Облизнув пересохшие губы, Едигей продолжил:

— Да и то — наших общих сил хватило, чтобы хитростью взять лишь самые большие города. О том, как была захвачена Каффа, я уже поведал великому эмиру… А вот сам Тохтамыш подошел к Солдайе явно и открыто — ибо его нукеры упустили гонцов, встревоживших горожан вестью о прибытии сильного татарского войска! Но хан сумел добиться от фрязей переговоров, истребовал даров для своих нукеров… А когда латиняне открыли ворота, нукеры Тохтамыша напали на послов, истребили их и на плечах бегущих ворвались в крепость…

Прервавшись на мгновение, перевести дух, темник продолжил:

— Но, взяв большие города, мы уже не могли наскоком и хитростью захватить хорошо подготовленные к обороне, малые крепости фрязей. Беглецы из стольного града, ушедшие от нас морем, успели упредить сородичей… Так что Каламита, Форио, Лупико, Каулита, Горзувиты, Партенит и Луста, Конестазы и Каваллары, Воспоро — все они встретили наших посланников закрытыми воротами и болтами самострелов на подходе. А ведь все это лишь малые крепости фрязей на полуострове! Есть также Мапа, Бата, Калолимен и Мавроколо в землях черкесов… Сами горцы сумели взять только Копу, что стоит на реке Кобан.

Дав время Тимуру осмыслить услышанное, Едигей вновь взял слово:

— Правда, на полуострове нам помогают греки-феодориты — но их войско не очень многочисленно, увы. Кроме того, сам Тохтамыш не сильно-то и рвется помогать им захватить оставшиеся города фрязей… А значит, после похода на Русь и моего возвращения в Туран, хан наверняка восстановит торговлю с латинянами, вернет им захваченные крепости — и приложит все силы, чтобы восстановить древние торговые маршруты, ведущие в порты иноземцев.

Эмир долго молчал, обдумывая услышанное; наконец, он заговорил:

— Я могу дать тебе мастеров осадных дел и даже тюфенги. Но зачем идти на полуночь в земли урусов, если главная моя цель не достигнута? Добей фрязей — и сполна познаешь мою милость, Едигей!

Темник, закусив губу, упрямо мотнул головой:

— Как я уже сказал, мой господин, пока Тохтамыш остается ханом Золотой Орды, он будет стараться делать то, что считает нужным. И мы уже успели убедиться в том, что в роли Тохтамыш забывает о данных им обещаниях, как только добьется своей цели… Я уверен, что Шадибек, сын Урус-хана, станет куда лучшим правителем Золотой Орды — а я стану куда лучшим беклярбеком, чем некогда был Мамай. Верным исключительно вам, мой великий эмир…

Вот он, момент истины и фактического признания. Что решит для себя Тимур, какую сторону выберет? Едигей служил ему верой и правдой, сестра Едигея стала женой эмира — выходит, даже родня. Едигей исполнил волю Хромца по захвату городов фрязей, как только оказался в Орде… В отличии от того же Тохтамыша, заключившего с латинянами союз. Значит, разумом Тамерлан должен выбрать темника!

Но что скажет сердце? Ведь несмотря на явное двуличие Тохтамыша, Тимур неизменно помогал ему даже после серии поражений в войне с Урус-ханом. И в этой помощи был не только трезвый, холодный расчет, но также и своего рода симпатия, личное благоволение именно к Тохтамышу…

Наконец, заставив Едигея всерьез поволноваться, Тимур негромко произнес:

— Ты замыслил подлость, темник.

У ногайца внутри все так и обмерло — что последует за этим утверждением? Наказ не трогать хана? Изгнание? Казнь⁈ Понимая, что терять нечего, Едигей упрямо мотнул головой:

— Когда Тохтамыш пришел просить великого эмира о помощи против Урус-хана, он желал отомстить за отца. Но при этом разве он не восстал против своего господина? И разве это не подлость, не вероломство⁈ Но и я желаю воздать за отца, до последнего верного своему хану — однако при этом собираюсь мстить не господину, а лишь навязанному мне союзнику. Хитрому и бесчестному, ненадежному и лживому хану Золотой Орды!

Тимур чуть сощурил глаза:

— Но как же я теперь смогу доверять тебе, Едигей? Ты измыслил подлость против бывшего друга — так что же помешает тебе в будущем ударить и в мою спину?

