Едигей тогда практически не лукавил. Но ведь разве мог он открыть хану всю правду — признаться Тохтамышу, что последнего ждет на Руси скорая гибель⁈ Как же в таком признаешься… Особенно, если лично замыслил убийство хана руками кого из пленников-урусов⁈ Чтобы после тотчас сразить его уже над бездыханным телом Тохтамыша…

Хотя можно и проще — просто пристрелить в бою старого друга из трофейного самострела фрязей, коих хватает на вооружении у урусов… Да спихнуть смерть хана на последних.

А уж там темник не преминет взять власть в свои руки! Благо, кандидат на роль чингизида-марионетки уже имеется: это Шадибек, сын Тимур-Малика и внук Урус-хана… Ведь отец Едигея, Балтычак, умер именно за Тимура-Малика! Так что Шадибек и Едигей дружны — а, кроме того, чингизид обожает проводить время на пирах и охотах, и в прочих увеселениях. Но он совершенно не готовит себя к роли возможного правителя… Так что Шадибеком будет несложно управлять.

Что же касается сыновей Тохтамыша — так мало ли какая детская хворь или иная напасть подкосит их здоровье в ближайшем будущем⁈

Главное же — воинство Тохтамыша и сами ногайцы с радостью примут Едигея. Ведь именно благодаря темнику они получит свою долю от несметных богатств фрязей! Не будет против и эмир Тамерлан — чему поспособствует треть богатой добычи с Газарии — и сам факт того, что Едигей исполнил волю Хромца…

И вот это действительно план становления будущего беклярбека Золотой Орды! А не та сказка, что поведал темник доверчивому и подлому консулу, судящему по себе… Нет, ну правда — разве пошли бы ногайцы и прочие татары за Едигеем, покрывшим себя позором бесчестного, подлого убийцы?

Особенно в войне с наследником Турана, что обязательно объявил бы узурпатору войну — желая отомстить за смерть Тимура⁈

Темник быстро облачился в броню, не обращая внимания на испуганные взгляды красавиц-черкешенок. Ничего, время любви еще придет — ныне же пришло время брани! Натянув тугую тетиву на составной лук (как же, еще бы фрязи посмели разоружить столь ценного посла и его нукеров!) Едигей прислушался к происходящему за плотно закрытыми дверями покоев — но ничего не услышал. Да и то — три десятка нукеров сторожат его «сон», и кто посмеет его прервать⁈

Приготовив лук к бою и удовлетворенно кивнув, темник вновь вышел на балкон — чтобы тотчас увидеть пламя факела, мелькающее над воротной башней Каффы. Сигнал оставшимся нукерам ногайского тумена подан — а городские ворота, ведущие в горы, открыты…

Также Едигей заметил и многочисленные тени его гулямов, скрытно пробирающихся по внутреннему двору цитадели к казармам фряжских стрелков.

Все идет своим чередом…

Снежень (февраль) 1382 года от Рождества Христова. Самарканд, столица Темира Аксака, верховного эмира Турана.

…- Мой господин!

Едигей глубоко поклонился Тимуру, взирающего на своего верного темника с едва уловимой улыбкой; при этом в глазах эмира поблескивают хитроватые искорки.

— Воля твоя исполнена: крупные города фрязей захвачены и разрушены; воины и купцы приданы мечу, женщины и дети обращены в полон! Мы взяли богатые сокровища — и теперь они предстанут перед твоими очами: злато и серебро, самоцветы и жемчуг, искусные украшения и меха из далекой земли урусов!

Тамерлан легонько кивнул — и Едигей дал знак заносить в тронную залу многочисленные сундуки и сундучки с богатствами, захваченными в Каффе, Чембало, Солдайе и Матреге. Блеск самоцветов и золота, подсвеченных лучами заходящего солнца, отразился алчными огоньками в глазах придворных и самого эмира — но последний быстро взял себя в руки:

— Сдается мне, это далеко не все богатства павших купцов?

Едигей нижайше склонился перед Тимуром:

— Это правда, мой господин. Но запасы специй и соли, многочисленных рабов, китайские шелка и парчу я посмел оставить в Орде. Ведь возьми я все это с собой, мне пришлось бы тянуть в Самарканд крупный обоз, что неминуемо замедлил бы наше продвижение…

В этот раз Тамерлан усмехнулся уже открыто:

— Никогда еще я не слышал столь необычной отповеди!

