Ну вот и всё, видно пришёл мой конец.
Но тут в моей голове промелькнула мысль. Возможно, даже не мысль, а голос. Будто бы мой, но… чей? Да что гадать, больше ничего не остается, кроме как довериться инстинкту.
И тут я заорал. Или зарычал, сам не знаю. Да так сильно и громко, как никогда в своей жизни. Затем напрягся и с небывалой мощью, с размаху долбанул кулаком в землю, в сторону медведя.
В этот момент мои глаза на мгновение застило золотым светом, и произошёл взрыв. Когда мой кулак уже коснулся земли и зрение прояснилось, мне показалось, что я увидел золотые искры, рассыпающиеся между рукой и местом удара.
Когда пыль и земля, поднятые в воздух улеглись, что случилось довольно быстро, ведь дождь уже разошёлся не на шутку, я увидел перед собой огромный кратер длиной в десяток шагов, разделявших нас с косолапым, и глубиной примерно в три.
Я неподвижно стоял на месте, тяжело дыша и не в силах пошевелить ни одним мускулом. Вокруг всё было в разбросанной земле, траве, корнях и разной мелкой живности, переставшей в данный момент быть таковой.
Медведь, теперь облачённый во всё то, что вырвалось из кратера и замолчавший сразу после удара, продолжал стоять, пошатываясь, и невнятно бурчать. Но теперь в его левом глазу – только сейчас мне удалось увидеть, что косолапый скорее всего был лишён правого ока, а на закрывавшем его веке виднелись шрамы – не было злости и первобытной ярости.
Затем он опустился на все четыре лапы, хоть это в нём было нормальным, развернулся и медленно неуверенно заковылял в сторону леса, продолжая порыкивать.
Наконец, силы стали ко мне понемногу возвращаться, и я рухнул задницей на мокрую землю. Дыхание медленно, но верно восстанавливалось. Рука ничуть не тревожила, хотя мгновение назад кости в ней должны были превратиться в порошок от такого представления.
– Чёрт побери это место и меня самого. Что это было?
Сидя на мокрой земле под жутким ливнем, вслушиваясь в шелестящую листву и наслаждаясь звуками бушевавшего ручья, я вспомнил тренировки в Храме.
Ведь мы всю жизнь изучали не только историю, географию, способы выживать в любой ситуации и остальные “прикладные науки”. Мы больше времени проводили за разными единоборствами и молитвами, за так называемыми физическими упражнениями. Любой из монахов, конечно, мог с лёгкостью раскрошить голыми руками здоровый валун, что уж говорить о нашем старшем. Но от того, что сделал я, был бы в шоке даже последний.
Пока мысли и вопросы упорно продолжали осаждать мою голову, я и не заметил как косолапый уже добрался до первых деревьев-гигантов. Помотав головой, я стал за ним наблюдать. Ещё немного, и он бы скрылся в лесной чаще, но ступал он всё медленнее и неуверенней. Пока, наконец, не повалился на мокрую траву. Хоть гремело так, что уши закрывай, молнии нигде не было видно.
– Ну хоть что-то хорошее…
В очередной раз поднявшись на ноги, я огляделся, прикидывая, в какую сторону мне лучше пойти. Но выбрав направление и уже собравшись по нему проследовать, я обернулся в сторону медведя и мне стало одновременно интересно и жалко зверюгу. Она так и продолжала лежать, не шелохнувшись. Я слышал, что порой некоторые животные, брошенные или раненые, неспособные к самостоятельному выживанию, были благодарны и привязывались к их спасителям, становясь настоящими друзьями.
Наверное, все мои товарищи и знакомые, включая Ладана, сейчас бы наорали на меня за беспросветную глупость и наивность, связали по рукам и ногам, и потащили бы за собой по мокрой земле куда-нибудь подальше. И, наверное, были бы правы.
– Ведь так поступают все здравомыслящие люди?
Но ведь я был не из таких по мнению некоторых, пытаясь постоянно выбраться за пределы Храма, прихватив с собой двух лучших друзей, которым удалось вместе со мной ускакать в пустыню от погони.
Ганат, Харос, что с вами стало?
Решив снова довериться своему чутью, я напился воды из ручья, и зашагал к медведю.
