Руки Новака коснулись хрупкой шеи Элиз и также медленно, всё происходящее будто проигрывалось в замедленной съёмке, уверенно начали поворачивать ее голову на полный оборот.

Хруст шейных позвонков и рвущихся мышц, прозвучал для меня сильнее грома. Одним движением Новак разрушил целостность человеческого существа. Прекрасная улыбка навечно застыла на её миловидном лице. Тело только что живой Элиз рухнуло на колени, а затем легло на пол. Новак же закатил глаза, будто утолил свою страсть к тьме и безумию.

— Не-е-е-е-ет! — крикнул я и бросил Новаку в лицо отвёртку, которую продолжал сжимать в своей руке.

Нас с Новаком разделяло всего пара шагов, отвёртка даже не успела изменить угол поворота, как воткнулась в его правый глаз. А я, не теряя времени, выхватил свою трубу, замахнулся и нанёс ему удар слева направо прямо в торчащую из глаза отвёртку.

Я всегда считал, что обычно человек, после того как ему в глаз прилетает что-то острое, начинает кричать, или хотя бы вскрикнет от неожиданности. Но этот нечеловек не проронил ни звука.

Голова Новака откинулась, он начал заваливаться на спину. Очередным взмахом трубой, я добавил ему ускорения. Он попытался удержаться за что-то, что помогло бы ему не потерять равновесие, но его руки лишь бессильно сделали пару взмахов по воздуху. Но сила искусственного притяжения на корабле оказалась невероятно сильной. Новак упал на спину, точно марионетка, брошенная своим хозяином.

Я одним движением подскочил к нему поближе и нанёс ещё несколько размашистых ударов трубой ему по голове. Удар за ударом, словно не я был хозяином своих движений, а кто-то другой, гораздо более тёмный и жестокий.

Я вздрогнул, глядя на то, что сделал. Кровь стекала по остаткам его лица, окрашивая в красный цвет его комбинезон и пол рубки управления.

Тишина опустилась такая, что казалось, будто мир затаил дыхание, ожидая моего следующего шага. Я стоял перед этим кровавым месивом, исполненный ужаса и отчаяния. Пути назад нет? Я стал таким же, каким был Новак?

Внутри себя я не чувствовал никаких изменений, лишь облегчение от того, что я не стал добычей, дав отпор самому охотнику. Но сейчас мне жизненно необходимо было убедиться, что этот охотник действительно мёртв.

Очень не хотелось прикасаться к окровавленной шее Новака, но, переступив через себя, я всё же дотронулся до шеи, чтобы проверить его пульс. Конечно, пульса не было, но это ничего не значило. Я только сейчас сообразил, что проверка пульса ничего не покажет, ведь Новак несколько часов существовал без кислорода. Кто знает на что был способен его организм?

Ещё один резкий толчок под ногами вернул мои мысли к происходящему вокруг. Мику продолжает торможение корабля? Очень похоже на то.

Я взглянул на бездыханное тело Элиз и понял, почувствовал, что я всё же остался человеком, несмотря на произошедшее. Я не превратился в очередного безумного Новака Стоуна. Я в своём уме.

Я подошёл к Элиз, лежащей с вывернутой шеи, опустился перед ней на колени и завыл от безысходности. Мои мысли кружились в бесконечном водовороте печали и боли, не давая покоя, заставляя испытывать каждую секунду муку невыносимой тоски.

Если бы мы были чуточку внимательнее и осторожнее!

Я перешёл на крик, чтобы вырвать из себя эту давящую тяжесть, чтобы выпустить наружу все те мучительные эмоции, что разрываются внутри.

Но даже крик сейчас кажется бесполезным. Он не поможет в этом безмолвии пустоты, в котором я оказался. Давящая вокруг тишина будто заставляла куски крика застревать прямо в горле, и я внезапно для самого себя замолчал.

В такие моменты кажется, что весь мир превращается в тихий кошмар, где ты один на один с собой, с собственной слабостью и болью.

— Как же так, Элиз? Мы выполнили свою задачу… Мы же победили Новака… — мои слова звучали как пустая отговорка перед лицом неизбежности. — Нет… Я отказываюсь верить в это. Это не может быть правдой. Ты не должна была умереть…

Элиз лежала неподвижно передо мной, с остекленевшим пустым взглядом и уже бледным лицом. А я… А я так и сидел перед ней на коленях в этом тёмном помещении в свете тусклых фонарей на наших комбинезонах, мертвая тишина лишь усиливали мою тревогу.

