Отношение к северу и югу у китайцев имеет амбивалентный характер. С одной стороны, мы постоянно видим обращенность к югу как к предпочтительной стороне (например, у императоров), с другой же, – многие обрядовые действия, сама планировка храмов, погребальных комплексов, дворцов и городов предполагают взгляд на них, обращенный к северу (см. ниже). Очевидно, здесь можно говорить о дополняющих друг друга двух составляющих единой меридиональной ориентации, при которой одна (назовем ее условно «небесной») предполагает обращение к северу, другая («земная») – к югу (ср.: Granet, Danses, I, 11, 114).

Характерно, что круглый Алтарь Неба с древнейших времен сооружался в южном предместье столицы, а квадратный Алтарь Земли – за северными ее воротами. Такое расположение, возможно, связано с геометрической конструкцией восьми триграмм, расположенных по кругу: в том варианте, который приписывают Фуси, к югу была обращена триграмма Тянь (небо), к северу – триграмма Кунь – земля (Сычев/Сычев, 20–21). Примечательно, что при жертвоприношении Небу на Алтаре Неба император должен был стоять перед алтарем лицом к северу (Там же, 45).

Солярная ориентация, связанная с движением по небу солнца, и – как следствие – сакрализация востока как стороны восхода солнца также отразились в древнекитайских представлениях. Надписи на иньских гадательных костях, а также древнейшие письменные источники постоянно говорят о необходимости «принесения жертв восходящему солнцу» (подробнее см.: Яншина, Формирование, 106–121).

Многие обряды и церемонии общественного и частно-семейного порядка выдают особенно почетное положение на востоке. Так, при торжественных выходах императора в тронный зал и прочих церемониях при дворе все высшие чиновники и придворные должны были занимать восточную и западную стороны зала; восточная сторона при этом рассматривалась как самая почетная (Бичурин, Китай, 122; ср. 155, 192, 193, 200–201, 203–205, 207, 255 и др.).

О почетности восточной стороны по сравнению с западной свидетельствуют многочисленные обряды, связанные со сватовством и женитьбой: родительские наставления жениху и невесте, их взаимные приветствия, представление невесты свекрам и т. д. – все они предполагают позицию старшего и уважаемого члена семьи у восточной стены комнаты или зала, а его контрагента – у западной (см.: Георгиевский, Принципы, 129–131, 159).

О сакральности востока говорит также тот факт, что при церемониале вступления на престол императора Чжан-ди в 1644 г. трон, на который должен был воссесть новый император, находился к востоку от Алтаря Неба (Бичурин, Китай, 161–163); к востоку от дома обычно располагался и семейный храм предков (см. ниже).

То обстоятельство, что при перечислении стран света чаще всего исходным пунктом бывает восток (затем следуют юг, запад и север) также указывает на особое, сакральное значение восхода солнца и связанной с ним страны света. Укажем также на то, что кроме Алтарей Неба и Земли, которые находились соответственно в южном и северном предместьях столицы, Алтари Солнца и Луны располагались соответственно в восточном и западном предместьях (Сычев/Сычев, 46).

Движение по кругу слева направо, т. е. по ходу солнца, оставалось, как и во многих других древних культурах Евразии (ср. «прадакшину» в Индии, «dextratio» в Риме, движение «посолонь» у славян), священным направлением различных обрядов. Главным таким обрядом был символический объезд императором Китая своих владений. Так, Сыма Цянь рассказывает про легендарного императора Шуня, что раз в пять лет тот объезжал четыре священные горы, расположенные на границах его царства. Во второй месяц года он посещал гору, расположенную на востоке царства (Дайцзун); там он возжигал жертвенный костер, приносил жертвы местным рекам и горам (фэн и шань), приводил все дела в порядок, принимал вождей восточных земель. В пятый месяц он отправлялся на юг, к горе Хэншань, в восьмой – на запад, к горе Хуашань, и в одиннадцатый – на север, к горе Хэншань; во всех этих пунктах он совершал те же действия, что и на восточной горе (Сыма Цянь, IV, 153–154).