Как только ноги донесли меня до раненого, моему взору открылась пренеприятнейшая картина. Зверь неподвижно лежал на траве, тяжело и рвано дыша. Я осмотрел его вдоль и поперёк.
Оказавшиеся действительно деревянными рога были обломаны. Из одних его ран сочилась самая обычная красная кровь, из других же, включая ту, в которую кошка последний раз вонзила свои когти, медленно выливалась гораздо более бледная. А рисунки на лапах и на животе слегка светились золотом. И тут я вспомнил: пелена перед глазами, искры от удара, а теперь медведь – всё это было точь-в-точь, как дома. Порой в Храме краем глаза я замечал, как от фонтана, да и иногда на небе, несмотря на погоду и время суток, исходило такое же сияние.
– Совпадение?
Не знаю. Так же, как и не знаю, как помочь бедному животному.
Медицина мне была немного известна. Как человеческая, так и животная. Но известных растений и средств, которыми нас учили пользоваться, здесь попросту не было. Земля обетованная, мать её за ногу… Хотя если подумать, в этом лесу водятся самые обычные для моего родного Риасса зверушки. Так может и трав каких найду.
– Отдыхай, здоровяк, – тихо сказал я, сам не зная почему, погладив его по грязному лбу. – Скоро вернусь.
И с несвойственным мне волнением, я отправился на поиски лекарств.
***
Осматривая каждую травинку, каждый кустик, ощупывая, даже пробуя некоторые на вкус, я не нашёл ничего в радиусе пары тысяч шагов, что могло бы мне хоть как-нибудь помочь. У меня начали опускаться руки.
Я бродил уже не счесть сколько времени. Ветер, хоть я и был в лесу, гулял меж исполинских стволов. Дождь не прекращался, но и не усиливался. Хотя сквозь тучи и не было видно солнца, по их оттенку и сгущающемуся мраку можно было сказать, что уже вечерело.
Ничего не оставалось кроме как оторвать несколько тонких, но очень крепких лиан, свисающих с некоторых деревьев.
– Может хоть раны ему перевяжу…
Бросив пустые брождения, я поспешил набрать природных верёвочек и вернуться к больному.
По возвращении, за время моего отсутствия, почти ничего не произошло. Медведь всё также лежал без сознания, тяжело дыша. Разве что пара мелких ран рядом с тем местом, где моя ладонь погладила его лоб, уже почти затянулись. Любопытно. Ну у него и живучесть. Прямо, как у меня, когда я пришёл в сознание на той стороне ручья…
Зверь был огромным, поэтому я удлинил несколько лиан, связав их между собой, и перевязал ему две лапы чуть выше самых глубоких ран, чтобы остановить кровотечение. С остальными я сделать ничего не мог, да и нечем уже было.
Меня начинало колотить от холода и сырости. Столько времени провести сначала в холодной воде, затем на мокрой земле, а потом ещё и гулять под ветром и ливнем – даже такому крепкому парню, как я не избежать последствий.
– Прости, дружище, но я сделал всё, что мог, – с грустью сказал я здоровяку, уже не попадая зубом на зуб. – Не знаю, выкарабкаешься ты или нет. Но себе я позволить сдохнуть здесь не позволю.
Я выбрал на его теле самое чистое и сухое место и улёгся калачиком на землю рядом с ним, прижимаясь как можно крепче.
От него мне становилось всё теплее и теплее, пока меня через несколько мгновений не сморил сон.
Погружённые во мрак
Песчаная буря налетела внезапно. Разглядеть можно было разве что уши своей кобылы. С одной стороны так было легче оторваться от погони, но с другой – троица потеряла друг друга из виду, поэтому пришлось кричать, как можно громче:
– Харос!
– Я здесь! – голос едва было слышно.
– Рёки с тобой!?
– Нет! Я думал, ты за ним смотришь!
– Твою мать… – негромко вырвалось у Ганата, который не очень любил сквернословить. – Давай ближе ко мне!
Постоянно перекрикиваясь, двое монахов сблизились так, чтобы можно было различить силуэты друг друга.
– Надо искать его, – всё ещё повышая голос, но уже тише заявил Харос.