— Желатин, двигай к опорнику потихонечку.

Согласно карте на планшете, новый опорник стоял на Т-образном перекрёстке. Расположение удачное. Гарнизон установил на крыше наблюдательный пункт, с которого хорошо просматривались жилые кварталы частного сектора вплоть до западной окраины. Центр оставался вне зоны видимости, обзор заслоняли двухэтажки по типу «народной стройки» и разросшиеся тополя. Но это не страшно, если держать в соседних домах караулы. Главное, не спать…

Панцер вздрогнул, резко развернулся вправо градусов на сорок и врезался в стену. Взрыва я не слышал, но, похоже, на что-то наехали.

— Правую гусеницу перебило! — подтвердил моё предположение Желатин.

Вот вам здрасти! Мина? Проглядели сапёры анклавские! Ну я вам сукам…

— Покинуть машину.

Харитон открыл люк со своей стороны и тут же захлопнул.

— Проходчик!

— Сзади пятьдесят метров проходчик! — следом за ним выкрикнула Алиса.

Девчонка выбралась из командирской башенки. Я подскочил, высунул голову. С расстоянием Алиса ошиблась, но не больше, чем на пару метров. Проходчик стоял чётко по середине улочки, уставившись в наш зад. Вместо пулемёта — малокалиберная пушка, предположительно, Эрликон. Двадцать миллиметров, зенитная. Такая вполне способна оставить те выбоины на стене монолита, и уж если она выпустит по нам весь магазин, то винтики с гаечками полетят во все стороны.

Но у этой похоже, проблемы с зарядкой. Двое рейдеров перезаряжали пушку вручную, поштучно.

— Харитон, подкалиберный! — взвыл я, ныряя обратно в башню. — Алиса, с брони! Прячься!

Рука уже привычно легла на рукоять маховика и закрутила. Харитон вогнал снаряд в затворник и прильнул к смотровой щели.

— Начальник, они перезарядились. Ща шмальнут. Всё…

— Вали отсюда! Дальше я сам.

Панцер снова встряхнуло. Удар пришёлся по корме. Чего он там наворотил, хрен разберёт, но явно что-то нехорошее. Двигатель всхлипнул, и я мысленно взмолился: только не заглохни! Запахло бензином, струя била в пол где-то возле меня, но оглянуться и попытаться остановить течь времени не было, да и смогу ли остановить…

Не обращая больше внимания на посторонние звуки, я продолжил крутить маховик. Панорама в смотровом лючке сдвигалась медленно. Стена, стена, край тротуара. Наконец-то показался уличный просвет, потом и сам проходчик. Рейдеры загоняли в ствол очередной снаряд.

Только не торопиться. У меня одна попытка, а они бараны косорукие. Промажут!

Ствол дёрнулся. Послышалось шипение. К запаху бензина примешался запах гари, заплясали языки пламени.

По щекам покатились капли пота. Огонь начал лизать берцы, перекинулся на брюки. Ещё несколько секунд, и я заполыхаю целиком.

Не отрываясь от оптики, я навёл прицел на проходчика, подкорректировал по вертикали, выждал мгновенье, затаив дыхание, и надавил спуск.

— Прощайте, суки.

И рванул из танка. Вывалившись через боковой люк, пополз на коленях прочь. Сейчас сдетонирует боекомплект… Грохот взрыва надорвал перепонки. В последний момент успел перекатиться за угол, завалился на спину и увидел поднимающуюся в небо башню. Она смешно кувыркалась и походила на взлетевшего головастика. Мгновенье — и где-то неподалёку затрещали перекрытия, посыпался шифер, с тяжким придыхом осел дом. Улицу заволокло пылью, дымом.

Кто-то бил меня по плечам, по ногам, сбивая огненные искры. Я попытался вдохнуть, не получилось, перевернулся на бок. Грудь содрогнулась от кашля, лёгкие разорвались и, наконец, задышали. Как хорошо, оказывается, дышать.

— Дон, как ты?

В упор на меня смотрела Алиса. Её глаза напротив моих и так близко…

— Как я выгляжу? Сильно обожгло?

И по сошедшимся бровям понял: сильно.

Одежда обгорела вся, кроме плаща. От брюк ниже колен остались одни дыры. Кожа на ногах почернела и бугрилась волдырями. Голова тоже обгорела; я чувствовал, как токают вены на висках и как стягивает кожу за ушами и на затылке. Или что там у меня осталось? Боль тупая, пульсирующая, непереносимая. Хотелось непрерывно стонать. Стонать и пить.

