Гвидон был настроен положительно. Рейдеры — главный предмет охоты штурмовиков, и шанс оплатить им поездку до чистилища он не упустит.

— Гном, остаётесь здесь. Следите за дорогой, ждите указаний. Дон, готовься.

Я скинул ранец, попрыгал. Ничего не звенит. Положил калаш на сгиб локтя, глянул на инструктора. Тот кивнул и быстрым шагом двинулся вдоль улицы подальше от дома, где засели рейдеры. На ходу преломил стволы, проверяя, заряжено ли ружьё, вынул из патронташа на цевье два патрона и переложил в грудной карман.

Добравшись до перекрёстка, мы присели возле разбитой театральной тумбы, осмотрелись. Гвидон привстал, собираясь продолжить движение, но я ухватил его за плечо и указал на кусты через дорогу. Сквозь пожухлую листву на нас скалилась пёсотварь.

Гвидон сплюнул и взвёл курки.

— Падла, из какой жопы ты вылез…

— Он там не один, — уверенно сказал я.

Рядом появилась вторая морда, справа на дорогу вышел третий, сделал шаг в нашем направлении и замер в стойке. Здоровенный темно-багровый кобель сантиметров восемьдесят в холке, ушастая голова пригнута к земле, из раззявленной пасти капает слюна. Голодный.

Менее всего нам сейчас нужны такие встречи. Ножом с пёсо не справиться, слишком вёрткий, тем более со стаей, придётся стрелять. Это значит, что рейдеры услышат, насторожатся и будут готовы к встрече. Сколько их там не известно. Обычно они ходят по пять-шесть человек в группе, редко больше, и атака наша строилась на факторе внезапности. А после выстрелов врасплох их не взять.

Сидевшие в кустах пёсо вышли на тротуар. Эти оказались чуть меньше, окрас светлее, морды уже. Две молодых проворных суки. Они, пожалуй, будут опаснее, потому что двигаются быстрее.

— Кобель на тебе, — медленно проговорил Гвидон.

В голосе звучала досада, очень ему хотелось попортить шкуры рейдерам, а теперь придётся уходить не солоно хлебавши.

— Погоди, дядя Лёш.

Я убрал автомат под плащ и вышел из-за тумбы. Кобель заклокотал. Будь я под дозой, он бы даже не глянул на меня, обошёл стороной, а сейчас считал себя сильнее. Единственное, что сдерживало его от броска — ружьё Гвидона. Но если я сделаю ещё шаг, он бросится.

— Паршивец, ты что творишь? Вернись!

— Погоди, дядя Лёш, — повторил я.

Мне хотелось проверить одну давно крутившуюся в голове версию. Если лизуны проникают в сознание людей и тварей и рисуют в нём картинки, то почему бы и мне не проникнуть к кому-то и не нарисовать? Пёсо не лизун и настроен агрессивно, да и я не заряжен. Но утром я тоже был не заряжен, а Петька всё равно говорил со мной. Я слышал, вернее, видел его голос, и ответил ему. Значит, можно общаться и не будучи заряженным.

Я уставился в глаза пёсо и начал рисовать образ. Тут, главное, не ошибиться с картинкой. Нужно создать нечто такое, что будет ему понятно, что-то из его прошлого. Что? Лопоухого щенка с огромными глазами, который ещё не знаком со всеми заповедями этого мира, первая из которых гласит: сожри или сожрут тебя! Однако в его восприятии этим щенком должен быть я.

Минуту, две, три я смотрел в его глаза. Они начали слезиться. Пёсо заскулил и лёг, положив морду на лапы. Я шагнул к нему, он понял голову. Я сделал ещё шаг, ещё один, протянул руку. Пёсо потянулся ко мне, принюхался, коснулся носом кончиков пальцев. Нос был мокрый, как у обычной собаки, да и вёл он себя как собака, морда только страшная.

Я присел перед ним на корточки, погладил, потрепал по шее. Для него это были новые ощущения. Он снова взвизгнул, я хлопнул его по холке и негромко сказал:

— Беги.

И он побежал, а суки засеменили следом, недовольно оглядываясь и не понимая, что случилось с вожаком.

Гвидон тоже не понял и прошептал озадачено:

— Это, Дон… Ты чего сейчас изобразил?

Он вроде бы обрадовался. Пёсо ушли, помех нет, мы можем идти дальше. Но с другой стороны, мои действия его обескуражили, если не сказать больше — напугали. То, что я проводник, он знал, и в чём заключается мой дар, знал тоже. Сейчас это было нечто иное. Новое! И от этого нового его потряхивало.

