остается и для нас необходимым элементом и полем исследования.
Весьма важными с методологической точки зрения для понимания проблем пространственной ориентации оказываются методики, приемы и результаты исследований, характерные для многих наук «антропологического» цикла. В первую очередь, это работы общефилософского содержания, рассматривающие историю и теорию восприятия пространства в человеческой истории (см., например, работы: Reichenbach, Grünbaum, Ströker, Nerlich, Gosztonyi, Heelan, Ахундов). Весьма важными для нашей темы представляются исследования в области «географии окружающей среды» (environmental geography), «человеческой географии» (human geography), теории ментальных карт, когнитивной и перцепционной теории в изучении пространственной среды человека и т. д. (см. работы: The Concept of Space and Time; Downs/Stea; Eliade, Images; Gold/White; Hallowell; Piaget/Inhelder; Trowbridge; Tuan, Images; Idem, Topophilia и др.; на русском языке добротное представление об этих проблемах дает работа Дж. Голда; см. также сборник статей: Категоризация мира).
Одно из важнейших достижений этих наук состоит в том, что в центре их изучения стоит не земля и природа сами по себе, а человек, его жизнь на земле, его восприятие окружающей его среды, его идейно-психологический мир (см., например: Tuan, Humanistic Geography, 266). Пространство рассматривается не в его физическом объективном понимании, а в субъективном антропоцентрическом восприятии; вводится также понятие мифологического пространства. Надо заметить, что различение физического и «воспринимаемого» (или «феноменологического») пространства стало следствием развития многих научных дисциплин и, в частности, неэвклидовой геометрии (Gosztonyi, Der Raum, 2, 723–727). Выработанные этими направлениями методы оказываются весьма плодотворными при изучении того же круга проблем, но уже на материале древних культур.
Важным подспорьем для нашей темы являются работы по психологии ребенка, проходящего в своем онтогенезе во многом те же стадии осознания и восприятия пространственных отношений, что и древние народы в филогенезе (работы Ж. Пиаже, А. В. Ярмоленко и др.)
Историко-этнологические исследования, ведущиеся в Европе уже два столетия, породили большое количество школ и направлений (см. подробный анализ их: Мелетинский, Поэтика, 12–162), в которых этнологи, плодотворно соединяя материал полевых исследований мифологии и мировоззрения «примитивных» народов с данными древних культур, а также используя новейшие философские, социологические и психологические теории, добились выдающихся результатов в понимании природы «мифопоэтического» или «архаического» мышления («мифологическая» школа – Я. Гримм, В. Шварц, М. Мюллер; «антропологическая» школа – Э. Тэйлор, В. Вундт, Э. Лонг; «ритуалистская» школа – Д. Д. Фрейзер, С. X. Хук, Э. О. Джеймс; «функциональная» школа – Б. Малиновский, К. Т. Прейс, М. Элиаде; «социологическая» школа – Э. Дюркгейм, М. Мосс, Л. Леви-Брюль; американская школа «культурной антропологии» – Ф. Боас, Р. Лоуи, А. Крэбер; «символическая» школа – Э. Кассирер, У. М. Урбан, С. Лангер; «психоаналитическая» школа – 3. Фрейд, К. Г. Юнг, Ш. Бодуэн; «ритуально-мифологическая» школа – М. Бодкин, Ф. Уилрайт, Н. Фрай; «структуралистская» школа – К. Леви-Стросс, М. Фуко, Р. Барт). Большой вклад в разработку этих сюжетов внесли работы русских ученых Ф. И. Буслаева, А. Н. Афанасьева, А. А. Потебни, А. Н. Веселовского, А. Ф. Лосева, Г. Г. Шпета, И. Г. Франк-Каменецкого, О. М. Фрейденберг, Л. Я. Штернберга, В. Г. Богораза, В. Я. Проппа, М. М. Бахтина, А. М. Золотарева, С. А. Токарева, Вяч. Вс. Иванова, В. Н. Топорова, Ю. М. Лотмана, Б. А. Успенского, Е. М. Мелетинского, С. Ю. Неклюдова и др.). Огромный фактический сравнительно-исторический материал, сосредоточенный в работах указанных исследователей, а также философский категориальный аппарат, выработанный этими школами, помогает уяснить сущность описываемых в нашей работе явлений.
Таким образом, новые антропологические и культурологические подходы, развитые мировой наукой в XX столетии, позволяют подойти к исследованию проблем ориентации таким образом, что чисто технические, казалось бы, вопросы – к какой стране света был обращен вавилонский жрец, или египетский храм, или могила афинянина, или алтарь христианского храма, или как была ориентирована древнеримская карта мира, или почему восток у древних тюрков находился «спереди», – становятся средоточием глубинных проблем самосознания общества, в котором отражаются представления человека о себе, о космосе, о богах, об окружающей среде, об обществе и культуре. Хорошо о названиях стран света в различных языках сказал В. А. Никонов: «Без терминов пространственной ориентировки человечество было бы слепо. В этом прямом назначении они незаменимы. Но они драгоценны для многих отраслей науки. Их показания позволяют раскрыть: формирование представлений о планете, древние верования, развитие мышления от хаоса разрозненных наблюдений к целостной глобальной системе, историю народов (их расселение, связи, миграции), историю языков (различия межъязыковых общностей – генетических, контактных, типологических), семантическое словообразование… Эти названия – красноречивые свидетели истории мировой культуры» (Никонов, 166–167).
Структура работы
Книга состоит из двух частей. В первой части я пытаюсь представить довольно сухую сводку всего, что мне известно об ориентации в различных обществах древней Евразии. Каждая глава этой части посвящена какой-то одной культуре или религии от Китая до Рима и от кельтов до монголов. Я старался для удобства читателя и последующего сравнительного анализа максимально унифицировать структуру этих глав. Так, в зависимости от наличия соответствующего источникового материала, рассказывается о значении стран света в данной культуре, об ориентационных представлениях людей, о лингвистических, археологических и этнографических свидетельствах этих представлений. Затем последовательно рассматривается отражение ориентационных принципов и привычек в различных сторонах жизни общества – в ориентации храмов и культовых площадок, культовых действий, городов, дворцов, жилищ, погребенных и погребений, картографии. Где есть возможность, приведены материалы о соотнесенности стран света в рамках символической классификации с понятиями «правое-левое», «переднее-заднее», с цветовой, зооморфной и прочей символикой. В конце каждой главы кратко резюмируются основные наблюдения.
Вторая часть представляет попытку обобщения этого материала уже не по культурам и народам, а по проблемам, которые рассматривались в I части. Это дает возможность включить изученный материал в широкий культурологический контекст, увидеть общее и особенное в ориентационной практике столь разнообразных народов, выявить закономерности в освоении человеком физического, бытового и сакрального пространства. Именно здесь стало возможным применить на практике те методологические основания, о которых шла речь выше (историко-антропологические, социально-психологические, перцепционные, когнитивные и другие разработки).
В первой части я двигаюсь сначала с востока (от Китая) на запад (до Рима) по югу Евразии (через Индию, Иран, Междуречье, Палестину, Египет и Грецию), затем с северо-запада (от кельтов) на восток (до тюрок и монголов) по северу континента (через германцев, славян, и финно-угров).
Я далек от геометрического мистицизма в истории, но все же не могу не отметить геометрической красоты и исторической логики в нашем движении от востока через юг на запад и затем через север снова на восток. Повторяя тем самым движение солнца на земном небосклоне (как сказали бы в Древней Руси – движение «посолонь»), мы, оказывается, движемся и хронологически довольно правильно (снова «ex oriente lux!»).