— Пить нельзя, — резко обрезала Алиса.

Я и сам понимал, что нельзя. В гортани першило, откашливалось кровью и мелкими кусками плоти. Верхние дыхательные пути обожжены, возможно, и лёгкие.

— Оживитель, — прошептал я.

— Терпи. Вещи остались в башне. Я уже отправила за ними Звездуна. Сейчас тебе нужно лежать спокойно, не напрягаться. Наногранды сделают своё дело. Вот только волосы…

— Что «волосы»?

— Не скоро отрастут. Но отрастут, не волнуйся.

— Всё настолько плохо?

— А ты как хотел? Из танка не ты выбрался, а факел. Вообще непонятно как дышишь до сих пор.

Даже так. Факел. Наногранды спасли меня в который раз. Если б не они, догорал бы сейчас вместе с панцером.

Где-то сбоку задышал Желатин.

— Алиса Вячеславовна, сделал, как вы и велели. Вот носилки.

— Ставь рядом. Перекладывайте его. Только осторожней!

Кто-то взял меня подмышки, Желатин ухватил за лодыжки. Показалось, мясо с ног срезают. Я заорал, Желатин отпрыгнул.

— Как брать-то его? Кожа с мяса сползает. Тьфу! Может здесь оставим? Натянем брезентик, палатку соорудим. Суждено, так и тут выздоровеет. А лучше сразу добить, чтоб не мучился.

— Я тебя самого добью, — голос Алисы выдавал волнение.

— Я серьёзно, Алиса Вячеславовна. Это же труп.

Желатин нервничал не меньше её, и то, что он делал, ему не нравилось. Мне тоже не нравилось, однако Алисе на наши чувства было плевать.

— Отнесём в башню, — твёрдо сказала она, а я подумал: прав Желатин, лучше бы действительно добили. Боль растекалась по телу тем самым огнём, который жёг меня в танке, и выстрел в голову стал бы милосердием. Говорить уже не получалось, из глотки вырывалось только мычание.

— Всё, сам ща подохнет, — перекрестился Желатин. — Не может человек такую боль так долго терпеть.

Послышался топот и тяжёлое дыхание.

— Во, принёс, — сообщил кто-то голосом Звездуна. Мне реально уже было похер: Звездун, не Звездун, да хоть Михаил Боярский, ибо все мысли занимала эта поганая боль.

— Голову приподнимите, — захлопотала Алиса, — и к носу. Пусть вдохнёт.

— Да он ртом дышит.

— И туда насыпьте… Оживитель где?

Это может показаться странным, но боль начала уходить. Чего там в меня насыпали, неважно, главное, я почувствовал такое облегчение, что смог улыбнуться, а перед тем, как отключится, снова увидел глаза Алисы: большие, влажные…

А потом меня несли, поднимали, поворачивали. Слуха достигали непонятные звуки, то ли разговаривал кто-то, то ли пел. Пахло дымом. Но это был не опасный дым, не от горящего панцера, от этого дыма тянула чем-то вкусным. Похлёбкой. Той похлёбкой, которую мы ели незадолго до боя. Я встал, подсел к костру. Мне протянули ложку. Она почему-то была обугленная, и я никак не мог подчерпнуть варево из корыта. Большое, чугунное корыто, на котором было написано белой краской: «нельзя». Что именно нельзя, не уточнялось. Наверное, нельзя черпать из него обугленной ложкой. Но тогда зачем мне такую дали?

Нельзя… Нельзя… Нельзя…

А что можно? Стихи читать? Мы с Данарой любили, развалившись на кровати и уставившись в потолок, читать в унисон:

Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

Как летом роем мошкара

Летит на пламя,

Слетались хлопья со двора

К оконной раме.

Иногда к нам присоединялась Кира. Вот как сейчас. Я обнимал их обоих. Мы вместе, мы счастливы. Данара проводит пальцами по моим губам…

— Свеча горела…

Кажется, я произнёс это вслух. И тут же получил ответ.

— Чё говоришь?

Я приподнял голову.

Это не Данара, нет. Это… Звездун? Снова этот белобрысый дьявол. В прошлый раз в подвале, и вот опять.

— Какая свеча, начальник, о чём толкуешь? Свеча восковая, свеча…