Алиса заплакала. Я обнял её.

— Всё хорошо, девочка. Всё будет хорошо. Не плач. Я никому не позволю обидеть тебя.

Возвращаться в высотку мы не стали. Смотреть на мёртвые тела Гнома и Фломастера необходимости не было. Жалко их, но изменить уже ничего нельзя. Ни изменить, ни защитить. Что случилось, то случилось, будем жить дальше.

Алиса проплакалась и успокоилась. Взгляд обрёл прежнюю серьёзность, и мы задались вопросом своих дальнейших действий. На Территориях ловить нечего, куда не подадимся, везде враги: квартиранты, редбули, внешники, дикари, рейдеры. Трижды прав смотритель станции: мы во всех списках. Поэтому единственное более-менее безопасное для нас место — Загон. В нём можно затеряться среди тысяч людей. В Петлюровке преступники из списка законников живут годами, и никому нет до них дела.

Кроме того, вернуться в Загон я должен ещё по одной причине. Дряхлый. Только он мог ответить на вопрос, где моя дочь. В последнюю встречу мы так мило с ним пообщались, а ведь тогда он уже знал, чертила, что Данара моя жена, и никакого намёка ни взглядом, ни действием не выказал. Хоть бы подмигнул, падла. Возможно, и Кира была где-то близко, но опять же ни слова. Мразь! Найду, поговорю и придушу, поскрёбыша, собственными руками.

— Возвращаемся в Загон, — заявил я Алисе, и отчеканил каждое слово. — Я должен поговорить с Дряхлым.

Ждал, что девчонка начнёт спорить, возражать, искать компромиссы, но она восприняла информацию на удивление легко и спокойно. Кивнула, соглашаясь, и изобразила улыбку. Последние дни она сильно изменилась. Из упёртой готовой царапнуть злой кошки, она превратилась в мягкого послушного котёнка. Не уверен, что такой она нравится мне больше, влюбился-то я как раз в злую и недоступную. Но что-то в этом было. Посмотрим, каким будет продолжение.

Чтобы не маячить на виду, мы зашли в подъезд. Я осмотрел лестничную клетку, поднялся на второй этаж, заглянул между пролётами. Тишина. Ни тварей, ни людей. Спустился вниз, зашёл в ближнюю квартиру. Вещи не тронуты, в шкафу аккуратно сложено бельё, на вешалках одежда, толстый слой пыли на полу. Вездесущие сборщики из Петлюровки каким-то чудным образом обошли этот дом стороной или просто не успели добраться до этой части Развала.

Я позвал Алису, закрыл за ней дверь, подставил под ручку стул. Алиса села на софу, достала планшет, я прошёл к окну, отогнул край занавески. Сразу за домом начиналось сухое поле с пожелтевшей под солнцем пожухшей травой. Левее в трёхстах метрах располагалась городская железнодорожная станция, после которой рельсы разделялись на два пути, один заворачивал к Полыннику, второй тянулся прямо, на Северный Внешний пост. Я посмотрел время. Часы на планшете показывали начало седьмого вечера. Вечерний поезд со сборщиками крапивницы уже проехал.

Я поставил на стол ранец, вынул сухпай. Снял с пояса фляжку. Воды осталось примерно половина. На сегодня нам хватит, а вот завтра придётся искать источник. Ближайший находился в Депо, но водой там с нами вряд ли поделятся. Надо решать, как проникнем в Загон. Если повторять старый путь через угольные шахты, пустошь и свалку, то это займёт дня три, не меньше. Долго. Да и Коптич не обрадуется новой встрече, наверняка попытается сделать какую-нибудь гадость, с него станется.

Я намазал галеты паштетом, вскрыл банку с фасолью, подсел на софу. Алиса писала сообщение.

— Кому пишешь?

Она развернула планшет экраном ко мне.

Уважаемый Андрей Петрович, прошу прощения за причиняемое беспокойство, но вынуждена вновь обратиться к вам с просьбой. Помогите вернуться в Загон. Очень рассчитываю на ваше понимание и содействие.

— Опять Свиристелькина теребишь?

— Это наш единственный союзник в Загоне.

— Союзник?

— Не придирайся к словам.

— Да мне всё равно, пусть будет союзник. Хоть и вынужденный, а вернее подневольный. Плевал я на него. На, поешь.

