В проёме показался язычник. Он вошёл пригнувшись, опираясь передними лапами об пол, осмотрелся. Я приготовился услышать визг и приоткрыл рот, чтобы снизить давление на перепонки, но язычник лишь клацнул зубами и, выпрямившись, шагнул в клетку. Взгляд безвольный и не враждебный, хочешь — подойди и погладь, не укусит. Фермеры, ничуть не боясь, нацепили ему на запястья и лодыжки кандалы и закрепили на прутьях клетки.
Плита вернулась на прежнее место, перекрывая проход, и язычник как будто проснулся. Забился в истерике, взмахнул лапами. Но цепи держали крепко, не вырвешься. Когда он осознал это, резко плюнул языком в фермера. Костяная бритва пролетела сквозь прутья решётки, нацеленная в лицо. Фермер как будто ждал удара. Сместился в сторону, перехватил язык рукой и дёрнул на себя. Язычник заверещал, а фермеры споро принялись втыкать иглы ему в вены. Цилиндр загудел, заработала центрифуга, выкачивая кровь из твари на живую.
— Так больше нанограндов выкачаешь, — негромко пояснил Матрос.
— Догадался, не маленький, — буркнул я. — А фермеры твои под дозой?
— По-другому нельзя, ситуации разные случаются.
Тело язычника задёргалось; он ослаб, упал на колени. В глазах ещё теплилась жизнь, но её огонёк неумолимо гас. Нанокуб зашипел, сбрасывая давление вместе с чёрной жижей отходов, и один из фермеров махнул рукой:
— Забирайте.
Передняя дверца клетки открылась, туша вывалилась на пол. Принудильщики зацепили её крючьями и затащили на разделочный стол. Застучали тесаки. Ничто не должно пропасть зря: кровь людям, мясо тварям.
— Тридцать карат, — сообщил тот же фермер.
Это почти вровень с дикарём. Метод сушки на живую реально выгоден, и не так опасен.
Следующим стал подражатель. Я ещё ни разу не видел его так близко, вплотную. Тварь более чем неприятная. Рыжик назвал его упырём. Да, так и есть — упырь. Тело тощее, живот выпуклый, как у любителя пива. Голова круглая, узкий лоб, узкие глазки, выступающая вперёд массивная челюсть. Зубы мелкие острые, кожа бледная, с глубокими складками, почти синюшная, да и весь вид как у утопленника. На пальцах кривые когти, которые, по утверждению того же Рыжика, рвут броники как бумагу. Наверняка бригадир преувеличил способности твари, но вряд ли намного.
Фермеры нацепили на него оковы, плита вернулась на место. Подражатель, как и пред тем язычник, словно вышел из оцепенения, начал рваться, но цепи держали крепко. Я решил проверить, правда ли, что он реагирует на человеческий голос, и пропел:
— Дважды два четыре, это всем известно в целом мире…
Подражатель на мгновение застыл, впился в меня окровавленным взглядом и протянул бурлящим голосом:
— … всем известно… дважды… известно…
И рванулся так, что цепи разлетелись на отдельные звенья. Прутья клетки прогнулись, в щель протиснулась лапа. Я попятился, но подражатель тянулся не ко мне. Он ухватился за прут и вырывал его. Взревел, потянулся за вторым. Один прут полетел в сторону разделочного стола, второй свистнул над моей головой. Я едва успел присесть. Подражатель швырял не целясь, просто разбрасывал, а иначе половину из нас точно бы перекалечил.
Фермеры резво отскочили, охрана вскинула автоматы.
— Куб не заденьте! — закричал Матрос.
Его не услышали. Калаши заработали дробно, на пол посыпались гильзы. Подражатель, сопротивляясь напору калибра семь шестьдесят два, выбрался из клетки, сделал шаг и осел. Вокруг расплылась кровь и вместе с ней невысушенные наногранды.
Я прикусил губу, хотелось громко сказать: Твою же мать, Семён Семёныч! — но не сказал. Вместо меня высказался Матрос:
— Извини, Дон… но ты мудак.
Объяснять он ничего не стал, да это и не требовалось, но всё же я попытался оправдаться:
— Откуда я знал, что он так среагирует? Я, можно сказать, первый раз такого упыря вблизи вижу. Предупреждать надо!
