Прошедшая ночь пролетела, словно краткий миг блаженства, наполненный любовной истомой… И еще никогда Едигей не чувствовал себя так чудесно!

Неожиданно внизу, у самой башни Святого Климента вдруг раздался приглушенный возглас — а затем и короткий, тотчас затихший крик. Чувственная расслабленность мигом слетела с ногайца — он мгновенно собрался, вслушиваясь в тишину предрассветных сумерек… Напряженный, словно тетива составного лука — и опасный, подобно гибкому клинку из булата! Но тревогу стражники-фрязи поднять не успели — и темник позволил себе выдохнуть.

Главное, чтобы у главных городских ворот его нукеры сняли стражу столь же легко, как и у ворот внутренней цитадели…

Отряд отборных гулямов разделился еще днем — сотня всадников последовала за темником в цитадель, играя роль почетной стражи. Но еще две сотни нукеров остались в городе — бродить по базару и порту, с ночлегом в татарском караван-сарае. Так что удар по защитникам Каффы должен быть нанесен одновременно — в двух ключевых точках!

Приободрившись, Едигей вернулся в выделенные ему покои пружинистым шагом барса, подбирающегося к жертве. И сам собой, ногайцу вспомнился разговор двухмесячной давности…

— Эта победа открывает нам дорогу на Казань и в Булгар, на Москву! Мы зальем земли покоренных кровью бунтарей — и горе тем, кто посмел предать своего хана!

— Да-а-а-а!!!

Собравшиеся в шатре Тохтамыша приближенные встретили победный возглас своего господина радостным воплем, в очередной раз подняв за победу чаши с кумысом. А окрыленный успехом, хан уже принялся раздавать указания своим мурзам — обратившись, в том числе, и к Едигею:

— Ты мой друг, отправишься на полуночь, преследовать изменников-булгар. Твой тумен пострадал меньше прочих, так что…

— Мои нукеры не отправятся на полуночь.

Темник ответил спокойно, без малейшего внутреннего колебания. И это спокойствие в который раз вывело Тохтамыша из состояния душевного равновесия… Чингизид замер на несколько кратких мгновений, пытаясь понять, как обращаться с равносильным союзником — но после хмельное раздражение прорвало истончившуюся плотину ханского терпения:

— Как ты смеешь перечить мне, твоему хану⁈ Я…

— Ты перестал быть моим ханом, как только казнил моего отца. Отошли своих ближников Тохтамыш, и мы поговорим с глазу на глаз — если, конечно, ты все еще желаешь сохранить лицо.

Хану потребовалось немалых усилий совладать с нахлынувшим гневом — после чего он коротко приказал:

— Оставьте нас, друзья — прошу. Вскоре мы продолжим пир, но сперва я поговорю с темником…

Последние слова Тохтамыш произнес с явной угрозой в голосе. Неприязненно посматривая на Едигея, шатер один за другим оставили беки и мурзы хана — и тогда темник спокойно повторил:

— Мы не пойдем на полуночь — ибо эмир дал тебе войско, чтобы защитить столицу. Сарай-Берке мы сберегли, покоренных разбили — все, о чем ты просил эмира, исполнено… Если желаешь, следуй по пятам за булгарами — я же отправлюсь со своим туменом в Газарию.

— В Газарию? Зачем⁈

Явно сбитый с толку хан вскинул брови от удивления — на что Едигей лишь коротко усмехнулся:

— Затем, что именно Газария есть конечная цель великого эмира. И он осыплет меня дарами и почестями за ее захват и разорение… Впрочем, они не сравнятся с той добычей, что мы возьмем с мертвых фрязей.

— Нет!!!

Тохтамыш швырнул чашу с кумысом на пол, схватившись за рукоять сабли; он успел даже оголить ее до середины прежде, чем Едигей в голос рассмеялся, не выказывая никаких признаков агрессии. Сбитый столку, быстро трезвеющий хан злобно спросил:

— Чему ты смеешься⁈

— Твоей детской наивности, Тохтамыш! Или ты забыл, что уже грядущей весной эмир сам приведет войско на твои земли, намереваясь опустошить Газарию лично⁈ Ты действительно думал, что сумеешь сохранить расположение Хромца — и в тоже время сбережешь порты фрязей? Или в твою голову закралась безумная мысль, что ты сумеешь остановить Тимура силой⁈ Да мы сейчас равны с тобой силами — так неужто ты думаешь справиться с гулямами эмира, когда он приведет в Орду еще два-три полнокровных тумена?

