— Знаю, — кивнул я.

— Комната твоя, на мне кухня. Заходим. Ты первый.

Сначала я заглянул в коридорчик. Пусто. Справа на стене вешалка и зеркало, на полу старые тапочки, хозяйские, со стоптанными пятками. Дверь санузла приоткрыта, может быть, из-за этого в коридоре воняло человеческой жизнедеятельностью и ещё чем-то тревожащим. Смесь адская. Я сморщился и обернулся к Гвидону.

— Санузел чист, в смысле, нет в нём никого. Приготовься к химической атаке.

— К чему?

— Ща узнаешь.

Я шагнул в коридор, следом за мной Гвидон. Запах ударил ему по носу; он хватанул вонь полной грудью и закашлялся.

— Wer ist da? Bury, du? (Кто там? Бюри, ты?) — тут же крикнули из комнаты.

— Wer sonst? (Кто же ещё?) — имитируя кашель, ответил я.

— Warum zum Teufel kommst du hierher? Koppel, check! (Какого дьявола ты сюда прёшься? Коппел, проверь!)

Послышались шаги, я двинулся навстречу. Показавшемуся в проходе мужчине от души всадил прикладом в солнечное сплетение и бегом бросился в комнату. У широкого окна прикрытого занавеской стоял пшек. Без штанов, без трусов, только рубашка и берцы. Увидев направленный автомат, он замер.

Гвидон прошмыгнул за моей спиной на кухню и через мгновенье крикнул:

— Чисто!

Я осмотрел комнату, из мебели диван и стол. Поперёк стола лежала молодая обнажённая женщина. Голова опущена, руки раскинуты и прибиты к столешнице гвоздями. Спина, ягодицы, бёдра исполосованы. На полу валялись измочаленные прутья и небольшой топорик.

— Упал! Живо! — скомандовал я. — Руки за голову.

Пшек послушно лёг. Я подавил желание наступить ему на яйца, вместо этого надавил коленом на поясницу, проверил, нет ли кобуры под мышкой. Оружия при нём не было, только на диване возле большого рюкзака лежала штурмовая винтовка, ещё одна такая же стояла прислонённая к стене у окна.

— Ну что, Боб, снова встретились?

Пшек не ответил.

Я подошёл к женщине, заглянул в лицо. Малка. Ёперный попенгут! Ты какого хера тут позабыла? Губы разбиты в кровь, один глаз скрылся за набрякшим синяком, левое ухо отрезано. Пшек успел над ней потрудиться. Я вскипел, пнул его по рёбрам. Он хрюкнул, я добавил. Подошёл к окну, отвёл занавеску и призывно махнул рукой.

Гвидон подтащил второго. Тот лепетал: nein, nein — и нервно вздрагивал. Его уложили рядом с пшеком. Захотелось вдарить и ему. Он закрыл голову руками и снова заскулил: nein, nein.

На лестнице зазвучали шаги, в комнату вошли Алиса и Фломастер. Снайпер демонстративно прикрывал нос ладонью, увидев нас, хихикнул:

— А вы, оказывается, страшные ребята. Едва успели войти, а эти уже обосрались. Живые хоть есть? — увидел парочку на полу и хмыкнул. — О как, целых двое. Покуражимся.

— Слышь, куражильщик, — нахмурился Гвидон, — куражится будешь, когда я позволю, а пока на кухню к окну. Да не проколись, как эти. Гном где?

— На входе, — потух Фломастер. — Я всё понимаю, дядь Лёш, не подведу. А про кураж так, к слову пришлось.

Алиса подошла к Малке, присела перед ней на корточки. Бывшая людоедка узнала её, попыталась улыбнуться, но ни говорить, ни стонать сил у неё не оставалось. Алиса осмотрела приколоченные ладони.

— Дон, есть чем гвозди выдрать?

Я пожал плечами. В каждую ладонь пшек вогнал по два гвоздя. Чем их выдерешь? Тут пассатижи нужны или кусачки, на худой конец, напильник, чтобы шляпки сточить. Но ничего из этого нет, остаётся единственный вариант, самый болезненный: дёргать сквозь ладонь. Получится кроваво и с мясом.

Я представил себе эту операцию, и меня передёрнуло. Был бы мужик — мужика не жалко. А это девка, да ещё Малка. За последнее время она мне почти как сестра стала. Но не оставлять же её в таком виде.

— Только рвать.

Алиса поколебалась секунду и кивнула:

— Рви.