— Никто тебя предупреждать не обязан. Твоё дело смотреть и слушать, а ты… Сушку испортил. Клетку теперь по новой варить, — он повернулся к принудильщикам и заорал, как будто во всём произошедшем были виноваты они. — Ну, что стоим? Хватайте этот хлам и тащите на хоздвор. Скажете сварщику: пока не починит никаких ему перекуров.
А мне вручили ведро и тряпку. Пока я размазывал кровь по полу, фермер разъяснил суть совершенной мной ошибки.
— Для подражателя звук человеческого голоса — это как страх для багета. Происходит резкий вброс нанограндов в кровь, никакая клетка уже не удержит.
— А если ничего не говорить, то он прям лапочка, — буркнул я, выжимая тряпку.
— Его лизун под контролем держит. Есть у них такая функция. А ты рот открыл, количество нанограндов увеличилось, и вот результат. Это старатели подражателя с ножа берут, а наша охрана такой технике не обучена, так что давай, мой чище. Семён Игоревич грязь не любит.
[1] Закон суров, но это закон (лат.)
Глава 3
Полы я вылизал до такого блеска, что любой кот позавидует. В камеру вернулся убитым, получил свою пайку из двух листьев и отполз в угол. Думал, после ужина лечь спать, но привели нового арестанта. Его тут же окружили и засыпали вопросами: как там на шоу?
— Месиво! — восторженно отозвался новичок. — Такой мясорубки никогда не было!
Его распирали эмоции.
— Народ в Радии воет. Зайцы объединились в стаи и режут охотников, как баранов. Уже четыре группы свинцом нафаршировали. Там у них команда одна, братья Трезубцы с Петлюровки. Это жесть! Посадили охотника в чан с водой и сварили. Если и дальше так пойдёт, завтрашний день ни один охотник не переживёт.
Слушатели одобрительно загудели, большинство болели за зайцев. Мне тоже было насрать на охотников. Бьют их — и слава богу. Гоголя только жаль. Он хоть и говнюк, но мне нравится. Ну ничего, выйду, хлебну за него пивка.
А пока придётся довольствоваться листьями.
Ночью меня подняла охрана и, толком не разбудив, вывела из камеры. На галерее ждал Матрос. Он сунул мне под нос бумажку, на которой красовалось шестизначное число, что-то в пределах ста тысяч, спросонья я не разобрался во всех циферках.
— Что это?
— Счёт за причинённый ущерб. Стоимость потерянных нанограндов, разбитого куба, клетки и ещё по мелочи.
— Охренеть, а я подумал, мне новый номер присвоили. И чё, хочешь сказать, я должен это оплатить?
— Контора сама спишет неустойку, так что поздравляю, ты в красной зоне. Надолго.
«Надолго» мягко сказано. Сумма солидная и явно превышающая реальные потери в несколько раз. Куб пострадал только внешне, основные узлы не затронуты. Фермер проверял его при мне — работал. Все потери сводились к пролитой крови и разломанной клетке. Сколько можно выкачать нанограндов из домашнего подражателя? На живую пусть полтинник. По среднему курсу это около тринадцати тысяч плюс за клетку пятьсот статов. Ну и откуда взялись сто косарей?
Я выдал эти мысли Матросу, он лишь пожал плечами:
— Если тебя что-то не устраивает, подай жалобу модератору. Её перенаправят в Контору, там решат.
— Долго решать будут?
— Ты такие вопросы задаёшь… Проведут повторное расследование, опросят свидетелей, подсчитают затраты. В Загоне всё решается по закону.
— А закон — это Контора, против себя не попрёт. В общем, как везде и во все времена.
— Ну ты же не дурак, Дон, всё понимаешь. Неустойку, хочешь ты того или нет, платить придётся, тем более что Контора подсуетилась и выдала тебе билет на физиотерапию.
— На что?
Он протянул реквизированный при аресте планшет.
— Читай.
Я открыл сообщения, на экран сразу выскочило:
Предложение по особому сотрудничеству: операция прикрытия.
У меня уже была одна операция прикрытия. В ходе неё я получил по голове, после чего очнулся в вонючей землянке. Как оказалось, меня использовали в качестве подсадной утки, чудо, что голову не пробили. Повторения не хотелось, уж лучше в яме отсидеться.
— Принимаешь? — Матрос смотрел на меня испытующе.