Тьма в очередной раз сгущала свои краски. Холод продирал до костей, а попавшая в каждую мелкую рану морская вода ядовито обжигала кожу. Тело ученого бросало вверх и вниз ровно так же, как судьба бросала Инкрития последние месяцы жизни. Превозмогая себя, ему удалось выплыть наружу и схватиться за проплывающую здесь упавшую мачту. Тьма, шторм, волны – буквально все стремилось убить человека, находящегося вдалеке от спасения, и, конечно же, монстр, все еще желающий сожрать лишившихся судна моряков. «Прости меня, сын. Прости меня, Анна. Я глупец, что сам же пришел в объятия смерти и потащил за собой других. Как жаль, что понял я это, лишь увидев себя в отражении ее глаз», – так звучали мысли ученого в этот момент

Голова монстра, находящегося над водой, озарилась пламенем, освещая тьму буйного моря. Оранжево-красный огонь полностью пожирал голову твари, обжигая до мяса раскрытую пасть. Огонь осветил это место, впервые подарив ему свет. Монстр, вытянувший тело в истошном реве, начал разлетаться на части от влетающего града взрывающихся ядер. Глаза, только что смотревшие на Инкрития, расплющились и взорвались от попавшего в них снаряда, разбрызгивая десятки литров крови в воду. Куски кожи и мяса, костей и мозгов рептилии разлетались на десятки метров под аккомпанемент взрывной тирады. Считанные секунды, и высунувшаяся из моря туша безжизненно упала в море, утопая в таинствах ее глубины. Огромный массив головы, утопая в море, открыл взору ученого величественный и знакомый ему образ пятиэтажного корабля, четыре этажа которого и множество многозарядных пушек только что уничтожили голову опасного монстра. Разрезая волны, он эффектно двигался к угодившим в беду морякам,

демонстрируя всю мощь легендарного «Колосса». Огнедышащая пасть золотого льва, красующаяся на носу фрегата, освещала путь судна. Огромный пиратский флаг с поатаном по центру, один лишь вид которого, как правило, вгонял в ужас, сейчас ознаменовал спасение, а потому победоносно в глазах картографа развевался на мощном ветру. И лишь темная фигура, стоящая на смотровом мостике, напоминала, кому на самом деле принадлежит тот корабль.

– Хватайся! – крикнул матрос-дарониец с нижних палуб корабля, бросая в море веревку.

Инкритий, раз разом погружаемый в море, находясь на пару десятков метров ниже пирата, не слышал ни слова, а увидеть во тьме узкую полоску каната и вовсе шансов не имел. Волны вновь вбивали его в глубь океана, будто сама смерть тянула его на дно. Доски и балки разрушенного корабля летали в опасной близости от ученого под силой морской стихии, одна из которых наконец настигла его голову. Искры в глазах заполонили его взор, а оглушающий шум воцарился в голове, после чего настала тьма.

…………..

– Наконец-то! Сколько можно тонуть! Это уже во второй раз. Ты будешь мне должен уже дважды, ученый!

Инкритий открыл глаза. Голова отзывалась тупой болью в висках, будто находящийся там головной мозг вот-вот разломит черепную коробку. В глазах двоилось, а потому рассмотреть своего спасителя с первого раза ему не удалось.

– Ну-ну, открывай глаза шире, не спи. Я что, зря опять за тобой прыгал? – говорила мутная фигура спасителя.

Наконец, фигура стала обретать узнаваемые черты. Знакомые и уже виденные Инкритием белесоватого оттенка глаза смотрели сверху вниз на лежащего картографа. – Это ты, ты опять спас меня?

– Ага, в первый раз, когда ты только начинал путешествие, а теперь, когда заканчиваешь. Это даже символично, – сказал, улыбаясь, дарониец, помогая ученому встать.

– Как хоть тебя зовут?

– Малкольм. Вообще, на даронийском звучит как «Маал тентра лоси тен хаген литит рику еностас додо». Но в Армаде я просто Малкольм. Не знаю, чем им не угодило мое настоящее имя.

– Согласен, Малкольм, я тоже не понимаю. У тебя прекрасное имя, но, честно говоря, дальше Мала я не запомнил.

– Не Мала, а Маал, – с прищуром ответил дарониец со сложным именем.

– Получается, вообще не запомнил, но ты уж извини это человеку с проломленным черепом, – сказал Инкритий, замечая, как с его затылка на палубу капают бордовые капли крови.