В моих мыслях раз за разом прокручивались те ускользающие мгновения, которые я ещё помнил, проведенные с Элиз, чья улыбка была светлой точкой в мире теней и одиночества. Снова на меня нахлынула паника и липкий страх. Я снова боялся быть забытым, забытым в этом безжалостном мире, где каждый шаг мог оказаться последним.

Слова отчаяния еле слышно скользили по моим сухим губам:

— Почему она? Почему не я?

В моей груди гремело отчаяние, словно тысячи голосов шептали, что моё время тоже придет, что и я скоро стану прахом в памяти других. Паника усиливалась с каждой секундой таких мыслей. И вот я уже беспомощно стою на коленях перед лицом бесконечности — бесконечности пустоты и пустоты бесконечности.

— Будь ты проклят, Новак! — с невыносимой горечью крикнул я в пустоту рубки управления.

— А ведь он и правда был проклят… — осенило меня. — Этот добродушный астронавт-пилот никогда бы так не поступил. Как там сказал в предсмертной записи Мун Сильвер? Абсолютное Зло? Да, это понятие идеально подходило к тому, во что превратился наш товарищ по несчастью. Это Зло забрало уже троих из нас.

Все эти мысли раз за разом кружили, постоянно сменяя друг друга. Я пересел рядом с телом Элиз так, что теперь я спиной опирался к панели управления, вытянув ноги перед собой.

— Но мы победили! — я ухватился за эту мысль. — Я победил того, кто занял тело Новака! Я, Шнайдер и Хошино ещё живы! Хошино уже начала торможение корабля, значит, мы выживем.

Эти мысли немного придали мне сил для дальнейших действий. Я встал, ещё раз несмело окинул тёмное помещение своим взглядом. Трупы коллег лежали в мертвом молчании, словно шахматные фигуры, брошенные игроком после хоть и с трудом, но выигранной партии. Элиз всё также лежала в неестественной позе с перекрученной шеей. Новак тоже лежал всё в том же месте, где я совсем недавно разворотил ему голову самодельной трубой.

Я залез в карман комбинезона и достал баночку с нейростимуляторами, про которые я совсем забыл. Закинул ещё одну таблетку себе в рот и разжевал, поморщившись. Я снова забыл, что они очень горькие, и стоило бы просто проглотить их. Убрав баночку обратно в карман, я достал из другого кармана седативное средство и положил под язык. Это уже второй приём. Осталось столько же, потом наступят побочные эффекты от передозировки.

Хотя, какие тут побочные эффекты? Я уже второй раз принял одновременно успокаивающие и, противоположные по эффекту, стимулирующие таблетки. По прибытии на Землю необходимо будет пройти полный курс очищения крови в какой-нибудь хорошей частной клинике.

— Надо возвращаться, — вслух сказал я, чтобы хоть на мгновение избавиться от этого оглушающего чувства одиночества, и посмотрел на наручные часы.

Что? Не может быть! Таймер обратного отсчёта показывал, что осталось менее пятнадцати часов до прилёта на Землю. Это, конечно, уже неверная информация, времени до прилёта теперь должно быть немного больше, Мику всё-таки запустила торможение корабля. Но неужели, пока я тут занимался самобичеванием, действительно прошло больше пяти часов?

Надо срочно возвращаться к Шнайдеру и Хошино, сообщить им печальную новость про Элиз, дать послушать посмертную запись Муна и подробно изложить свои мысли про Новака.

Я снял с себя уже не нужный баллон с кислородом и направился обратно в тёмный коридор. Проходя мимо раскрытых створок входной двери, я ещё раз обернулся, окинув взглядом тёмное помещение рубки управления, и делая уверенные шаги, пошёл к телу Муна Сильвера, чтобы забрать его диктофон, который я оставил рядом с ним.

Я шёл уверенно, не боясь очередного появления псевдопауков или очередного появления охотника. С ними было покончено, я был в этом убеждён. Но всё же темнота, еле-еле рассеиваемая моим нательным фонарём, сильно мешала моему движению.