Я также не мог остаться — ибо отрядам ушкуйников и новоиспеченных ротников нужен единый лидер… К тому же вряд ли кто-то, кроме меня, сумеет реализовать мою задумку в полном соответствии со свежеиспеченным планом — родившимся в голове после целого дня тяжелых раздумий…

Вот и вышло, что оставить во главе обороны я могу только Мишу — причем, несмотря на все риски, положение новоиспеченного Елецкого воеводы не столь и отчаянно. Да, после нашего ухода у врага будет уже шестикратное превосходство. И да, у меня нет никакой веры в то, что земляную стену в конечном итоге удастся удержать, тем более без пушек — ибо пять последних бомбард мы забираем с собой, оставив артиллерийский наряд лишь в «Сестрах»… Но, по крайней мере, защитникам «земляного города» есть куда отступить — а в остроге Каменной горы и уже в самом кроме имеются подземные ходы, ведущие в Лучковский лес. И, когда оборона «земляного города» падет, уцелевшие ратники смогут спастись в тайном лагере в лесу; ход же можно будет обвалить, как только последние защитники Ельца покинут крепость.

А вот следующие за мной вои… Я никому не говорю прямо, что мы есть обреченные смертники, глупо это. К тому же, может, и случится какое чудо… Но по факту так ведь оно и есть. Ибо я надеюсь во чтобы то ни стало затормозить Тохтамыша, раззадорить его, отвлечь внимание ворога на себя, подарив великому князю еще хоть сколько-то времени! А заодно и жене, и сыну — и всем русичам Елецким, уходящим как по Оке, так и через Коломну в Москву…

Давид против Голиафа. Но, если задуманное мной и удастся, уцелеть будет ой как сложно… Так что прощаемся мы с Михаил насовсем — да я бы и Алексея с ним бы оставил! Но прыткий, легкий на подъем дружинный наотрез отказался покидать своего князя…

— Прощай брат!

— Прощай…

Обнялись и Миша с Лехой. Я же, подождав мгновение, легонько коснулся плеча верного друга и соратника — и негромко произнес:

— Пора Леша и нам на ладье княжеской занять свое место.

Дружинный молча кивнул, резко отвернувшись от побратима — Миша же широко перекрестил нас на дорогу:

— Непременно читайте «Живый в помощи» и «Господь просвещение мое» — так, глядишь еще и свидимся!

— Даст Бог, друг мой! Даст Бог!

Алексей молча поднялся по сходням, сцепив губы и не проронив ни слова — только молча смахнул одинокую слезу с уголка глаз. Я же замер на мгновение, рассматривая родной город в стремительно светлеющих сумерках, никак не желая поверить в то, что навсегда его покидаю… После чего истово перекрестился на виднеющийся вдали купола церкви — и взошел на ушкуй.

— Отчаливаем! Весла на воду, поднять паруса!

…Мы вышли из устья Ельчика, один за другим проходя углубленным каналом, ведущим на стремя реки. Всего тридцать с лишним стругов и ушкуев, стремительно набирающих ход — и двинувшихся по течению реки в сторону павшего Талицкого острога.

Конечно, ордынцы не могли не заметить выхода моей флотилии — благо, что по горизонту на востоке уже пролегла полоска света, предвещающая скорый восход. Отчаянно горланя, гулямы турана ринулись к берегу, надеясь засыпать нас ливнем стрел — но прежде, чем они подобрались бы к кромке воды, я гулко протрубил в рог.

И сотни арбалетчиков, уже изготовивших самострелы к бою, выпустили во врага сотни болтов! А следом басовито бахнули две бомбарды, установленные на вертлюжные станки — и исторгшие в сторону поганых каменные ядра…

Гулямы тотчас откатились от берега, понеся существенные потери — но это не остановило ордынцев, решившихся во чтобы то ни стало помешать прорыву русов по реке! Так что вскоре к Сосне бросились десятки гулямов с горшками в руках, издали метая их в воду. И, несмотря на второй и третий залпы арбалетчиков, выбивших не менее половины «огнеметчиков», содержимое горшков с горючей смесью вскоре подхватило течение реки…

И медленно растущее темное, маслянистое пятно понесло к ушкуям. А уж там и первые зажигательные стрелы запалили «греческий огонь» Тамерлана…

— Весла убрать! Щиты с планширя снять! Идем под парусами, от бортов отодвинуться!