Тохтамыш весь аж почернел от злости и негодования — но ничего не ответил, убрав клинок обратно в ножны. Однако в его взгляде, обращенном на темника, появилось задумчивое, этакое оценивающее выражение…

— Даже не думай, старый друг. Я не безумец, чтобы вместе с тобой пойти против Тимура — а даже если бы и обезумел… Шансов на победу нет –и в милость Хромца к предателям я не верю! Потому и никаких шансов сохранить Газарию у тебя нет — зато ты можешь поучаствовать в ее разорение… Захватив все богатства фряжских купцов и разделив их на три равные части: одну тебе, одну мне — и одну Тимуру. В этом есть твоя прямая выгода — ведь если эмир сам покорит города иноземцев, ни о каком дележе добычи речи уже не будет. Он заберет себе ВСЕ!

Тохтамыш помолчал какое-то время, обдумывая слова союзника — после чего негромко уточнил:

— У нас нет тюфенгов и мастеров осадного дела, способных построить пороки, что возьмут стены фряжских крепостей. А осада не даст результата — фрязи имеют доступ к морю; морем они смогут получить и подкрепления, и запасы еды. Да и рыбная ловля вполне способна подарить осажденному гарнизону лишние дни…

Едигей с готовностью кивнул, поняв, что хан мысленно смирился с потерей Газарии:

— Ни осаждать, ни брать города фрязей штурмом нам не придется. Нет! Мы приведем наши тумены на полуостров, перехватывая по пути фряжских купцов — а заодно и всех следующих в города Газарии, пусть даже татар… Затем соберем несколько небольших отрядов отборных нукеров — и выступим во главе их к самым крупным, богатым городам фрязей. Выступим явно! Основные же силы тумен будут держаться позади нас — на расстоянии дневного перехода… А между передовыми отрядами и войском будут следовать множество крылатых разъездов — что также станут перехватывать всех, кто следует в крепости и из крепостей. Всех, кто сможет предупредить фрязей о наших туменах и насторожить врага! И, если все пройдет гладко, ворота крепостей Газарии откроют нам сами иноземцы — откроют, как послам хана Тохтамыша… И самому хану.

На мгновение прервавшись, темник продолжил:

— Мы прибудет утром первого дня — и проведем в каждом из городов один день и одну ночь. В то время как основное войско подойдет к крепостям уже под покровом ночи! А ближе к утру, перед самым рассветом, наши отборные нукеры захватят городские ворота и откроют их, подав условный сигнал — и тогда татары ворвутся в крепости фрязей без всякого штурма и осады…

Немного помолчав, темник прямо спросил хана:

— Ты согласен?

В этот раз Тохтамыш согласно склонил голову без всяких колебаний — но после уточнил:

— Поселения фрязей в Азаке смогут без лишней помощи взять местные татары. В Крыму же расположены три больших города-крепости — и без счета мелких… Столица Каффа, а также Чембало и Солдайя — самые крупные порты. На противоположной же стороне пролива, что разделяет Сурожское и Русское моря, стоит город-крепость Матрега, центр отдельного княжества фрязей — оно заселено иноземцами и черкесами… Наконец, несколько небольших городов и крепостей Газарии находятся в землях горцев.

Едигей задумчиво покачал головой:

— Решение напрашивается само собой. У нас два тумена, разделим их поровну — получим четыре отряда на четыре самые крупные крепости! Черкесы же, я слышал, нередко попадают фрязям в рабство? Не думаю, что горцы любят иноземцев; если обратишься к ним после захвата Матреги, призывая скинуть купцов-латинян в море с ханской помощью, да пообещаешь освободить рабов… Тогда черкесы наверняка тебе помогут. Скажи, а на полуострове у фрязей случайно нет врагов среди местных?

Тохтамыш усмехнулся:

— Еще как есть. Греки из княжества Феодоро.

— Вот! Вот их мы и призовем на помощь — пусть себе осаждают и штурмуют малые города фрязей с посильной помощью татар, за половину захваченной добычи… Так мы исполним волю эмира — а твое войско, хан, пополнится и черкасами, и феодоритами, коих позже мы обязательно приведем на Русь! И никуда твои покоренные от тебя не денутся…