— Просто поговорил с ним, — спокойно ответил я.

— Поговорил?

— Да. Пообещал, что сегодня он без добычи не останется. Ну что, идём дальше? Рейдеры заждались.

Гвидон провёл ладонью по лицу, вытирая пот.

— Погоди, дай очухаться. Первый раз вижу, чтобы пёсо… вот так… Ну ты, паршивец, выдал. Рассказать кому — засмеют.

— Так ты не рассказывай.

Он кивнул:

— Да, пожалуй что… Ладно, идём.

Мы перебежали улицу и дальше двинулись дворами. Чем ближе подходили к дому, где засели рейдеры, тем чаще останавливались. На подходе разделились, Гвидон зашёл с торца, я, пригибаясь к земле, обогнул заросшую багульником игровую площадку и затаился напротив подъезда.

Дверь на входе отсутствовала, в глубине подъезда я разглядел силуэт человека. Он сидел на площадке, вытянув ноги, на коленях то ли винтовка, то ли ружьё. В окне второго этажа ещё один человек со скучающим видом наблюдал за двором. Рейдеры не сильно напрягались, похоже, сидели здесь давно, как минимум, со вчерашнего дня, успели расслабиться. На крыльце валялись обёртки от сухпая, пакеты, фольга. Сомневаюсь, что их нанесло сюда ветром.

От Гвидона прилетело сообщение:

Что видишь?

Один сидит в подъезде на лестничной клетке, дремлет, ещё один в квартире на втором этаже.

Конкретнее?

Боковая квартира слева, кухонное окно.

Через полминуты я увидел, как Гвидон крадётся вдоль стены ко входу. Положил ружьё на землю, вынул нож, посмотрел на меня многозначительно. Я как мог жестами показал, где и как сидит рейдер. Гвидон встал вплотную к косяку, заглянул внутрь, отпрянул, поднял нож на уровень груди и бесшумно скользнул в подъезд. Я видел только его спину. Мгновенье — тело рейдера расслабленно легло на ступени. Гвидон исчез.

Я перевёл взгляд на окно. Второй рейдер облокотился о подоконник, смотрел куда-то в сторону Обводного шоссе. Выпрямился, начал поворачиваться назад. Я тряхнул веткой, он обернулся. Позади как привидение поднялся Гвидон, перехватил его за шею, сдавил и потянул вниз. Рейдер забил руками, раскрыл рот и обмяк.

Выждав несколько секунд, я добежал до здания и прыгнул в подъезд. Сразу почувствовал запах чего-то знакомо неприятного. Под телом зарезанного рейдера скапливалась кровь и тонкой тягучей струйкой стекала по ступеням. Я переступил через тело, вскинул автомат и поднялся на второй этаж. Гвидон уже стоял на площадке. Прижал палец к губам и кивком указал наверх.

В ограниченном пространстве лестничной клетки послышался самодовольный смех и хлёсткий удар по голому телу:

— Ну, давай, давай, раздвигай… Что ты стонешь? Нравится? — и протяжно. — Нра-а-авится. Это только начало. Нача-а-ало. Ты, сучка, в зеркале себя не узнаешь, когда я закончу.

Говорили с акцентом. Каждую фразу сопровождали удары хлыста и женский стон. Гвидон, задрав голову, стал медленно подниматься по лестнице. Он по-прежнему сжимал нож. На лице кляксами расползлись капли крови, воротник рубашки и плечо тоже заляпаны.

Снова свистнул хлыст, женщина завыла, и другой голос произнёс по-немецки:

— Hey, komm schnell, ich habe etwas gesehen. (Эй, давай быстрее, я что-то видел).

— Was kannst du dort sehen? Schau hier. Welches, oder? Soll ich dir etwas hinterlassen? (Что ты там можешь видеть? Ты сюда смотри. Какая, а? Оставить тебе немного?).

— Ich esse keine Reste. (Я объедками не питаюсь).

Говорили двое из квартиры напротив. Гвидон обтёр нож о брючину, сунул в ножны и шепнул, доставая пистолет:

— По возможности берём живыми. Планировку знаешь?

В домах подобного типа я был много раз и планировку запомнил. Квартира перед нами однокомнатная. Сразу на входе короткий узкий коридор, слева санузел, прямо — большая квадратная комната-гостинка. Спрятаться противнику негде, разве что успеет юркнуть за диван или шкаф. Но никакая мебель не спасёт от автоматной очереди в упор. Тут же слева небольшая кухня, в ней поместиться от силы один человек, и спрятаться ему точно негде.