Двигаясь таким образом «вслед за солнцем» и по календарным сезонам, китайский правитель как бы интегрировал время и пространство под своей властью, освящал территорию своего царства и календарный (т. е. упорядоченный) ход времени (Wheatley, 434). Космо-магический характер объезда подчеркивался сменой костюма и вида транспорта, соответствующих той стране света, куда направлялся император. Подобные объезды совершали и другие китайские императоры, хотя иногда эти объезды сводились к путешествию только в одном направлении – к востоку (Сыма Цянь, IV, 162–162, 169, 175), что подчеркивает исконно солярный характер этого обряда.

Как я отмечал во Введении, к вопросу об ориентации по странам света тесно примыкает идентификация с теми или иными странами света «правой» и «левой» сторон.

По вопросу о значении правой и левой сторон в Древнем Китае нас просвещает главная книга даосизма – «Дао дэ дзин» («Канон пути и благодати»), авторство которой приписывается Лао-цзы (VI в. до н. э.), но которая датируется по языковым особенностям IV–III вв. до н. э.: «Человек совершенный обычно рассматривает левую сторону как наиболее почетную, но во время войны – правую. Острое оружие – это инструмент злого знака, а не совершенного человека; он использует его только при крайней необходимости… По случаю праздников почетное место – по левую руку; в случае траура – по правую. Второй военачальник в армии располагается по левую руку; главнокомандующий – по правую; это его место соответствует месту при траурных [церемониях]…» (I, 31, 1; цит. по: SBE, XXXIX, 73; ср. совсем иной перевод этого места, выполненный Ян Хиншуном для издания: Древнекитайская философия, I. 124). По мнению Фротингема, правая сторона здесь должна означать западную страну света, коль скоро она ассоциируется с царством мертвых (Frothingham, 65–66).

Многие другие тексты подтверждают предпочтение левой стороны; так, левая рука всегда упоминается раньше правой и ей приписывается почетное положение; левая часть животного считалась наиболее подходящей для жертвоприношения; в собраниях женщина сидит справа от мужчины, чье положение в обществе и семье рассматривалось как предпочтительное перед женщиной, и т. д. (тексты см.: Ibid., 68).

Китаисты считают, по-видимому, восточную особо почетную позицию при дворе как относящуюся к левой стороне. Так, Н. Я. Бичурин писал: «В Китае восточная, т. е. левая сторона при обращении лицом к югу считается старшею, и гражданские чиновники, по их образованию, имеют преимущество пред военными», поскольку их место – с восточной стороны (Бичурин, Китай, 122; ср. 239: «Китайцы почитают левую сторону старшею в отношении к востоку, который составляет главную страну света и начало четырех годовых времен – весну»).

Бичурин объясняет это обстоятельство следующим образом: «Первенствующее лицо, например, истуканы в храмах, государь в тронной и проч. всегда занимают средину, имея лицо, обращенное на полдень. Сим образом левая сторона всегда означает восточную, а восток – левую сторону; правая сторона наоборот» (Там же).

Замечу, что во всех храмах всех религий положение справа и слева от «истукана» определяется не его (истукана) взором, а позицией стоящих перед ним адорантов; в соответствии с этим и в Китае храмовая ориентация должна была бы задавать позицию «слева и справа» с точки зрения молящихся, т. е. справа – с востока, слева – с запада (см. ниже об ориентации храмов). Правда, в Китае мы имеем дело не только с «истуканом», но и с живым, хотя и обоготворенным императором – Сыном Неба. Его позиция в тронной лицом на юг могла, конечно, утвердить наименование восточной стороны как левой.

В поддержку теории о благоприятности и предпочтительности левой стороны можно привести еще и тот факт, что левая сторона, по древнекитайским представлениям, отразившимся в философии, поэзии и изобразительном искусстве, отождествляется с мужским и светлым началом ян, с востоком и солнцем, а также нечетными числами, в то время как правая сторона связана с женским темным началом инь, с западом и луной, а также четными числами (ср.: Рифтин, От мифа, 39; Он же в: Юань Кэ, 423; Л. П. Сычев в: Там же, 376).