Одной рукой я перехватил Малку за запястье, второй сжал пальцы. Если рвануть резко, можно сделать это за раз…

— Куда лезете, рвачи! — загудел Гвидон. — Вам бы только рвать, — и оттолкнул меня. — Уйди, паршивец.

Он подобрал топорик, подбросил его, примеряясь к тяжести, и без замаха ударил по столу. Собранная из простых досок столешница лопнула. Гвидон ударил ещё несколько раз, расщепляя доски, гвозди высвободились, и он вытянул их из ладоней Малки.

Мы перенесли девчонку на диван. Алиса обрызгала раны оживителем, пшикнула на губы. Малка облизнулась и задышала ровнее. Глаз открылся.

— До-о-он…

— Не говори ничего. Лежи, отдыхай, больше тебя никто не тронет.

Я отозвал Алису в сторону.

— У меня идея возникла. Что если связаться с Наташкой и предложить обмен? — я кивнул на Малку. — И ходить никуда не придётся.

— Рядового бойца на начальника безопасности Загона, пусть и бывшего? — Алиса покачала головой. — Никогда. Даже на десяток бойцов не поменяет. Отец для неё кость в горле. Наталья Аркадьевна пустит под нож половину Анклава, но на обмен не согласится.

— А вдруг?

— И пытаться не стоит. Единственное, чего мы добьёмся, напрямую сообщим редбулям, что хотим освободить отца.

— Но Малку всё равно надо как-то передать. Не бросать же её здесь?

— Не беспокойся, этот вопрос я решу, — она включила планшет. — Ты и представить не можешь, какие интересные адресанты у Гвоздя в записной книжке. Напишу сообщение, скину координаты на карту. Придут, заберут.

Пока Алиса составляла сообщение, мы с Гвидоном разобрались с трофеями. Нам досталось две штурмовых винтовки, винчестер с рычажным взводом, девять наступательных гранат, пара сотен натовских патронов россыпью, шесть полных магазинов, четыре натовских сухпая и ополовиненная бутылка шнапса. Не густо, если учитывать, что рейдеры народ зажиточный. Я надеялся заполучить хотя бы пару половинчатых доз или, на крайняк, баночку с серебристой жидкостью, но у этих не было даже нанокуба. Что ж, жизнь на сухую продолжается.

Гвидон сел на пол, скрестив ноги по-турецки, и занялся штурмовой винтовкой. Это было детище британской военной промышленности по компоновке булл-пап с оптическим прицелом. Не знаю, какова она в реальности, наверное, неплоха, раз британцы до сих пор пользуют её для своих нужд, но в C. T. A. L. K. E. R.-е я её никогда не брал, туфта. Гранаты тоже не понравились: девять штук DM51 без внешнего кожуха от немецкого производителя. По сути — банальные пугалки. Дёрнул кольцо, бросил, и пока противник прячется, есть шанс сблизиться с ним или сменить позицию. Осколки от неё мелкие и бестолковые, реальный вред могут причинить лишь части запала, да и то не факт. Но есть одно неоспоримое достоинство — вес. С собой можно взять целый десяток.

Я сунул в разгрузку четыре штуки. Гвидон покачал неодобрительно головой, дескать, ты не один. Я проигнорировал его покачивания, и сложил трофеи в рюкзак.

Прилетело сообщение от Гнома. Гвидон прочитал его вслух:

Язычники. Стая. Шесть или семь, может, больше.

Язычники в дом не полезут, ограниченное пространство и высоту они не любят, так что панику поднимать рано. Будут кружить, скалиться издалека. Хотя, шесть или семь — это много, а рано или поздно нам придётся отсюда уходить, могут помешать.

— На запах прут, — проговорил из кухни Фломастер. — Похоже, рейдеры в тубзике не только гадили. Там ещё что-то есть.

— За дорогой следи, — проворчал Гвидон.

— Да слежу я. Багета только что видел. И пёсо. Ещё час-два, и здесь весь Развал соберётся. Нам такое внимание необходимо?

— Весь, не весь… — Гвидон вставил в винтовку магазин, передёрнул затвор. — Нас они не тронут. С голой жопой на автомат не попрут. Тоже, поди, не дураки.

Он встал, прошёл в коридор. Дверь санузла хлопнула, и тут же раздалось восклицание:

— Твою ж мать…

— Чё, ароматами обдало? — хихикнул Фломастер.

Гвидон вернулся озадаченный. Я бы сказал, что он нашёл в туалете такое, что вызвало у него непонимание.

— Похоже, эта девка, — он покосился на диван, где лежала Малка, — из редбулевского патруля.

— Ну да, — подтвердил я. — И что?