В этот раз темник буквально рухнул на пол, коснувшись лбом мраморных плит:

— О, великий эмир! Разве смогу я поднять клинок против мужа моей сестры? И разве дерзну я даже помыслить о том, чтобы противостоять тебе силой оружия⁈ Нет, мой господин, не сомневайся в моей верности! Будучи беклярбеком Золотой Орды, я никогда не забуду того, кто дал мне власть! Это чингизид Тохтамыш, безмерно гордящийся своим происхождением, в один миг готов забыть обеты, данные эмиру — почитая себя выше его лишь за счет славной родословной. Но ногаец Едигей о помощи никогда не забудет…

В этот раз темник нащупал нужные струны в душе Тамерлана. Ведь сам эмир с явным удовольствием унижал Тохтамыша именно потому, что исподволь понимал — в глубине души хан-чингизид все одно почитает себя выше Тимура… Несмотря на показное раболепие и смирение просящего. И пусть Хромец действительно благоволил Тохтамышу — но доводы Едигея все же заставили его задуматься над просьбой темника.

— Допустим, я дам тебе и панцирных всадников, и тюфенги, и мастеров осадного дела, способных строить пороки… Но зачем мне помогать разбить урусов, чьи земли столь далеки от моих?

Вставший с колен Едигей, весьма ободренный тем, что эмир не озвучил окончательного отказа — и что гнев Тамерлана не обрушился на голову темника! — быстро заговорил:

— Урусы набрали немалую силу, разбив Мамая и выступив против Тохтамыша. Удар, нацеленный на Сарай-Берке, лишь подтверждает это — и если сейчас нам заключить мир, кто знает, чем он обернется в ближайшие годы? Женщины урусов плодовиты, воины упорны и храбры в сече — а их мастера куют искусные, прочные доспехи. Сейчас враг понес немалые потери — но в скором будущем восстановит их, усилит свое войско настолько, что сумеет не просто защищаться, но и вести наступление на Орду! Собственно, каган урусов Димитрий уже пытался — и если бы не мой тумен в войске Тохтамыша, хан был бы вновь бит, а его столица захвачена… А за этим поражением, я уверен, последовал бы новый раскол Орды и очередная замятня! И тогда полуночные рубежи Турана вновь оказались бы под ударами разбойных и непокорных степняков Дешт-и-Кипчак! Нет, урусов нужно раздавить сейчас, после поражения в степях Итиля… А вот когда я покорю кагана и захвачу его столицу — тогда уже ничто не помешает мне добить фрязей, имея на вооружение твои пороки и тюфенги, мой господин!

Тимур вновь замолчал, обдумывая слова темника — и молчал столь долго, что ногаец вновь начал волноваться. Но следующий вопрос эмира был далек от скользкой темы предательства…

— А что прочие покоренные? Булгары и иные народы, живущие у Итиля?

Едигей довольно улыбнулся:

— Урусы поставили во главе булгар изрядного труса Ак-Хозю — потомка древнего рода эмиров. Но, будучи знатного происхождения, сам царевич оказался неспособен ни править, ни воевать… Тохтамыш уже отправил к в Булгар тайное посольство. И я уверен, что за гарантии сохранения жизни и власти в полузависимом улусе, Ак-Хозя если и не приведет свои полки в войско Тохтамыша, то помогать урусам откажется наверняка…

Предвосхищая следующий вопрос эмира, темник продолжил:

— Конечно, под благовидным предлогом. Ибо по весне небольшое войско степняков Синей Орды — в половину тумена от силы — двинется вверх по Итилю, беспокоя булгар и прочих покоренных набегами. Тогда Ак-Хозя — коли он примет условия хана — отправит на Русь гонцов с мольбой о помощи… Но, как только урусы явятся на зов царевича, мы нанесем главный удар из Крыма! Выступим месяцем спустя отряда-приманки — и проследуем Муравским шляхом; сакма тянется в стороне от больших рек, в стороне от селений казаков на Дону. К тому же мы прикроем движение наших тумен целым роем конных разъездов! И когда каган Димитрий бросится защищать свой стольный град, мы уже минуем все реки урусов, что летом могли бы послужить врагу сильным оборонительным рубежом. А Ак-Хозя свое войско оставит в Булгаре — даже если ему и придется обмануть своих нукеров, желающих драться…