– Капитан! – знакомый голос, не раздававшийся в ушах Инкрития с начала экспедиции, прозвучал из-за спины.

– Люпус! – ученый наконец улыбнулся. Впервые за прошедшее время он испытывал искреннее ощущение радости, наблюдая возвращение своего давнего друга. – Никаких вестей о твоём здоровье не приходило, и я думал о худшем.

– Да, эти ребята хорошенько покорпели надо мной, – Люпус подошел ближе и обнял старого друга. – Когда нас уведомили о вашем направлении южнее Дарона, все переполошились и решили выслать в помощь «Колосс». Мелех возглавил экспедицию, а я не мог сидеть сложа руки и напросился в матросы.

– Я чертовски рад тебя видеть, друг! Инкритий оглядел море. Океан продолжал бушевать, а штормовой ветер – всколыхать паруса. Стихия завораживала, напоминая о прошедших событиях, словно тепло от тихо тлеющих дров напоминает о некогда горящем алом пламенем огне. – Люпус, это место…Оно необычное, я не знаю, как это объяснить, но оно не подчиняется законам природы, правящим на материке. Все Буйное море живет словно по своим правилам. А здесь граница… дальше штормы в десятки раз сильнее, вода холоднее, в здешних туннелях шторм достигает 9 баллов, а промежутки между проходами стерегут круговороты размером с город. Казалось бы, что может быть страшнее, но Буйное море неподвластно стандартным границам страха, поэтому в глубине толщи воды живут морские монстры. Черт побери, Люпус, на нас напала тварь размером с три корабля!

– Я видел ее, Инкритий, и не верю в то, что увидел…Как это, вообще, возможно?

– Понятия не имею. Здесь все по-другому. Это словно другой мир, словно… «Буйное море – это тюрьма! Своеобразный лабиринт, что перестраивает сам себя в надежде не выпустить того, кто в ней заточен. Вы разгневали Богов тем, что творите, и молитесь, чтоб они не открыли замок этой клетки». Инкритий вспомнил слова Ретины, и они наконец обрели смысл. – Клетка.

– Живой все-таки, пес! Ха-ха, так и знал, что не утонешь, – Рамос огромными шагами двигался к Инкритию, широко улыбаясь во все свои желтые зубы. – Такие, как ты, так

просто не мрут. – Рамос подошел к ученому и радостно похлопал его по плечам. – Вот это история вышла, можно и детям рассказывать, да, Огедай?

– Есть еще выжившие? – тревожно спросил Инкритий.

– Кто-то переваривается в трупе монстра, а кто-то кормит рыб. Мы единственные выжившие, но не переживай, это все шелуха, найдем новых! Пойдем, босс хочет тебя видеть!

Инкритий закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

– Не делай вид, ученый, что убит до глубины души. Мы оба знаем, что ты отдал бы в десять раз больше за возможность увидеть то, что увидел, и узнать то, что узнал. Ты засранец с черной душей, уж поверь мне, рыбак рыбака…

– Не смей так говорить обо мне! – Инкритий сорвал руки Рамоса с плеч и сделал шаг назад. – Эти люди были нашей командой.

– Лицемерие – качество, что ты не утерял даже после встречи со смертью, Инкритий. Конечно, нет проблем. Вымести всю злость на мне, убеди себя в том, что это я виноват. Забудь о человеке, что потащил их на юг Дарона; забудь все предупреждения, что слышал; забудь, как потащил команду Мор-Отана в Буйное море и потерял половину, а затем и даронийцев, что убило море. Людям нужно искать зло вне себя, чтобы до последнего верить в правильность своих решений.

– Я свой вины не отрицаю. Я виноват, потому моя душа и болит.

Рамос отвернулся от Инкрития и зашагал в сторону кабины адмирала армады. – В прошлый раз болела недолго. Пошли за мной. Мелех хочет тебя видеть.

Инкритий хотел что-либо ответить и возразить, но отвечать было нечем.

………..

Полуосвещенная находящимися на стенах свечами комната ничем не изменилась с прошлого визита ученого. Строгий минимализм наряду с абсолютной чистотой царил в каюте адмирала армады. Тонкий запах корицы исходил из стоящего на небольшом столике стаканчика с кофе, на удивление, совершенно не ощущавшего качки. Инкритий заметил, что комната, в целом, была непоколебима, словно и не находилась в эпицентре шторма.