Я протянул ей банку и галету. По тому, как Алиса потянулась к еде, стало понятно: голодная. Я поставил на таганок кружку, налил на треть воды. Пока не закипело, съел кашу с тефтелями и пару галет. Высыпал в кружку пакетик кофе, выдавил сгущёнку. Снял с огня, положил рядом шоколад. Алиса смотрела на меня сияющими глазами, ей нравилось, что я забочусь о ней. Ну а как же, я обязан заботится. И защищать.

Сухпай мы раздербанили за пятнадцать минут, остался только шпик, но его и тварь есть не станет. За едой поболтали ни о чём, я рассказал анекдот про гаишников. Алиса не поняла, но сделал вид, что смешно. Потом поведал, что у редбулей есть проводница. Эту информацию Алиса восприняла серьёзно. Прищурилась, задала несколько наводящих вопросов. Я рассказал, что знал, хотя что я мог знать? Женщина лет тридцати, пухленькая, совсем не в моём вкусе, какой дар непонятно, но с интуицией похуже, чем у Олова.

Наконец-то завибрировал планшет.

Алиса Вячеславовна, вы меня обманули в прошлый раз, не отдали планшет, а теперь вам хватает совести обращаться с новой просьбой? ПОШЛА ТЫ ЗНАЕШЬ КУДА⁈ Ты ещё шантажировать меня вздумай, лахудра наглая! Сам сдохну, но и тебя за собой утащу!

Алиса действительно не сдержала слово, честно говоря, они и не собиралась его держать. Но это не значит, что какой-то там провизор имеет право хамить ей.

Я зарычал:

— Напиши этому поганцу, что я до него доберусь и язык отрежу.

Алиса подняла палец:

— Не спеши.

Андрей Петрович, вы сами виноваты в том, что произошло. Вы передали далеко не всё, что должны были передать. В результате мы потеряли большую часть группы. Погибли люди — хорошие люди. А теперь вы пытаетесь обвинить меня в недоговороспособности. Я не стану вас шантажировать, не вижу смысла. А вот мой друг такой смысл видит, и уже пытается вырвать планшет, чтобы выложить вашу переписку с Гвоздём в общий доступ. Он непременно сделает это, ибо физически сильнее меня, и уже через час вам придётся разговаривать с новым начальником безопасности Загона. Что ж, удачи вам. Прощайте.

Алиса завела руки за голову и выгнулась. Реально кошка. Мурлыкнула:

— Как думаешь, через сколько минут он прибежит извиняться?

Не успела она закончить фразу, планшет снова ожил:

Завтра вечером на поезде с крапивницей. Первый вагон. Не опаздывайте.

Я хмыкнул:

— И минуты не прошло. Но язык я ему всё равно отрежу.

Алиса приникла ко мне.

— Брось, его можно понять. Он очень не хочет, чтобы Тавроди высосал из него кровь.

Я поцеловал её в шейку, в ушко, в висок.

— А он может высасывать кровь?

— Конечно. Это его любимое занятие. Как и моё…

Время в объятьях любимой женщины пролетает как одно мгновенье — раз, и закончилось. Прямо на полу мы свили гнёздышко, используя для этого все матрасы и тряпьё, каковые смогли найти в квартире. Нашли много, поэтому по мягкости и обширности гнездо не уступало королевскому ложу. Нестерпимо хотелось пить, но это скорее распаляло нас, чем сдерживало. Я бы не отказался прожить так всю оставшуюся жизнь, но Алиса оказалась более прагматичной. Она показала мне часы на планшете и сказала, что с любовью пора закругляться, а чтобы я был более сговорчив, назвала пароль: Кира.

Имя дочери пусть и не воздействовало на меня как ушат холодной воды, всё же заставило вернуться из мира грёз в реальность. До вечернего поезда оставалось два часа, а ещё нужно дойти до станции, и не просто дойти, но сделать это так, чтоб никто из Депо не заинтересовался появившимися вдруг на платформе двумя незнакомцами.

Перед выходом, Алиса попросила отжать одну доску в полу.

— Зачем? — удивился я.

— Спрячем планшет. Люди провизора обязательно нас обыщут, и если найдут планшет… Ну, Дон, ты же понимаешь, что после этого мы станем им не интересны.

— А как же это? — я поднял автомат.

— Зачем устраивать бойню в Загоне, если можно сделать всё намного тише и проще?

Я кивнул, соглашаясь. Наверное, она права, так будет лучше. А я уже настолько привык решать вопросы силой, что забыл, что кроме всего прочего существует дипломатия.