигаретами. Не проходит у меня стресс! Потому что голова лопается от картинок разностороннего плана. Звонок Стаса с утра упростил нам жизнь и оставил горький осадок. Одновременно. Сейчас птичка активно делает вид, что ничего не произошло, и наша жизнь вот-вот вольется в нужное русло, но мне, бля, так не кажется. Мир перевернулся. Отношение к людям резко поменялось. Теперь я вижу, что около нас мало тех, кто искренне порадуется и поддержит в трудную минуту. Эти единицы я буду ценить. Думаю, что и птичка тоже.

— И как? — прищуриваю, сажусь на подоконник и открываю створку, чтобы у Ани не возникло желания меня убить.

— Сказала, что скоро приедет, — Анютка комкает пустой пакет, выудив из него банку соленых огурцов, которыми нас снабдила мама. — Я не уверена, что хочу ее видеть.

— Профилактические пиздюли никто не отменял, — глубоко затягиваюсь дымом и отворачиваюсь к окну. — Если бы не любвеобильность Астапова, то мы бы сто лет искали виновника.

Я вообще не знаю, что бы делал без пацанов. Только благодаря им распутывается клубок обмана, в который нас закрутили без нашего на то согласия.

Аня упирается ягодицами в столешницу, складывает руки на груди, которая призывно выделяется через майку, и тяжело вздыхает.

— Мне кажется, что я в каком-то страшном сне, Яр.

Тушу окурок, оставляю в пепельнице, которую Аня сделала из банки, и иду к ней. Обнимаю, чувствуя, что такого отторжения, как пару дней назад у нее уже нет. Тепло между нами тонкими нитями сплетает крепкую связь. Заново. И бронебойную. Страшно подумать о том, что бы случилось, окажись тот тип продуманней. Маленькие детали, как Метелькина с тем бокалом, в который Ане намешали дерьма, или мой приезд к тещеньке без предупреждения, все это помогло нам. А если бы повернулось иначе?