Вот сейчас и узнаем, как все пройдет…

Да, ромеи (а конкретно мастер Калинник) были авторами греческого огня — и они же догадались, как защитить от него свои корабли. Воловьи шкуры, пропитанные уксусом — или же вязанки вымоченных в воде веток, густо облепивших ныне борта наших ушкуев. Вчера ротники весь день готовили их выходу…

А вот теперь мне и самому довелось столкнуться с действием греческого огня — да еще и на воде, в неестественных для пламени условиях! В общем, стало действительно страшно… Вот что делать, если эти самые вязанки прогорят быстрее, чем мы успеем уйти от огня под опавшими покуда парусами?

Страшно…

Слава Богу, большая часть кораблей миновали татарскую стояку прежде, чем греческий огонь растекся по водной глади. Но так уж вышло, что наша ладья идет в самом хвосте, и встречи с горючей смесью нам не избежать. Да собственно, она уже ощутимо обдает жаром — к тому же явственно пахнуло гарью и неестественными примесями полыхающей химической смеси… Аж волосы на бороде затрещали!

— Господи, помилуй нас грешных…

Вои молятся, не веря, что мы сумеем спастись — и все же вязанки вымоченных в речной воде веток (ну где мне было взять столько уксуса⁈) занялись не сразу. Хорошо хоть, греческий огонь горит над водой не столбом в несколько метров! Нет, пламя ровно стелется по воде чуть ниже уровня бортов ушкуя.

И все же на ладье очень жарко…

— Взять щиты и прикрыть парус с обеих сторон! Если огонь перекинется на него, мы обречены!

— Давай, братцы!

Иван Шемяка первым подхватил щит, распрямившись — и закрыл парус собственным щитом. Его примеру последовали еще несколько ротников княжей судовой дружины, встав вкруг мачты — в то время как Алексей, молча подхватив чекан, выжидательно посмотрел в мою сторону:

— Княже, зачлись вязанки, горят. Еще чуть-чуть и…

Но я только отрицательно мотнул головой:

— Ждем, друже. Иначе, скинув их сейчас, мы не успеем уйти от этой огненной лужи!

Дружинник вымученно улыбнулся — но общее напряжение не покидает воев; вязанки действительно начали разгораться все быстрее так, что пламя поднялось выше бортов! Ругнулся один из ушкуйников, прикрывающих парус — огонь уже лизнул его щит… Но не иначе как Господь услышал наши молитвы: вдруг ощутимо дунул попутный ветер, мигом воздев парус — и ушкуй одним рывком вырвался за пределы «пятна» горючки! Кстати, понемногу затухающей…

— Все братцы, руби!

Несколько дружных, энергичных ударов топорами — и все веревки, держащие «противопожарные» связки вдоль бортов, лопнули; плюхнулись в воду горящие ветви… А наш ушкуй продолжил свой бег по речной глади как ни в чем не бывало!

Все, теперь только вперед, к слиянию Сосны с Доном… А уж там, развернувшись против течения «Батюшки», мы поднимемся наверх — спеша к Лебедянскому броду, обязательному на пути татар.

Должны, должны мы успеть перехватить хотя бы хвост ордынского обоза прежде, чем поганые его минуют!

Червень (июнь) 1382 года от Рождества Христова. Лебедянский брод, «гуляй-город» Елецких ратников.

Князь Федор Елецкий.

…- Ждем, братцы, ждем… Еще немного… Бей!!!

Град колотого щебня, извергнутый залпом четырех бомбард, жестко хлестнул по скачущей к крепости татарской коннице — и разом смел несколько десятков лучников с лошадьми!

— Стрельцы… Бей!!!

Пушки не могли целиком накрыть всю массу сближающихся с нами всадников — но это сделали четыре с половиной сотни арбалетных болтов… Уцелевшие нукеры в ужасе откатились назад — в то время как оставшиеся по ту сторону реки ордынцы только и успели добраться до середины брода, после чего бесцельно развернули назад. И даже имеющиеся у поганых тюфенги ничем не могут помочь ворогу!

Как же все-таки вовремя мы успели к переправе татарского обоза…