После чего продолжил с издевательским ерничеством, изменив интонацию голоса:

— Мой господин, я решил оставить себе большую часть захваченных мной богатств! А оправдываю это тем, что очень спешил отдать тебе твои остатки!

Темник впервые открыто и прямо посмотрел в глаза великого эмира Турана:

— Мы с Тохтамышем разделили все, что захватили, на три примерно равные по ценности своей части; злато, серебро, самоцветы и меха были предназначены для вас, мой господин. Соль и пряности — для заготовки бастурмы в будущий поход на Русь. Большинство рабынь мы передали нашим нукерам — все одно их теперь уже не продать… Ибо некому. Часть же добычи оставили себе — но свою долю я готов с радостью отдать великому эмиру!

Тимур покачал головой, улыбнувшись уже куда мягче:

— Не нужно. Ты свершил то, что должен был свершить Тохтамыш еще два года назад — и ведь тебе не пригодилось ни мое войско, ни осадные пороки! Так что… Будем считать, что ты сам взял свою награду, темник.

Едигей вновь склонил голову:

— Прошу меня простить, великий эмир — но все же нам по-прежнему нужны как осадные пороки, так и мастера осадных дел. Ибо только с их помощью мы сможем разрушить крепостные стены урусских городов! Их деревянные крепости неплохо защищены — а стольный град обнесен каменной стеной… Кроме того, мои воины познали силу урусов в бою — и пусть это были отборные батыры врага в лучшей броне, но даже малым числом они смогли остановить куда большие силы гулямов в лобовой сшибке!

Великий эмир Турана удивленно вскинул брови:

— Не ожидал я, что, исполнив мою волю и покорив фрязей, ты захочешь и дальше помогать Тохтамышу.

Темник подобострастно улыбнулся:

— Мой господин весьма прозорлив — редкие мудрецы обладает столь же развитым даром провидения!

После чего, тщательно подбирая слова, Едигей продолжил свою речь уже без тени улыбки — ощущая при этом, как все сильнее и чаще бьется его сердце…

— Тохтамыш ненадежен. Он не желал нападать на фрязей. Более того — когда я призвал его ударить по городам иноземных купцов, он едва ли не напрямую предложил мне союз против тебя, мой господин! Тохтамыш был готов сражаться с тобой, о великий — лишь бы сохранить торговлю с латинянами… И ветвь шелкового пути, следующую через Орду и обогащающую ее.

Тамерлан с явным осуждением покачал головой:

— Легко оболгать человека, не способного вступиться за себя и ответить на порочащие его обвинения… И что значит «едва ли не напрямую»? Выходит, ты и сам не уверен, желал ли хан вражды со мной или нет?

Выслушав ответ Тимура и уловив в его словах явственную прохладу, Едигей, однако, в этот раз не опустил взгляда:

— Хан был во хмелю, перебрав кумыса… Но разве устами хмельного человека не открывается потаенное? И разве поступки Тохтамыша не доказали его ненадежность⁈ Пусть великий эмир покарает меня за мою дерзость — но его справедливость не даст ему покарать меня за ложь!

На мгновение прервавшись, Едигей продолжил уже спокойнее:

— Тохтамыш не собирался выполнять твою волю, великий эмир — по крайней мере, пока ты не принудил бы его это сделать. А уж если бы хану хватило бы сил — он посмел бы противостоять тебе и открыто!

— Хахахах!

Тамерлан засмеялся — не очень громко, но вполне искренне. И лишь стерев набежавшую слезу, эмир уточнил:

— Первому верю, второе вряд ли возможно… Но как бы то ни было, городов фрязей больше нет — значит, нет и причин для раздора. Или все же есть?

Эмир проницательно воззрел на своего темника, и тот согласно кивнул:

— Фрязи и раньше попадали под удары татар. Хан Джанибек осаждал Каффу и заразил ее жителей чумой. Он также осаждал и взял штурмом другие города и порты латинян, надеясь изгнать иноземцев со своей земли — тот же Чембало, к примеру. Но хан Джанибек не преуспел. Фрязи вернулись, расплодились, приумножили сил и воздвигли новые, еще более сильные крепости…